Симбиот

Ну, про пресловутых замполитов в народе столько анекдотов ходит, что жутко становится. Если центральные газеты и радио еще кое-как справлялись с тем, что им полагалось, то сонмища комиссаров всевозможных званий и регалий ну никак не тянули. Что поделать, продукт массового производства. Суррогат. Они громовым, раскатистым голосом вещали с представительных трибун о политике партии. Точнее зачитывали идеально точно записанные тексты, напечатанные в центральных газетах и содержащиеся в многочисленных переписках, ну допустим Ленина с Каутским. И уже менее грозно блеяли, когда их просили растолковать: "А что, собственно говоря, вожди имели в виду? И чем вызваны их действия?".

Короче, единственной удачной операцией пропагандистов стало выращивание "ореола непогрешимости и всезнания" вокруг личности Сталина. Ну, как удачная. Ореол-то создали, а вот о последствиях не подумали. Что же это получается, непогрешимый, всезнающий и всевидящий проглядел у себя под носом такую прорву врагов? Непонятно.

Конечно же, среди пропагандистов было множество действительно умных, честных и ответственных людей. И история знает огромное количество политработников, совершивших выдающиеся подвиги. Однако, даже эти люди, отдавшие свои жизни и здоровье на общий алтарь, загнанные в рамки плохо выстроенной системы, не смогли перевесить негатив. В целом системе пропаганды можно было поставить жирный минус. Свою главную функцию — повышение доверия к власти и идеологии, она не выполнила.

Я не политолог, не журналист, не пиар менеджер. Я не знаю, что делать. Я могу только попытаться обратить на это внимание. В конце то концов, в Советском Союзе живет больше 190 миллионов человек. Так что, никто не сможет сделать так, как нужно?

Часы уже показывали глубоко за полночь, когда я наконец прервал свои размышления. Будя. Хватит. Завтра будет новый день и новая пища. Пища, кстати, действительно была. И опять я никого не видел. Чудеса. Ей богу.

* * *

Всю ночь мне снились орды засланцев и попаданцев. Поголовно одетые в немецкую военную форму, в немецких же рогатых касках, в черных шпионских очках, с лычками интендантов и комиссарскими звездами на рукавах, они утрамбовывали "шмайсерами" апельсины в дубовые бочки. Бочки грузили в эшелоны. Эшелоны цепляли к комбайнам. И возили, возили, возили…

С постели я вскочил как ошпаренный. Я понял! Эти гребаные экспериментаторы стебутся надо мной! Им весело! Вот уродцы. Я буквально подлетел к тумбочке, схватил с нее кобуру с наградным ТТ, выхватил его и приставил себе к башке.

— Ну что козлы? — мысленно обратился я к невидимым мучителям. — Весело вам? Прикольно глумиться над тем, кто не может вам ответить? Короче так, еще раз повториться такая хрень, я себе башку разнесу, и весь ваш долбаный эксперимент к чертям собачим полетит!

Сначала я услышал звук падающего подноса. Потом звук разбивающихся тарелок. Финальным звуком был звук падающего тела. Я обернулся. На полу, в творческом беспорядке, валялись вышеперечисленные предметы. Тело, судя по всему, принадлежало той самой врачихе, которая меня в первый день щупала. Мысленно представил себе картину ее глазами. Огромный мужик в больничной пижаме, с направленным, куда-то в небо взглядом и с пистолетом у виска, да и еще яростно бормочущий что-то себе под нос. Да… Приплыли. Надо срочно что-то придумывать. Щас в дурдом повезут.

Я резво кинулся к докторше, не забыв, правда, сунуть пистолет в карман пижамы. Не хватало еще, что б она подумала, когда очнется, что я и ее пристрелить собрался. Мысленно отмахнулся от такого наваждения. Хорошо, что она успела дверь за собой прикрыть, в коридоре не слышно ничего, двери тут монументальные. Подхватив легкую как пушинку девушку, перетащил ее к себе на кровать. Хороша!!! Красивая, зараза. Тут мне в голову пришла совсем уж дикая мысль: "Вот щас народ войдет, что они увидят? Мужик склонился над маленькой, беззащитной девушкой, которую он еще и на кровать уложил!". Ух, е… Еще имиджа сексуального маньяка мне не хватало. Это я уже думал когда, как на крыльях несся, что б дверь на щеколду закрыть. Слава богу, кто-то догадался ее тут поставить. Спасибо тебе добрый человек.

Когда я вернулся к кровати, она уже начала очухиваться. Сразу взяв на себя инициативу, заявил:

— Что же это вы, милочка? Такая молодая, красивая, а на голом месте, чуть шею себе не свернули?

Врачиха таращилась на меня своими глазищами, которые уже начали наполняться слезами. Наконец она промямлила:

— Вы… Вы…

— Я!

— Вы… Вы… Вы…

— Ну, конечно же, это я, кто же еще то?

— Вы… Вы же застрелиться хотели?

Я сделал максимально честные и непонимающие глаза. И почесал нос. Пистолетом. В расстроенных чувствах сам не заметил, как в него уцепился и потащил из кармана. Боже, какой же я кретин!!! На врачиху же вообще было страшно смотреть. Бедная. Как я тебя понимаю.

— Э… — произнес я заикающимся голосом. — Это недоразумение… Это вовсе не то, что вы подумали!

Девушка, как завороженная, следовала взглядом за дулом пистолета, которым я размахивал, убеждая ее, что все нормально. Наконец, я догадался его спрятать. Вот дурак-то! Думай быстрее!

— Понимаете… Это у меня хобби такое (кретин, какое хобби?)… Ну, любимое занятие. Очень мне театр нравится. Выступать на сцене комкору не по чину как-то. А для себя вот сценки разные разыгрываю. Для души, понимаете? А пистолет и не заряжен вовсе. Вот смотрите…

Все это время я судорожно пытался одной рукой вытащить из него обойму. Вытащил. Достал пистолет. И нажал на спусковой крючок. Только сейчас до меня дошло, что в стволе тоже может быть патрон! Но, на этот раз, мне повезло. Выстрела не последовало. Да, прокол за проколом.

Мы с врачихой одновременно облегченно выдохнули. Чтобы замять неловкую ситуацию, я перешел в наступление:

— Скажите, это вы меня тут подкармливаете?

— Я.

— Спасибо. А то вот видите и жена есть, и детей двое, а сколько уже тут валяюсь, а так никто и не пришел. Вас хоть как зовут-то, впечатлительная вы наша?

Врачиха почему-то покраснела.

— Маша. — потом подумала и добавила. — Мария Петровна Серенькая.

— Ничего себе! Серенькая. Вам Маша, с такой внешностью, надо фамилию носить, ну допустим, Цветкова?

Лицо врачихи из красного стало бардовым. Засмущал я бедную совсем.

— Дмитрий Григорьевич, вы меня извините, но я, пожалуй, пойду. У меня еще дел много. Да и вам надо поесть принести.

— Конечно, конечно… — проговорил я, одновременно обдумывая, каким образом мне незаметно открыть щеколду. — Вот сейчас помогу Вам с пола собрать осколки…

— Оставьте, сейчас уборщица придет и уберет.

Но я свое черное дело уже сделал, прикрывшись корпусом, незаметно открыл защелку. Фууу… Теперь можно и расслабиться.

— Маша, вы заходите если что. А то мне тут скучно одному…

— Хорошо, я постараюсь.

Добавлять, что она покраснела еще больше? Вот так вот. Есть еще, значит, порох-то в решете. Ничего! Старый конь борозды не испортит! И добавил:

— Я буду ждать.

Ну что ж, пора за дело. Время и так летит слишком быстро. Но на будущее, надо все же поосторожней быть. А если бы в этот момент главврач вошел?