Сильвия и Бруно. Окончание истории

 — Но ведь мы-то, мы-то никогда не поступаем так! — возмутился я.

 — Это просто потому, что вы не столь логичны в своих поступках! — ответил Майн Герр. — Иногда есть преимущество в том, чтобы быть ослами... Ох, простите! Я не имел в виду ничего личного! Всё это, как вы понимаете, случилось очень давно!

 — А хоть в какой-нибудь области Принцип Дихотомии оказался успешным? — спросил я.

 — В никакой, — не утаил Майн Герр. — В области Торговли его испытания длились очень недолго. Лавочники его не приняли, после того как испробовали следующий метод: одна половина приказчиков заворачивает товар и уносит его с глаз долой, пока вторая пытается разложить его по прилавку. Они сказали, это отваживает покупателей!

 — Неудивительно, — заметил я.

 — Вот так. Мы применяли «Британский Принцип» в течение нескольких лет. И под конец... — Внезапно его голос понизился почти до шёпота, и по его щекам покатились крупные слёзы. — Под конец мы оказались вовлеченными в войну, и состоялось большое сражение, в котором мы сильно превосходили врага числом. Но чего можно было ждать, если только половина наших солдат сражалась, а другая половина тащила их назад? Всё закончилось страшным поражением — нас разбили наголову. Это вызвало Революцию, которая вышибла из Правительства большинство министров. Я сам был обвинён в измене на том основании, что стойко подавал голос в защиту «Британского Принципа». Моё имущество было конфисковано, а меня... меня... отправили в изгнание! «Теперь, когда злое дело совершено, — сказали мне, — не соблаговолите ли покинуть страну?» У меня едва сердце не разорвалось, но я вынужден был уехать!

 Жалобный голос перешёл в стенание, стенание в речитатив, а речитатив в пенье, хотя на этот раз я не смог определить, кто поёт: Майн Герр или ещё кто-то.

«„Прощайтесь с дочерью, маман, И собирайте чемодан. Мы с вашей дочерью вдвоём Без вас отлично проживём. Чтоб ни ногой на наш порог! Отныне станем жить по чину. Не суньте палец в наш пирог!“ — Кричал Прикол (имел причину)».

 Музыка стала замирать. Майн Герр вновь говорил своим обычным голосом.

 — Растолкуйте-ка мне ещё вот что. Прав ли я, когда думаю, что в ваших Университетах человек занимает должность иногда по тридцать или сорок лет, но экзаменуете вы его лишь единственный раз, в конце третьего или четвертого курса?

 — Да, это правда, — подтвердил я.

 — Но тогда получается, что вы экзаменуете человека в начале его карьеры! — сказал старик, обращаясь больше к себе, чем ко мне. — А какая у вас гарантия, что он сохраняет, так сказать, под рукой те знания, за которые он уже получил денежное вознаграждение, успешно сдав экзамены?

 — Никакой, — опять подтвердил я, немного озадаченный этим новым направлением его расспросов. — А вы как поступаете в таких случаях?

 — Мы экзаменуем его по прошествии тридцати или сорока лет, но только не в начале его карьеры, — спокойно ответил он. — Если брать в среднем, то выходит, что выявленные таким путём знания составляют одну пятую от первоначальных — процесс забывания идёт довольно ровным и однообразным темпом, и тот, кто забыл меньше, принимает большие почести, и вознаграждается крупнее.

 — То есть, вы платите ему деньги, когда он больше в них не нуждается? А меж тем всю свою жизнь ему по вашей милости жить не на что?

 — Это не так. Он оставляет своим поставщикам расписки, они хранят их по сорок, иногда по пятьдесят лет на собственный риск, затем он получает свою Стипендию, что в один год приносит ему столько, сколько ваши Стипендии приносят в пятьдесят лет — и тогда он легко расплачивается по счетам с процентами.

 — Но предположим, что ему не удалось получить Стипендию. Такое ведь тоже случается.

 — Такое тоже случается, — согласился он в свою очередь.

 — Что же тогда делать поставщикам?

 — А они загодя прикидывают. Если у них возникает опасение, что человек впал в невежество или тугодумие, то в один прекрасный день они отказываются его снабжать. Вы и не представляете, с каким рвением такой человек начинает освежать свои утраченные знания или забытые языки, когда мясник урезает ему порцию говядины и баранины!

 — А экзаменаторы-то кто?

 — Молодые юноши, только-только окончившие курс и переполненные знаниями. Вам бы это показалось курьёзным, — продолжал Майн Герр, — если бы вы увидели, как мальчишки экзаменуют старцев. Я знавал человека, который экзаменовал собственного деда. Обоим от этого было, должен сказать, немного стеснительно. Старый джентльмен был лыс как пробка!

 «По-моему, так не о лысых говорят», — с сомнением подумал я. Но точно не был уверен.

ГЛАВА XIV. Пикник Бруно

 — Ну, то есть совсем лысый, — пояснил старичок, словно почувствовал моё сомнение. — А теперь, Бруно, я расскажу тебе одну сказочку.

 — А я расскажу вам одну сказочку, — сказал Бруно и торопливо начал, опасаясь что Сильвия вмешается. — Жила-была однажды Мышка... маленькая-маленькая, вот такая малюсенькая! Вы ещё не встречали такой малюсенькой Мышки!

 — Так что с ней случилось, Бруно? — спросил я. — Тебе что, больше не о чем рассказывать, кроме как о том, какая она малюсенькая?

 — С ней ничего не случилось, — хмуро ответил Бруно.

 — А почему с ней ничего не случилось? — спросила Сильвия, которая сидела рядом с братом, положив головку ему на плечо и терпеливо дожидаясь своей очереди рассказывать.

 — Потому что она была очень маленькой, — объяснил Бруно.

 — Это — не причина! — сказал я. — Пусть она даже очень маленькая, с ней всегда может что-нибудь случиться.

 Бруно с жалостью взглянул на меня. Он словно бы посочувствовал моей простоте.

 — Она была слишком маленькой, — повторил он. — Если бы с ней что-то случилось, она бы сразу умерла, вот какой она была маленькой!

 — Ну, хватит про то, какая она была маленькая, — приказала Сильвия. — Ты что, больше ничего не придумал?

 — Ещё не успел.

 — Ну, так не надо было начинать. Сначала придумай! Теперь помолчи, мой хороший, и послушай мою сказку.

 И Бруно, который так спешил перехватить инициативу рассказывания сказок, что совершенно растерял весь свой дар сочинительства, не смог ничего на это возразить и приготовился слушать. Только попросил:

 — А ты расскажи о другом Бруно, ну пожалуйста!

 Сильвия обхватила его рукой за шею и начала:

 — Ветер шептался с листвой деревьев...

 — Это невежливо с его стороны, — перебил Бруно.

 — При чём тут вежливость! — возмутилась Сильвия и продолжала: — Был вечер, прекрасный лунный вечер; в лесу ухали Совы.