Сильвия и Бруно. Окончание истории

Такой между ними произошёл разговор, пока вытаскивали Второго Профессора.

— У вас всё лицо вымазано чёрным! — озабочено сказала ему Императрица. — Не послать ли за мылом?

— Нет-нет, благодарю вас, — ответил Второй Профессор, старательно отворачиваясь. — Чёрный цвет весьма респектабелен. К тому же от мыла не будет проку без воды.

Всё так же отворачивая лицо от аудитории, он вновь затянул свою песню, опять предварив её Вступительными куплетами.

«Птички-невелички Разъезжают в бричке. Разъезжают и поют, Плату малую берут. Поясняю: грошик в день — Это, право, дребедень. Птички-невелички Пишут по страничке. По страничке по одной Пишут в книжке записной. Поясняю: всё равно Чем писать — у них полно. Птички-невелички Завели привычки. Как найдут кота в мешке — Искупают в молоке. Поясняю: не в воде, А иначе быть беде. Мимо той водоколонки Возвращается Верблюд. „Что наш бедный? Что наш звонкий? Всё ли мается он тут? Похуданье ли затеял, Смело к соснам потруся? Воспарит теперь как фея, Вот и песня вся!“ Только смотрит и дивится: Поросёнок не встаёт, Не взмахнёт своим копытцем, Даже глазом не моргнёт. Никогда уж не заплачет, Не подпрыгнет, как хотел. А ведь было бы иначе, Если б выдержку имел. И сидит темнее ночи Лягушонок за кустом, Ничего сказать не хочет, Только думает о том, Что котлетку и креветку Не подарит Порося, Перегнули в спешке ветку — Вот и песня вся!»

— Слишком печальная история, — сказал Бруно. — Началась она печально и закончилась печально. Я, наверно, сейчас заплачу. Дай мне, Сильвия, носовой платок.

— У меня с собой нет, — прошептала Сильвия.

— Тогда я не стану плакать, — мужественно сказал Бруно.

— Осталось ещё несколько Вступительных куплетов, — сказал Второй Профессор, — но я проголодался. — Он сел на своё место, отрезал огромный кусок пирога, положил его на тарелку Бруно, а затем в недоумении воззрился на свою собственную — совершенно пустую.

— Откуда у тебя этот пирог? — шёпотом спросила Сильвия у брата.

— Он мне дал, — ответил Бруно.

— А зачем ты просил? Я же тебе сказала, что это нехорошо!

— Я не просил, — сказал Бруно, словно нехотя откусывая от пирога. — Он дал мне, и всё.

Сильвия с минуту размышляла, затем её осенило:

— А ты тогда попроси у него кусочек для меня.

— Ну, что, малыш, удовлетворён? — с улыбкой спросил Профессор.

— Чего он сказал? — шёпотом спросил Бруно у Сильвии.

— Он сказал, что ты сильно чавкаешь, — строго сказал она.

Тогда Бруно, до ушей улыбнувшись Профессору, ответил:

— Да, сударь, пирог мною удовле… давлён!

— Ну а собою ты тоже удовлетворен? — поинтересовался и Другой Профессор в свою очередь.

— Нет, что вы! — воскликнул Бруно.

Второй Профессор выпучил глаза.

— Что ж... — промямлил он. — Тогда выпей чуть-чуть вина. — Он налил в бокал и поставил его перед Бруно. — Выпей, мой мальчик, и ты станешь совсем другим человеком.

— А кем я стану? — спросил Бруно, с опаской глядя на бокал.

— Не задавай так много вопросов! — вмешалась Сильвия, всегда готовая придти на помощь тем бедолагам, которых Бруно вознамеривался запутать. — Лучше попросим Профессора рассказать нам какую-нибудь сказку.

Бруно с радостью ухватился за это предложение.

— Расскажите нам! — нетерпеливо обратился он к Профессору. — Про тигров что-нибудь или про шмелей, или про Робина-красношейку, ну вы сами знаете!

— А почему тебе нравятся только сказки про живых существ? — спросил Профессор. — Почему не про какие-нибудь свойства или обстоятельства?

— Да, да, расскажите, пожалуйста, какую-нибудь сказку про это! — подхватил Бруно.

Профессор довольно уверенно начал.

— Как-то раз одно совпадение совершало прогулку с небольшим несчастным случаем, и они нашли объяснение. Это было очень старое объяснение, такое старое, что всё скрючилось и стало похоже на головоломку...

Тут он внезапно смолк.

— Дальше, дальше! — хором воскликнули дети.

Профессору пришлось искренне признаться:

— Я только что понял, что сочинять такие сказки очень непросто. Может быть, сначала Бруно что-нибудь нам расскажет?

Бруно просиял от удовольствия.

— Жили-были однажды Поросёнок, Аккордеон и две банки Апельсинового варенья...

— Вот так действующие лица, — пробормотал Профессор. — Да, и что же дальше?

— И когда Поросёнок играл на Аккордеоне, — продолжал Бруно, — то одной Банке варенья его песенка не нравилась, а другой Банке нравилась. Ой, Сильвия, я вот-вот перепутаю эти Банки! — в отчаянье прошептал он.

— А теперь я исполню оставшиеся Вступительные Куплеты, — объявил Второй Профессор.

«Птички-невелички По другой привычке Ловят ёршиком ершей, Ловят удочкой ужей. Поясняю: ни лосось Не клюёт у них, ни лось. Птички-невелички Носят в сумке спички. Разжигают не костёр, Разжигают жаркий спор. Поясняю: спор такой Не затушите водой. „Птички-невелички“ Я возьму в кавычки, Если кто-то, может быть, Уж собрался их ловить. Поясняю: в этот раз Я закончил свой рассказ».

— Ну а теперь, — радостно обратился Профессор к Лорду-Канцлеру, когда затихли аплодисменты, коими было встречено окончание «Поросячьего Визга», — нам предстоит выпить за здоровье Императора, не так ли?

— Именно так! — напыщенно отозвался Лорд-Канцлер, поднимаясь из-за стола, чтобы взять на себя руководство этим мероприятием. — Наполните бокалы! — загремел он. Все немедленно повиновались. — Выпьем же за здоровье Императора! — Последовало повсеместное бульканье. — Трижды ура Императору! — Этому оповещению сопутствовал лишь едва уловимый звук, но Канцлер с замечательным присутствием духа немедленно провозгласил: — Слово Императору!

Император начал говорить ещё до того, как Канцлер сел.

— Как я ни отказывался становиться Императором... а вы все так меня упрашивали... вы же знаете, как дурно вёл дела наш последний Правитель... но то воодушевление, с которым вы... а он подвергал вас гонениям... он обложил вас непосильными податями... вы отлично знали, кто достоин был стать Императором... мой брат не обладал нужным...

Невозможно сказать, сколько длилась бы эта сбивчивая речь, но в эту минуту какой-то ураган потряс дворец от самого основания, распахнул окна, погасил светильники и наполнил воздух клубами дыма, которые приняли странные очертания и обрели облик писанных слов.

Но ураган стих так же внезапно, как и начался — оконные рамы вновь захлопнулись, дым развеялся, и всё осталось таким же, как минуту назад, за исключением Императора и Императрицы, с которыми произошла чудная перемена. Отсутствующий взгляд и бессмысленная улыбка исчезли, и все поняли, что эти двое странных человеческих существ вновь обрели разум.

Император продолжал речь, словно она и не прерывалась.

— А мы повели себя — оба, и моя жена, и я — как два отъявленных негодяя. Лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат уехал, вы потеряли достойнейшего Правителя из всех, кто у вас когда-либо был. А уж я, гнусный лицемер! — сделал всё возможное, чтобы пустить вам пыль в глаза и сделаться Императором. Я! У которого едва ли достанет мозгов исполнять работу чистильщика сапог!