Симоно-Савловск
Шрифт:
Время текло, а он все не мог пошевелиться. По лицу бежали струйки, ворот водолазки промок насквозь. Игорь посмотрел на маркер в руке и со всей силы швырнул его в сторону города. Где-то вдалеке раздался всплеск. Комарихин повернулся и, держась за перила, стал медленно спускаться с моста. Ничего не закончилось, все только начиналось. Выли собаки в частном секторе, шумел ветер в соснах. Игорь шел, не глядя по сторонам. Он знал, что через десяток километров дорога свернет налево.
Местный житель
Крыши нет, двери нет, жильцов нет, есть лишь одинокая
– Дядь, вы тут котика не видели?
Мужчина отрывается от книги и смотрит на девочку лет двенадцати, прибежавшую откуда-то из серых зарослей камыша.
– Не котика, а кошку. За стеной где-то бурогозит.
Девочка кивает, но продолжает стоять на месте. Руки спрятаны в карманы джинсовой куртки, сквозь дыры в поношенном трико виднеются белые коленки, на ногах кроссовки, которые на несколько размеров больше, чем нужно.
– А чего вы тут сидите?
– Читаю.
– А это же не ваш дом.
– Это вообще не дом уже.
– И чё сидите тогда?
Мужчина резко захлопывает книгу, кладет рядом, недовольно глядит на девочку. На лице той больше любопытства, чем наглости.
– Тебя как зовут?
– Ира.
– Тебя, Ира, не учили, что нечего по ночам шарохаться?
– Я не шарохаюсь, я гуляю. И еще не ночь.
– Для тебя – ночь.
– Чё это вдруг?
Теперь в глазах подростка появляется легкая обида. Мужчина трет лицо руками, потом складывает их на коленях.
– Ира-Ирочка-Ирида. Знаешь, что означает? – в интонации впервые появляется мягкость.
– Я Ирина, вообще-то.
– Ну пусть будет Ирина. А знаешь, что Ирида означает?
– Ирада?
– Какая, на хрен, Ирада? Ирида.
Девочка шмыгает носом и отрицательно вертит головой.
– Радуга. А что за радуга ночью? Гуляй, когда солнце появится. А еще лучше под дождем.
Ира молчит, качаясь с пятки на носок. Мужчина тянется к книге, открывает, начинает листать, хмурится, бормочет что-то под нос, снова откладывает, выжидательно глядит на девочку. Та отворачивается, пинает ногой кучу мусора.
– О, пинг-понг!
Теперь в руках у неё облезлая ракетка для настольного тенниса. Ира поднимает с земли камушек и начинает набивать его – невысоко, осторожно.
– А чё вы читаете? – не отрываясь от игры, спрашивает девочка.
– Истории страшные.
В голосе человека холод и грусть. Морщины на лбу становятся еще глубже.
– Ой, а расскажите. Я люблю.
Немного помолчав, мужчина приглаживает редкие волосы, жует нижнюю губу. Устало выдыхает.
– Хорошо. Про пиковую даму тогда.
– Давайте!
– Собрались как-то, значит, три подружки вечером в подъезде на третьем этаже. И решили вызвать пиковую даму. Достали зеркальце дешевое, начертили ступеньки маминой помадой. Вроде и страшно, а весело. Смеются, друг друга в бок тычут. И тут дверь заскрипела,
вышла оттуда соседка противная и начала орать. Чтобы в свой подъезд валили, и вообще сейчас милиция приедет. Ну, девочки вскочили и убежали. Забыли потом, конечно, всё. Не через день-два, а попозже. Через год, может. А потом школа закончилась, все в училище пошли, кроме одной. Та забеременела. Пожила пару лет с дураком каким-то. А потом и он пропал. Куда именно, этого уже я не знаю. Дальше не интересно – работа в ларьке ночном, ссоры с соседями, склоки с дочкой. Постарела, потемнела, в платок кутаться начала. Вечером телевизор включит и сидит. Особо и не разбирает, что идет, лишь бы шумело. И вот слышит как-то, что смеются в подъезде. И такая злость откуда-то накатила, что выскочила мигом и давай орать на детей.Мужчина берет в руки книгу, давая понять, что рассказ окончен. Камешек падает на землю. За ним летит ракетка.
– А где тут страшное? – фыркнув, спрашивает Ира.
– Да везде. Тебе какое страшное надо?
– Покойники, там, всякие.
– Покойники в любой истории есть. Потенциально. Это не страшно. Вот великаны – да.
– Какие великаны?
– А такие. Которые ночью ходят. Раздавят тебя и всё.
– В лепешку? Больно? – девочка крутит головой, пытаясь разглядеть в гаснущем небе кого-то.
– Не. Ты даже не заметишь. И они не заметят, просто раздавят и дальше пойдут. И ты пойдешь. Домой. Но уже раздавленная.
Девочка задумчиво молчит.
– Ладно, топай. Вон твоя кошка.
Девочка подбегает к горе битого кирпича около стены, опускается на корточки.
– Ой, ты моя мурысынька. А кто хорошая девочка? Кто самая пушистая, самая мурмурыстая? Кто моя котенька? Вот ты жопа! А ну не кусь. Не кусь, я сказала. Стыдно? Стыдно, да? Ну чего смотришь глазами наглыми? Не надо мне уже руку лизать. Ах ты, сучка! Опять? Голову тебе открутить?
Потирая руку, девочка поднимается и смотрится за стену.
– Ну ладно, все равно поймаю и когти… Ой!
Не успев договорить, Ира убегает. Из камышей, кряхтя и чертыхаясь, выходит мужчина средних лет в синем трико, тельняшке и фланелевой рубахе. На ногах шлепанцы. Багровое от напряжения лицо напоминает маску тибетского демона, которому пришлось много лет бухать.
– Слышь, девку тут не видел?
Сидящий на диване показывает рукой в сторону.
– А что, ответить не судьба? Ты рыба, что ли? – не дождавшись ответа и на этот вопрос, красномордый подходит ближе, видит портфель, останавливается. – Так вы из комиссии?
Немного подумав, мужчина на диване кивает.
– А вы не знаете, когда уже нас сносить будут? – мужик потирает проплешину. – Этим то повезло, по двухкомнатной за халупу выдали. А у нас, считай, тот же район, водопровод общий, все равно же сносить надо будет, да?
Мужчина на диване пожимает плечами, возвращается к чтиву. Красномордый мнется с ноги на ногу, потом направляется в указанную сторону, скрывается в темноте. Несколько минут тишину среди останков частного сектора нарушает лишь треск насекомых. Но внезапно он тонет в матерном оре, топоте, детском визге. На тронутую лунным светом поляну перед развалинами выбегает Ира, за ней гонится красномордый мужик. Девочка пытается спрятаться за стеной, преследователь же с диким криком хватается за ногу и валится на землю.
Конец ознакомительного фрагмента.