Символы распада

— Он расскажет, — зло сказала Суровцева, — он все расскажет. — А про деньги свои на Багамах он тоже расскажет? Он там в банке полмиллиона держит, про это тоже расскажет? — зло спросила она, отодвигая ногу от ноги Дронго.

— Он нам много чего расскажет, — строго заметил Машков.

— Не верьте вы ему, не верьте ни единому его слову, — она начала нервничать. — Значит, он на свободе гулять будет, а меня посадят?

— Обязательно посадят, — поддержал игру Дронго. — На вас ведь столько всего висит. В том числе и убийство собственного мужа.

— Да вы что? — разозлилась она. — С ума посходили. Он же убийца, преступник, рецидивист. Как вы можете даже подумать, что нужно отпустить Хорькова. Меня спросите, я вам все расскажу. Все, все. Зачем же меня в тюрьму отправлять? У меня ребенок маленький.

— Вы и так давно не видели своего ребенка, — презрительно сказал Машков. — Вы же сидели в Хельсинки с Хорьковым, ждали, когда оба ящика с грузом туда привезут и переведут вам деньги.

— Это он вам уже успел рассказать? — Она сильно нервничала. Изуродованное лицо, равнодушный к ее прикосновениям Дронго, помилованный Хорьков, отнятые деньги, все это именно в таком порядке и сводило ее с ума. — Я вам все расскажу… — Теперь Суровцева чуть не плакала. Она повернулась к Дронго, решив, что он главный. — Вы ведь можете и меня помиловать. Я все расскажу.

— Где заряд? — спросил Машков.

— Он… — Она уже хотела ответить, но вдруг метнула подозрительный взгляд на Машкова и отрезала: — Ничего я вам рассказывать не стану. Сначала я должна Хорькова увидеть. Может, вы мне все врете.

— Странно, — вдруг сказал Дронго.

— Что странно? — Она снова повернулась к нему.

— Странно, что вы себя так ведете. Вы же интеллигентная женщина, имеете высшее образование, красивая… Как могло получиться, что вы стали такой сволочью.

— Что? — Она явно не ожидала от него такого слова.

— Что слышала, — грубо ответил Дронго и отвернулся к окну. — Надо же такой стервой уродиться, — сказал он вполголоса. — Я даже в книгах не встречал таких подлых тварей.

Она снова хотела сжать рот, и у нее снова ничего не получилось из-за опухшей нижней губы. Тогда она прижала ладони к лицу и начала громко плакать. В ее плаче было нечто театральное, и Дронго, повернувшись к ней, презрительно покачал головой.

— Перестаньте, — рявкнул он, — свои актерские способности будете демонстрировать следователям, которые будут вести ваше дело. Вам еще понадобятся силы. Вы как минимум получите пожизненное заключение.

Он специально переигрывал, и Машков это понял. С другой стороны, она при всей своей самоуверенности, ничего не знала ни об Уголовном кодексе, ни о наказаниях, хотя Дронго был прав: пожизненное заключение ей вполне могли дать.

— Как пожизненное? — сразу подняла она голову. — Как это? Навсегда?

— Вот приедем, там и узнаете, — продолжал давить Дронго.

— Подождите, — сказала она твердо, — остановите машину. Остановите, — закричала она изо всех сил, и водитель, нажав на тормоза, обернулся к ней. — Подождите, — произнесла она, глядя на Дронго. — Я на все согласна. Я вам все расскажу. Я все вам расскажу, — дважды повторила она, — все, что вы хотите. Я все знаю. Не нужно меня в тюрьму. И не нужно отпускать Хорькова. Я сама вам все расскажу.

— Останови машину, — разрешил Машков и посмотрел на Суровцеву. — Начинайте рассказывать. Впрочем, меня мало интересует ваша исповедь. Мне нужно знать только одно. Где второй заряд? Кто заказал вам его похищение?

— Он у мистера Ревелли. Он находится у него, — крикнула Маша.

Москва. 17 августа

На совещании у директора ФСБ на этот раз собрались все, кто имел отношение к расследованию преступлений, совершенных в Чогунаше. Здесь присутвовали его заместители Потапов и Земсков. Приехали специально приглашенные Ерошенко и Ильин. Находились вызванные сюда Машков и Левитин. Были и другие офицеры, проводившие параллельно оперативную работу в Москве и Финляндии. Не было только Дронго, пригласить которого никому даже не пришло в голову. Земсков, узнавший о том, что Суровцеву нашли благодаря эксперту, ничего не сказал, только кивнул головой Машкову. Сегодня он сидел мрачный и торжественный.

Суровцева дала подробные показания. Она рассказала обо всем, о чем только могла. Когда Хорькову показали протокол ее допроса, он понял, что дальнейший торг ни к чему не приведет, и согласился отвечать на все вопросы, лишь умоляя сохранить ему жизнь. Правда, при этом он страшно ругался, не подозревая, что и она ругала его не меньше, правда, не столь отборными и смачными выражениями, как у него. Докладывал Машков, которому было поручено завершение последнего этапа операции.

— Можно считать доказанным, что вся операция была спланирована Хорьковым под влиянием его сожительницы Суровцевой, с которой он познакомился несколько месяцев назад. Она ему подробно и часто рассказывала о Научном центре, где работал ее муж. Когда к Хорькову, имевшему виллу в Италии, обратились итальянцы, он быстро согласился на сотрудничество. Все преступление было разработано в деталях, с учетом того факта, что само хищение будет совершено сотрудниками Центра Суровцевым и Глинштейном. Они действительно сумели проникнуть в хранилище, вынести два заряда, а подполковник Волнов подменил пленку, на которой был зафиксирован выход из хранилища обоих ученых.

Затем груз был вывезен из Центра вместе с радиоактивными отходами. Нам удалось проследить всю цепочку. Ящики были отправлены вместе с отходами и приняты на месте Полухиным; он выгрузил оба ящика в Норильске, рядом с которым и находится захоронение. Этот груз, конечно, не охранялся, так как никому и в голову не могло прийти, что кто-то захочет посягнуть на радиоактивные отходы. Хотя по правилам груз должен строго охраняться, однако караульная рота почти не занималась охраной состава, что и привело к подобному результату.

Груз был переправлен по железной дороге сначала в Москву, а потом в Санкт-Петербург, а там его поручили заботам местного авторитета Сирийца — Ованесова Михаила Аршаковича, имевшего пять судимостей. Он, в свою очередь, поручил переправку груза некоему Сухареву, который числился в его компании, но в основном занимался рэкетом и выбиванием денег, а также сопровождал различные грузы. Сухарев провез оба ящика через границу, но, видимо, из любопытства вскрыл первый ящик и доставил его в Порво, где и получил в мотеле огромную дозу радиации. Когда в Хельсинки состоялась его встреча в порту с сообщниками, он, видя, что его окружили люди Сирийца, застрелился.

Хорьков и Полухин вместе с Суровцевой, которая была вдохновительницей всей операции, решили не оставлять свидетелей. В Чогунаше подполковник Волнов метким выстрелом пробил колесо автомобиля, в котором ехали Глинштейн и Суровцев, и те свалились в овраг и погибли. В Москве тот же Волнов и Полухин вместе с неустановленными убийцами ликвидировали семью доктора наук Сиротина Александра Никодимовича, который способствовал хищению ЯЗОРДов, разработав для этого систему защиты.

После обнаружения хищения двух зарядов в Центре был также убит водитель Мукашевич, а Хорьков приказал убрать Ованесова, причастного к неудачной перевозке груза. Благодаря комиссии, работавшей в Центре, и… — Полковник сделал паузу, но все-таки решил сказать: — И эксперту, оказавшему нам большую помощь… — он видел удивленные лица других офицеров, но смотрел прямо в глаза директору, когда продолжал свой доклад, — нам удалось выйти на Хорькова и Суровцеву, и те были арестованы на даче. Полухину удалось скрыться.

Выяснилось, что оба заряда были заказаны неким мистером Ревелли, проверка которого проходит по линии управления генерала Потапова. В настоящее время идут активные поиски исчезнувшего Полухина и некоего Законника, имя которого упоминается все время в показаниях Суровцевой. Кто это такой — Хорьков отказался пояснить, заявив, что это один из его знакомых. Мы имеем основания утверждать, что Законник является также одним из руководителей этой операции. Однако пока что конкретных сведений о нем не получено.