Силы небесные, силы земные

— Поди, купи мне подарок. — Она подняла на него ясный и лукавый взор. — А потом беседу продолжим. Магазин недалече, два дома направо пройдешь и увидишь.

— Ладненько, — улыбнулся Феликс: старушка ему понравилась. — Я мигом. Меня Фе… Федей зовут, кстати, — спохватился он в последний момент. Соврал из предосторожности: в квартиру бывшей актрисы вхож Мышьяк, а ну как трепанет ему соседка о «подарке»? А Лия уже могла ему рассказать про Феликса…

— А меня Евгенией Евгеньевной. Альцгеймера еще нет? Ну, молодец, не забудешь, значит. А то нынче молодые все какие-то беспамятные… Ступай, чего стоишь?

На покупки Феликс потратил значительно больше времени, чем рассчитывал: в ближнем магазине не все оказалось из списка. Некоторое время он размышлял: вернуться с тем, что удалось купить, или отправиться на поиски недостающих пунктов? В конечном итоге Феликс решил выполнить задание до конца: Евгения Евгеньевна явно что-то знала. Лучше с ней не ссориться.

Он спросил у кассирши о ближайшем супермаркете и потратил еще полчаса на завершение списка.

Возвращаясь — на этот раз Феликс вошел в подъезд как белый человек, позвонив по домофону Евгении Евгеньевне, — он не удержался, снова приложил ухо к двери актрисы.

— Напрасно стараешься. — Дверь напротив распахнулась, и ехидная старушка появилась в проеме. — Нету там никого. Все купил?

— Полностью.

— Жить стало хорошо, а? В магазинах теперь все есть… Только денег теперь нет, такая вот распердиха…

Феликс с трудом сдержал улыбку: не ожидал от интеллигентной старушки столь смачного выражения.

— Ну, вынимай, что принес, Федор.

Евгения Евгеньевна придирчиво изучила покупки, которые он разложил на столе, и только после этого предложила гостю сесть.

— Это подарок?

— Конечно.

— Вот и ладненько, спасибо. Так чего ты ломишься в пустую квартиру? У вас там в Союзе… как его?

— … театральных деятелей.

— Ага, театральные деятели, значит, не в курсе, что Мила пропала тому уже шесть лет назад?

— Как это пропала?

— Ушла из дома и не вернулась. У нее Альцгеймер приключился, болезнь такая, слыхал?

Об этой болезни Феликс мог бы целую лекцию прочитать и даже рассказать, как выглядят пораженные клетки мозга под микроскопом. Но он лишь пожал плечами: не хотел портить старушке удовольствие поучить молодежь в его лице.

— Памяти она лишает, — скорбно потрясла она головой. — Так что береги память, Федюшка, пока молодой!

— Вот как… Людмила Ивановна что же, одна жила?

— Сын к ней няньку приставил, сам-то давно отсюда съехал… Но характер у Милочки был, скажу я тебе… О покойных грех плохо говорить, но я не плохо, ты не думай! Я просто правду скажу: скверный характер был! Гоняла Олесю в хвост и в гриву. Леся украинка, она…

— Леся Украинка? Это писательница такая, украинская! Умерла, между прочим, в начале двадцатого века. Так что эта нянька присвоила себе чужое имя…

— Да при чем тут писательница, ты чего городишь-то, Федя? Леся, конечно, с Украины, но никакая не писательница. Жила тут на птичьих правах, потому от Милы всякое терпела, бедняжечка…

Евгения Евгеньевна скорбно поджала губы. Не из сочувствия к сиделке, вестимо, — хотелось ей колкость о бывшей соседке сказать.

— Леся мне частенько на Милу жаловалась, по-соседски… В общем, не было няньки в тот день, приболела. Это мне уж потом Арсик сказал, сын Милочки. И чего с ней приключилось — не знаю.

— А муж Людмилы Ивановны?

— Так он еще раньше скончался.

— Ее искали?

— Вроде того. Не нашли.

— И теперь квартира стоит пустая?

— А чего ей сделается. Арсик все унаследовал. Но сам живет где-то в другом месте. Хотя наведывается изредка.

— Так что же там грабили, если квартира пустая?

— Да, по-моему, ничего и не вынесли, только мебель старинную попортили… Дед ее собирал, жалко, красивые вещи. Мальчишки, думаю, забрались. Знающий вор не полез бы. По телевизору часто говорят, что профессиональный вор изучает, прежде чем лезть в квартиру. Я, знаете, очень на это надеюсь, а то живу одна, страшно бывает. Но у меня нечего взять, так что имейте в виду!

— Я не вор, Евгения Евгеньевна. Я в Союзе театраль…

— По телевизору еще говорили, что приходят разные, под видом не воров, квартиру втихаря изучают, а потом ворам докладывают. «Наводчики» называются.

— И наводчик накупил бы вам продуктов на две тысячи рублей?

— Ну… Ты, Федюшка, хороший человек, сразу видно.

В голосе пожилой женщины снова звучала едва заметная ехидца, и Феликс не знал, на счет каких тайных мыслей ее отнести, но размышлять об этом ему было недосуг.

— Не знаете, как мне связаться с… Арсиком? Имя странное у него какое-то, вроде кошачьего, Арсик-Барсик.

— Арсений он.

— Уже лучше. Адрес или телефон дадите?

— Зачем тебе?

— Надо поговорить. Непорядок это, что в Союз театральных деятелей не сообщил насчет мамы. Раз уж она пропала.

— Верно. А то скажи, чтобы направляли подарки мне. Я тоже старая женщина, мне помощь нужна… Ладно, что смотришь букой? Пошутила я. Я же не актриса. Хотя Милке до меня было далеко. На сцене каждый дурак… или каждая дура сыграть может, а вот в жизни, для этого большой талант нужен!

Она горделиво вскинула голову. И на красной дорожке в Каннах не у всякой актрисы так получится.

Феликс плохо понимал, о чем говорит Евгения Евгеньевна. И не хотел вникать. Наверное, он жил на какой-то другой планете — виртуальной копии существующей, — которая была им обустроена по своему разумению. И на этой планете никто не играл роли в жизни, только на сцене. Потому что роль — это ложь. В искусстве она законна, оттого что осуществляется по обоюдной негласной договоренности со зрителем. Но за пределами искусства — коварство и предательство.

— Прошу прощения, Евгения Евгеньевна, мне еще по другим адресам надо ехать. Я и так у вас слишком долго задержался… из-за магазина, — решил напомнить Феликс о своей благотворительности. — Так что насчет телефона?

— Ладно, есть у меня один номерок, Арсик просил, если вдруг что, звонить ему… Погодь-ка.

Через некоторое время Евгения Евгеньевна вернулась из комнаты с потрепанной бумажкой и очками.

— Записывай: восемь…

Феликс вышел от Евгении Евгеньевны со странным чувством. Вроде бы все подтвердилось, все сходится, волноваться не о чем… Но не нравилось услышанное Феликсу, не нравилось! Все ему казалось подозрительным: как это актрису не нашли? Лесина же не беглый шпион, грамотно залегший на дно! Непременно где-нибудь бы всплыла старушка, живая или мертвая! Так и хотелось заключить: мать Мышьяк убил! А мебель раскурочил — сам! Только для того, чтобы познакомиться с Лией!