Синдикат киллеров

Да-да, вы правы... — пробормотал Деревянко. — Все это просчитать нетрудно. Вам надо знать, какой позор падает на головы... вдовы, Нины, мою и остальных... Но это теперь не основное. Я подумал и хочу вам совершенно официально заявить следующее.

Турецкий тут же кивнул Грязнову, и тот открыл свой блокнот.

— Да, я вспомнил, кому говорил... Но возможно, это мое признание еще больше запутает дело.

— Ну это уже, наверное, нам решать, как вы считаете, Вячеслав Иванович? — Турецкий снова потянулся за сигаретой.

Слава неопределенно пожал плечами и уставился на Олега.

— Ну так вот. Распорядком дня Наиля Абгаровича... когда ж это было? Сейчас вспомню. Во всяком случае, не менее полутора-двух недель назад, да, так. А интересовался этим мой коллега, начальник охраны Сергея Поликарповича Сучкова, знаете такого?

— Да, сейчас, кажется, первый заместитель Силаева и, кстати, один из ваших постоянных гостей, так?

— Так точно, — по-военному ответил Олег. — А зовут его Василий Петрович Кузьмин.

Проклиная свою работу, Грязнов торопился домой. Может быть, впервые за долгие годы ему хотелось только одного: полной тишины и плотных штор на окнах.

Заканчивая допрос Нины Галактионовны, он вдруг понял, что эта женщина чем-то глубоко задела его чисто мужской интерес. То ли виной тому была откровенная порнуха, которую он в компании Турецкого и Деревянко долго прокручивал и все подспудно ожидал, когда же появится кто-нибудь из уже знакомых ему в этом доме женщин. А может быть, более чем откровенная исповедь секретарши Мирзоева вдруг подвигла на мысль, что и у нее самой здесь не все так примитивно и просто, как она рассказывала.

Под странным балахоном, в который она была одета, не угадывалась ее фигура. Если же она так худа и неинтересна, как кажется с первого взгляда, что же тогда привязывало к ней Мирзоева, мужика, видно, разборчивого и внешне достойного?..

Задела Нина потаенные струнки в Грязнове, да и сама, казалось ему, поглядывала на него так, словно что-то прикидывала для себя. Чувствовал он от нее эти неясные токи. И, уже завершая допрос, решился.

Сказал, что она ему в принципе очень симпатична, хотя в его положении говорить ей такие вещи совсем негоже. В общем, он, если она не возражает, конечно... хотел бы снова когда-нибудь увидеться. Разумеется, не в такой трагической ситуации.

Нина, впервые за все время их длительных бесед, улыбнулась, отчего лицо ее похорошело, и сказала просто, что с сегодняшнего дня, кажется, все ее обязанности отпали и она готова соответствовать его желанию. Странная фраза отпечаталась в мозгу, и Грязнов сделал то, чего никогда себе не позволял в подобных ситуациях: взял ее руку, перевернул ладошкой вверх и поцеловал.

— Я мог бы, если вы не заняты, пригласить вас прямо сегодня... поужинать. Но удобно ли?

— А почему же нет? Где мы встретимся?

— Я живу один в Измайлове... Если вы не возражаете, с удовольствием встречу вас у метро «Первомайская», ну, скажем, в десять вечера.

— Все понятно... — неуловимая улыбка скользнула по ее губам.

— Я буду ждать? — тихо спросил он.

— Постараюсь не доставить вам неприятностей.

Опять двусмысленность...

Грязнов мчался по эскалаторам вниз и вверх, словно мальчишка, торопясь на свидание. Время неуклонно подбиралось к десяти.

Успел. Остановился, чтобы перевести дух. И уже через минуту к нему подошла незнакомая женщина в шикарной распахнутой дубленке, длинном, до колен, шарфе и мини-юбочке, подчеркивающей стройные ноги в сапожках с высокими «мушкетерскими» голенищами. В руках она держала большую кожаную сумку.

— А вот и я, — сказала Нина, глядя с улыбкой на изумленного Грязнова. — Но, кажется, вы меня не хотите узнавать? Тогда я ухожу? Все отменяется?

— Что вы, Нина! — испугался Грязнов. — Я просто не ожидал... не представлял даже, что вы такая красивая!

Искренний комплимент ей понравился. Она взяла Славу под руку, пахнув на него волнующими духами, и сказала, что очень торопилась из боязни, что он не дождется и уйдет. И поезд в метро, как назло, подолгу стоял в тоннеле.

Он взял у нее сумку, удивился ее тяжести, на что она небрежно ответила: так, всякие мелочи жизни. Непринужденно болтая, они подошли к его дому, поднялись на седьмой этаж и вошли в квартиру, доставшуюся Славе от родителей.

— Только вы должны меня извинить, Нина, — сказал Грязнов, — я здесь один проживаю и, кажется, говорил вам, что весь день — на работе, а дома... сами увидите.

Нет, в двухкомнатной квартире Славы сохранялся вполне пристойный холостяцкий порядок. Было чисто, тем более что и жил-то он в основном на кухне, где проводил все свое свободное время.

Слава полез в холодильник, чтобы добыть из него свое богатство: сверток с котлетами, несколько банок разнообразных консервов и бутылку водки. Чем, как говорится, богаты.

— Так, — сказала она, обойдя квартиру, — начнем вот с чего. У вас найдутся для меня какие-нибудь тапочки? Ну, давайте хоть свои шлепанцы, ноги устали от каблуков. — Без дубленки она была похожа на бойкую студентку-первокурсницу, только мелкие морщинки у глаз выдавали ее возраст и нелегкое прошлое.

«А фигурка, ножки у нее что надо!» — думал между тем Слава, подавая ей свои широкие тапочки.

— Где будем ужинать? — поинтересовалась она.

Вопрос был странным: конечно, на кухне, где же еще?

— Предлагаю другое. Время уже позднее. Беготню по квартире устраивать нам ни к чему, так? Поэтому давайте придвинем стол к дивану и все, что нужно, расставим на нем. Есть возражения?

— Ну что вы, Нина!

— Знаешь что, давай-ка, Слава, переходить на «ты», я ведь уже, кажется, не на допросе? Можно?

— Разумеется, — сглотнув слюну, казенным голосом сказал он.

— Я очень рада, что ты пригласил меня сюда. — Она подошла к нему вплотную. — Когда ты сказал «поужинаем», я даже испугалась, что в какой-нибудь кабак потащишь. А у меня и без того вся жизнь — сплошной кабак...

Нина распахнула полы его пиджака, и ее руки скользнули по его спине.