Синдром Венедикта
Шрифт:
Не хотелось бы, чтобы планету наводнил синдром Венедикта, а именно так называлось то, что уже происходило когда-то и оставило свой след только под водой.
В этом кратком описании мало сказано о самой жизни. Но, что можно сказать о ней, если она происходит под опекой воды, которая завсегда подчиняла себе умосущество и заставляла стенать под силой напора.
Какова может быть жизнь, если существо, созданное на суше и предназначенное на ней же существовать, находится вне ее и вынуждено откровенна терпеть бедствие.
Каковы бы ни были различные технологические
Это несовершенство ума и предпочтение величины самой природы.
Имеет место целенаправленная и осмысленная заранее подобно-схожая деятельность. Но никак не основная жизнь и способ общецелостного существования.
Таково суровое заключение ума, сопровождающего многие виды удаленных друг от друга схожих цивилизаций и таково заключение самой природы относительно нас самих.
Деятельность ума непостижима во многом.
То же относится к природе и ее практическому жизненному исполнению.
И непостижимость эта заключается только в пределах несогласия рассредоточенного в пространстве ума.
В деле согласия всякая непостижимость отсутствует. И к этому нужно идти, дабы не увидеть воочию волну, пытающуюся поглотить все и вся, не смотря на его величие и какую-то вековую разницу в исполнении.
Дело омара на сегодня для нас всех закрыто.
Мы не знаем, что случилось дальше. Но можем предположить, что пожелавшие все же добились своего и ушли за пределы того космического созвездия.
Можем предположить и другое. Что они не успели довершить начатое и целиком погибли, не оставив в космосе своего следа.
Такие два исхода вполне могут существовать.
Какой из них правильный - нам неизвестно.
Но хотелось бы, что бы ум преодолел силу природы и сотворил свою величину в том же исполнении, но по своему жизненному раскладу.
И хотелось бы, конечно, нам не свалиться туда же и не подойти совместно к плохому исходу, а для этого нужно просто подумать и попытаться представить себе же картину такого бедствия, реальность которого существует всегда.
Есть возможность уйти от этого в сторону, и надо ею воспользоваться воочию.
Наше небольшое путешествие в страну омара закончено, и совсем немного остается времени до того периода, который неизменно произойдет на Земле и заставит буквально всех поверить в, так обозначенную, силу природного дня, одновременно заставляя призадуматься уже и о том, что написано здесь.
И если убеждаться воочию, что до сих пор является самым необходимым элементом просмотра ума и его внутреннего отвердевания, то значит, воистину разверзнутся небеса и на головы всем потечет "манна небесная" в виде дождя или чего-то еще, приводящая многих в состояние наготы и доводящая иных до бешенства супротив силы самой природы.
Но бешенством этот вопрос не разрешишь. Только ум способен победить сию грозную силу и отвратить беду или хотя бы скастить ее до минимального предела.
Давным-давно о чем-то подобном уже было описано и многие знают об этом, и ждут, словно
в этом немом ожидании и есть какое-то для всех спасение.Но это не так. Все ожидают прозрения. Они ожидают реального пророчества или исполнения когда-то указанного.
Но даже существующая и присутствующая сила не заставляет многих изменять свою полосу занятости территории. Значит, пока не громыхнет повсюду и разом, люди с места тормозов ума не двинутся.
Таков мрачный прогноз на сегодня, исходя из того, что творится и как делается.
Однажды, совсем давно, один человек обратился к другому примерно так:
– Знаешь, - сказал он товарищу, - я не верю во всякие чудеса, но я верю самому себе. Только так я могу понимать что-либо и определять дальнейшее для себя же.
– А я верю во всякое, - ответил ему второй, -наверное, потому, мне живется немного легче. И я смотрю на мир своими глазами и убеждаюсь всяко. Но предпочитаю все же поверить чему-то и другому. И в этом нахожу свой жизненный вывод, и в этом вижу смысл вообще всякой жизни.
– Что ж, возможно, ты и прав, - ответил ему первый, - но думаю я, что свое все же ближе и понятнее. Хотя, если честно, и в нем тяжело разобраться, - с горечью добавил тот же.
– Вот, видишь, - сказал второй, - надо думать во много раз шире, нежели думается самому. Это и есть проще, и в этом действительно легкость самой
души. Верить можно любому и воспринимать всякое разное, и даже думать можно как все остальные. Только вот, надо знать, где во всем этом твое и где лично чье-то. А все остальное как раз и будет относиться к самой правде и жизни. Так я живу и думаю - живу правильно. Но, впрочем, время покажет, как оно есть на самом деле лучше и вернее.
И время действительно по достоинству оценило эти слова.
В конце жизни те двое встретились вновь.
И один из них говорил так:
– Я поверил всему и поверил всякому. Я изъял свое и отнял из общего чужое, и осталось только то, что называется жизнью, и в ней я убедился
воочию, и до конца насытил свой ум, чтобы в другом насытить его еще больше.
– Я рад, что ты понял это, - ответил уже другой, - и я прожил ту школу. И теперь, понимаю еще одно. Не всегда и везде можно отнять любое, ибо оно
вполне может составить и свое, и твое, и чье-то другое.
– Значит, я жил неправильно?
– удивился первый и в горечи проронил слезу.
– Нет, - ответил другой, наступив на то место, куда она упала и затоптав его силой, - видишь, что я сделал. И в этом есть сила ума твоего, моего и
чьего-то другого. Так можно сделать любому и всякому. Не в самой правоте мнений и рассуждений имеется сокровенный смысл жизни. Есть он и в силе какой-то, но если она от ума и предполагает к тому же. Зачем сейчас плакать. Ты прожил правильно и не сотворил дурного. Просто ты недопонял кое-чего, но это восстановится со временем и сделает возможным преступить от одного к другому. Нет нужды проливать слезу и есть смысл преступить через нее, шагнув к иному. Понял ли ты меня?