Синдром
Шрифт:
Эйдриен продолжила поиск информации по делу об убийстве, просматривая ссылки, в которых фигурировали слова «снайпер» и «мощная винтовка». Как следовало из газетных статей, ямаец-медбрат не подозревал, что его подопечный мертв, пока кто-то не закричал, — только тогда он увидел кровь. «Я ничего не слышал, — сказал медбрат в полиции, — и не видел поблизости вооруженных людей». По всей видимости, ничего не заметили и остальные. Это-то и привело следователей к заключению, что убийца использовал глушитель. Эйдриен вспомнилась толстая черная трубка в светло-зеленом футляре под кроватью сестры. Расследование
Проштудировав статьи об убийстве Крейна, Эйдриен принялась искать продолжение истории, вопреки всему надеясь, что убийцу все-таки нашли. Однако, как и следовало ожидать, дело осталось нераскрытым. После убийства прошло две недели, а у полиции не было ни мотива, ни подозреваемых, ни ценных свидетелей, ни орудия преступления. Следователи терялись в догадках.
Как и Эйдриен. Она не сомневалась, что в деле замешана ее сестра. Не исключено, что она непосредственная виновница гибели старика — только вот зачем ей это понадобилось?
Откинувшись в пластиковом кресле, Эйдриен подняла взгляд на потолок, освещавшийся флуоресцентными лампами, и потянулась. Она не полицейский и не имеет представления, как расследовать убийство. Но любому ясно, что каждое преступление имеет две стороны — преступника и жертву. Более того, в данном конкретном случае у нее явное превосходство над полицией: она неплохо представляет себе убийцу.
Только кто жертва Нико? Единственное, что Эйдриен знала наверняка, — сестра преодолела тысячу миль, чтобы убить умирающего, питавшего слабость к закатам. Как там его назвали в заголовке? «Старый горожанин»?
Или… не так. Не совсем так. Эйдриен вернулась к самой первой статье и сразу увидела, что в заголовке имеется запятая и еще одно слово. «Жертва снайпера — видный старый горожанин». Значит, он не просто старик, которого все в округе знают.
«Хорошо, — подумала девушка и вновь села за компьютер. — Попробуем выяснить, чем он прославился».
Глава 30
Шоу с Дюраном сидели за столиком кафетерия для сотрудников больницы и разговаривали, стараясь не обращать внимания на звон столовых приборов, бряцание подносов и мелькающих перед глазами медсестер и врачей. Стены столовой украшали вырезанные из картона жареные индейки — наступал День благодарения.
Психиатр озадаченно понаблюдал, с какой жадностью пациент поглощает куриную лапшу, сложил руки на груди и через некоторое время признался:
— Не знаю, как нам поступить… Я не вижу никаких признаков улучшения. Более того, ваше психическое расстройство только прогрессирует.
— Правда? — удивился Дюран. После операции он чувствовал себя необычайно собранным и бдительным. А раньше он будто смотрел на мир сквозь тусклые стекла и жил под воздействием седативных средств. И хотя восторг от радости бытия стал потихоньку угасать, ясность ума не слабела. Теперь все выглядело ярче, чем прежде, цвета казались более насыщенными, а звуки — громкими и отчетливыми.
Шоу сложил ладони, подался вперед и поведал пациенту:
— Я бы хотел попробовать пентатол натрия.
Дюран удивился:
— «Сыворотку
правды»?Психиатр поежился.
— Да, небольшую дозу. Ничего другого просто в голову не приходит. Конечно, можно оставить все как есть и надеяться на милость природы. Но буду с вами откровенен: за все это время мы ничего не добились — вы упорно блокируете информацию.
— Как?
— Вы точно прячетесь под панцирь. Ваша память напоминает черный ящик: только я пытаюсь копнуть прошлое, как натыкаюсь на стену. И хоть убейте, не понимаю — почему.
— Полагаете, пентатол натрия…
— Поможет? Да, надеюсь.
Дюран задумался.
— А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…
— Мы все проверили заранее, — сказал Шоу. — Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.
— Отторжение чего?
— Вашей личности.
Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:
— Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?
Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.
— Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. — Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: — Сама по себе депрессия — не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.
Собеседник покачал головой:
— Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.
— Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. — Врач заколебался. — У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить — это симптом маниакальной депрессии.
Дюран нахмурился:
— И если это произойдет?
Шоу запустил в волосы пятерню.
— Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.
— Почему? — удивился пациент.
— Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей — у вас нет квалификации.
— Насколько нам известно.
Психиатр улыбнулся:
— В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?
Дюран задумался.
— Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.
— Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?
— Наверное.
— Хм… — Шоу нахмурился. — У вас наверняка есть какие-то сбережения — невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.
Дюран ответил слабой улыбкой:
— Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…
Психиатр кивнул и откашлялся.
— И еще, хм… Что насчет Эйдриен?
Собеседника удивила такая постановка вопроса.
— А что с ней?
— Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно — в каких вы отношениях?
Джеффри нахмурился:
— Она истец, я ответчик.
Шоу улыбнулся:
— Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий.
— Вероятно.
— Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее.