Синдром Феникса

— Ну, дела делаешь, с людьми встречаешься.

— Какие дела, с какими людьми?

— Откуда я знаю? Я при тебе всего лишь консультант по пиару, имиджу и общим вопросам. Да еще статьи пишу за тебя в газеты. Ты же у нас публицист. Будущий лидер областного отделения партии.

— Какой?

— А какая будет правящей к следующим выборам.

— Хорошо. Но в какой сфере у меня бизнес — хотя бы приблизительно?

— Да во всех. В человеческой, я бы сказал.

— То есть?

— Ну, решаешь вопросы.

— Какие?

Сергей не знал, что ответить.

Суть в том, что в России помимо людей, занимающихся действительно практическим бизнесом, то есть спекулирующих нефтью, газом, продуктами, лекарствами, ширпотребом, алкоголем (не путать с производством вышеназванных вещей, это не бизнес, а именно всего лишь производство, на нем сидят другие люди), есть огромное количество предприимчивых господ, которые “делают дела” в чистом виде. Они ничего не производят, не продают и не покупают, они даже не выращивают деньги из собственно денег. Им их дают. За что? А за то, как правильно выразился Сергей, что они “с людьми встречаются”, “решают вопросы” и “утрясают проблемы”.

А еще Виктору захотелось вдруг найти маму.

— Какую маму? — удивилась Ксюша. — Ты же сирота!

— Это ясно. Но не от плесени же я завелся, от женщины родился.

— Ты уже пробовал выяснить, в детдоме не нашли никаких документов.

— Еще попробую.

И Виктор уговорил Сергея свозить его в детдом.

15

Детдома не оказалось: здание обветшало, его снесли, чтобы построить новое. И построили, но в другом месте и с другим персоналом, потому что прежние работники были местными и сниматься с родовых гнезд не пожелали.

Отыскали бывшего директора детдома Яковлева Романа Матвеевича.

Тот, уже дряхлый старик, не узнал Виктора, о его матери тем более ничего не мог сказать.

— Но откуда-то я здесь взялся?

— Документы надо смотреть.

Поехали в новый детдом за сорок километров. Молодая директриса, запуганная с одной стороны детьми, а с другой — бесконечными проверками, к посетителям отнеслась как к начальству (а кто же они еще, приехавшие на серебристом “мерседесе”?) и выдала все документы.

Там не было ничего особенного, кроме акта приема с записью: “Сдала в качестве подкинутого ребенка Суровцева Екатерина Петровна, г. Сарайск, ул. Протечная, д. 12. Записан на фамилию предположительного отца Шумакина Жана, отчество неизвестно. Зарегистрирован: Шумакин Виктор Жанович”.

— А я все думал, откуда такое отчество? — сказал Сергей. — Да и у папаши твоего, надо полагать, это было не имя, а кличка.

Поехали в Сарайск, нашли улицу Протечную, дом двенадцать. В доме было грязно и бедно, копошилось человек десять разнополого и разновозрастного народа, все пьяные по случаю субботы. Впрочем, был бы вторник, можно было бы сказать — по случаю вторника. Единственный более или менее трезвый человек лет шестидесяти (он просто только что проснулся и не успел еще опохмелиться), назвавшийся Леонидом Ильичом, на вопрос о Екатерине Петровне заплакал и сказал:

— Схоронили мы маму! Пять лет назад!

— Шесть! — возразил бас с пола.

Виктор и Сергей вгляделись: под столом лежал подросток лет четырнадцати.

— Пять, говорю! — упрямился Леонид Ильич.

— Щас вот уе… по е…! — сказал подросток, не смущаясь тавтологией, — сразу вспомнишь!

— Ты на отца? — закричал старик. — Мразь!

И пнул ногой малолетнего сына.

Тот захохотал, приняв за юмор.

— А нет ли фотографии? — спросил Виктор.

— Была где-то.

— Найдите. Бутылку водки дам.

И тут же население дома закопошилось, ища фотографию. Ругались, царапались, оттаскивали друг друга, толкались. Не нашли.

— На кладбище есть, — вспомнил Леонид Ильич. — На памятник ее вклеили. Ну, на эмаль свели, а саму фотографию, боюсь, в похоронном бюро так и оставили.

Многие тут же вызвались проводить на кладбище, но Виктор разрешил только Леониду Ильичу.

16

На кладбище долго плутали.

— Здесь где-то было. Точно помню, — бормотал Леонид Ильич.

В результате нашли метрах в трехстах от того места, что он точно помнил.

Ржавая ограда, ржавый покосившийся крест, сваренный из водопроводных труб. К кресту прикручена проволокой овальная эмалевая табличка, на которой, как ни удивительно, сохранилось вполне ясное изображение Екатерины Петровны.

Леонид Ильич лег возле ограды и заплакал.

— Дайте выпить, — зарыдал он, — а то умру с горя!

Дали.

— Кого-то она мне напоминает, — сказал Сергей.

— Меня, — ответил Виктор.

Сергей посмотрел:

— А ведь точно!

Известное дело: укажи на сходство двух людей постороннему человеку — и он его найдет и увидит. На самом деле Виктор сразу понял, на кого похожа Екатерина Петровна. На Татьяну.

— А скажи, — обратился он к Леониду Ильичу. — Екатерина Петровна детей не отдавала куда-то?

— Конечно, отдавала! — подтвердил старик. — Рожала-то она каждый год, ты прокорми такую ораву! Только семь человек себе оставила. Женька в прошлом году помер, Петька еще живой, но тоже скоро сгниет, сколиоз его ест, — считал старик, — Тамарка уехала лет десять назад куда-то на Север, Лидка в тюрьме, Ваську в милиции до смерти забили, Пашку тоже зарезали, но друзья… А кто же седьмой-то? — озадачился Леонид Ильич. — И заново стал считать, шевеля губами и загибая пальцы.

— Пошли отсюда, — сказал Виктор.

Они пробирались сквозь деревья и бурьян и были уже у выхода (то есть пролома в кирпичной стене), когда услышали истошный крик:

— Вспомнил! Седьмой — это же я!

— Возможно, он твой брат, — сказал Сергей.

— Возможно… А почему я раньше мать не отыскал? Ведь просто оказалось.

— Ну… Значит, не надо было.

17

Харченко в отсутствие Георгия-Виктора совсем потерял покой. Со дня на день и с часу на час он собирался навестить Татьяну, но все откладывал, удивляясь своей нерешительности.

Меж тем к Татьяне пришел, то есть почти приполз Валера Абдрыков.

— Подыхаю, — прохрипел он.

— Подыхай, — одобрила Татьяна.

— И тебе меня не жалко?

— Ничуть.

— А дети?

— Что дети? Сейчас ты то ли есть, то ли тебя нет. А тогда уж точно не будет, им от этого только спокойней.

— Жестокая ты.

— Я? Ты чего пришел вообще? На опохмелку попросить?

Вообще-то Абдрыков именно этого и хотел — опохмелиться. Но терпел признаться. Знал остатками разума: даст ему сейчас Татьяна денег, выгонит — и все, путь заказан. Ну, может, еще раз даст. А может, и еще. Но рано или поздно перестанет давать. Надо вести себя по-умному. Остаться здесь: жена теперь живет крепко, с машиной. Бросить пить хотя бы на время.