Синдром Вильямса
Шрифт:
— Скорая уже едет. У тебя травма. Лежи и не шевелись, но тебе нужно пить. Много. Поэтому глотай и не сопротивляйся.
Говоря откровенно, он и не смог бы сопротивляться, но мне нужно было сказать это вслух, чтобы услышали остальные.
— Хорошо.
— А вот разговаривать не нужно. Пей маленькими глотками, но пей.
Настя поила его водой. Вода проливалась, ее руки сначала тряслись, потом она успокоилась и дело пошло получше. И вдруг, в какой-то момент я поняла, что чувствую его. По-настоящему. Что я вижу два внутренних кровотечения, что у него повреждена селезенка, что кость не только раздроблена, но и выбита из плечевого сустава. Что одно ребро сломано. Что сердце справляется плохо и скоро наступит следующая фаза. И что мне нужны лекарства, чтобы оставить его
Вошли спасатели: врач и двое мужчин с носилками. Все в голубой форме со светоотражающими нашивками. Врач на ходу натягивал стерильный перчатки, подняв кисти вверх. За ними бежала офис-менеджер. На входе она остановилась, с ужасом глядя на потолок. Мне было не до нее.
— Это вена, — сказала я врачу, снимая руку со лба Матвея и отступая. — Извини, ошиблась.
У врача были правильные глаза — внимательные и умные.
— Как физраствором поить и давящую повязку наложить, так не ошиблась. А как вену с артерией путать… так я и поверил, что спутала.
— Машина бы не успела, нужен был вертолет, — призналась я. — Возможно, разрыв селезенки, вывих плечевого сустава, раздроблена кость… Больше не знаю.
Врач склонился над Матвеем. Быстро осмотрел, дал какой-то знак санитарам. Потом посмотрел на меня.
— Селезенку как определила?
— Видела. Удар пришелся туда.
Он кивнул. Я ушла в коридор. Мне не хотелось видеть и знать, что там происходит. Главное, что врачи успели. Можно успокоиться, дальше не мое дело. Через пару минут санитары уже несли носилки, рядом с носилками шел врач, прижимая кулаком брюшинную аорту. Значит, точно селезенка. Или он просто мне поверил. Я бы тоже себе поверила в такой ситуации, наверное.
— Спасибо, коллега, — сказал он, проходя мимо меня. — Повезло мальчику.
— Удачи, — отозвалась я, провожая взглядом носилки.
Мальчик был без сознания. Это хорошо. Для меня, не для него. Возможно, когда он придет в себя, то ничего не вспомнит. Вообще. И мне не придется снова спасаться бегством.
Глава 2. Людочка
Она нашла меня на работе. Стояла на улице, напротив выхода, на самом ветру. Мне она напомнила тонкое молодое деревце с мягкой корой и тонкими веточками-веревками. Мимо шли люди, толкали ее, а она не отрывала взгляд от выхода. Глаза оценивают каждого выходящего, губы решительно поджаты, руки глубоко в карманах. Я стояла наверху лестницы и видела ее сквозь стеклянную стену. Мне было смешно. Она была молодая и хорошенькая. Она собиралась сражаться за свое счастье. Счастье, которое никто у нее и не думал отнимать.
Я спустилась на семь ступенек ниже и толкнула дверь. Девушка скользнула по мне взглядом, отвернулась, потом вернулась, прищурилась еще сильнее. Ладно, будем милосердны к человеческим детенышам, — вспомнились мне слова зазнайки Ильма. Я шагнула ей навстречу. Она сжалась, как от удара, напряглась, занервничала и подумала, что нужно взять себя в руки. Потом разозлилась.
Эх, надо же иметь такое невинное лицо, на котором отражаются все мысли, чувства, желания — только смотри. Меня не восхищает эта возможность, но иногда такие лица кажутся очаровательными — как набухшие по весне бутоны первоцветов или робкие, едва зеленые листочки, раздвигающие плотный панцирь почек.
— Привет, — сказала я самым нейтральным голосом, на который была способна. — Ты Люда? Подруга Матвея?
— Да, — выдавила она. Она не ожидала, что я ее узнаю. Конечно, откуда вам знать, на что способны эти эльфы, кроме как танцевать при луне!
— В каком он состоянии? — снова ровным голосом спросила я, хотя эта фраза потребовала немного больше усилий, чем предыдущая.
— Матвей просил тебя зайти
к нему… — ее голос дал трещину.Я вздохнула, отступила на шаг назад и посмотрела на девушку. Нет, с этим решительно нужно что-то делать.
— Послушай, Люда. Я хочу сказать тебе одну вещь.
Девушка подобралась и стала похожа на хищника перед прыжком. Она готова была драться за свое счастье. За то, что она считала своим счастьем. Я поймала ее взгляд и остановила себя. Нет, я не буду заглядывать внутрь ее, хотя и могу. Мне это не нужно.
— Между мной и Матвеем ничего нет. Мне очень жаль, что Матвею так не повезло. Будь на его месте другой человек, я вела бы себя точно так же.
Девушка слушала и не верила. Я читала недоверие в ее руках, сгорбленных плечах, в том, как она перекатывалась с носка на пятку и обратно, хохлилась, сдвигала брови и морщила носик. Она не верила, но очень хотела верить.
— Видишь ли, я собираюсь стать врачом. Я прошла курсы первой помощи в экстремальных условиях. Я знала, что нужно делать, чтобы человек, на которого рухнул потолок, остался жить.
У нее распахнулись глаза.
— Рухнул потолок?
Я кивнула.
— Да, упал потолок, светильник и крепления. Если бы кронштейн упал на пару сантиметров правее, Матвея было бы уже не спасти.
Из серых глаз Людочки потекли слезы. Но морщины разгладились, а губы задрожали, как у любого человека, который плачет на людях и старается этого не делать.
— Здесь холодно, — сказала я. — Пойдем, здесь за углом кафе, ты замерзла.
Она кивнула. Когда мы дошли до кафе, у нее уже начали стучать зубы. Не глядя, я заказала себе кофе с молоком, а ей — с коньяком. И когда его принесли, не спрашивая Люду, я высыпала в ее стакан две ложки сахара и только потом придвинула напиток девушке.
— Пей и грейся!
Она глотнула и не заметила, что пьет. Ну что ж, видно судьба у меня такая в этом году — спасать замерзших и искалеченных. Впрочем, не только в этом году. Обычно я занимаюсь этим каждый день. А тут — всего третий раз за месяц. В среднем получается раз в неделю… можно сказать, работа в щадящем режиме…
— Матвей тебе совсем ничего не говорил? — спросила я. — О том, что случилось?
Она мотнула головой из стороны в сторону.
— Он мало пока говорит. Ему нельзя. Попросил тебя найти и уговорить навестить его. Очень просил… — Она опустила голову. Слезы стремительно покатились вниз, сорвались со щек и упали в чашку.
— У нас было собрание сотрудников. Большой зал забит битком, маленькая дверь, кто-то сидел, кто-то стоял. И вдруг начал рушиться потолок, — спокойно заговорила я, будто рассказывала о прогнозе погоды на послезавтра. — Паника, давка. А меня прижало к стене, далеко от выхода. Я подняла голову, чтобы дышать… ну и следить за потолком тоже. Увидела, как выпали крепления светильника и светильник рухнул на стол. Наверное, машинально проследила, куда он упал и увидела, что на Матвея. А дальше сработали инстинкты и учеба на курсах. Вот и все. Но я думаю… — здесь мне пришлось проследить, чтобы в моем голосе появились эмоции: горечь, обида, немного злости, — человек, который истекает кровью на глазах у людей и не получает помощи, испытывает что-то вроде шока. Никто ему не помогает, а он теряет сознание и видит, как люди перепрыгивают через стол, через него и ломятся к выходу… Нам на курсах рассказывали про психологические проблемы несчастных случаев. Что это нормально — испытывать горячую благодарность к тому, кто оказал первую помощь. И что не нужно этого стесняться. Нужно просто принять это «спасибо» и все. Чтобы человек знал, что помогать — это в порядке вещей и мог жить дальше. Вот так. Ничего личного.
Она кивнула слабо улыбнулась.
— Спасибо, что рассказала. Ты очень добрая. Наверно, из тебя получится хороший врач.
— Я надеюсь, что получится, — улыбнулась я.
— Но ты ведь… придешь к нему? — робко спросила Людочка. — Его родители живут в другом городе и пока не приехали. Он совсем один там. И ему тяжело.
— Конечно, приеду, — твердо сказала я.
Я кивнула, открыла сумку, вынула блокнот в красной клетчатой обложке и карандаш на веревочке. Протянула девушке.