Синее пламя

– Оставим слащавые песни для походных костров, – отмахнулась сойка. – «Между Лоскутным и Маркой» это разговор ни о чем. Точно так же я могу сказать: ищите меня в Соланке. Есть что-то более конкретное?

– По легендам я знаю, что этот город в лесу, – сказала Шерон.

– Тут выйди за городские стены – везде лес. Нам это мало чем поможет.

Тэо покосился на Мильвио. Теперь тот улыбнулся:

– Вообще-то она говорит про довольно конкретный лес. Тэй-ри-Велинта.

– А на человеческом языке?

– Мы называем его Туманным.

Она уставилась на Пружину, чувствуя, как от нахлынувшего раздражения внутри нее закипает буря, и произнесла почти что по слогам:

– Я была в Туманном лесу. Там сотни лиг деревьев, он растет на территории четырех герцогств. Как ты предлагаешь, умник, искать в нем город эйвов? Если эти самые эйвы прячутся в нем от нас уже тысячу лет и их никто не видит? Если, конечно, еще не передохли с тоски.

– Есть ориентир – Бренн. Город, поглощенный деревьями, недалеко от реки, – напомнил ей Мильвио.

Шерон с сожалением провела рукой по своим волосам:

– В том-то и беда. А если лес тянется вдоль берега десять лиг? Двадцать? Пятьдесят? И это «недалеко» может быть в десяти минутах пути, а может – в двадцати днях.

– Везде живут люди. Кто-то что-то может помнить. – Тэо поймал скептичный взгляд Лавиани. – Ну должны же мы хоть от чего-то отталкиваться.

– Шаутт с тобой, мальчик, – сдалась та. – Тион вас точно там ждать не станет. Не понимаю, что вы рассчитываете найти в заросших корнями развалинах, но ладно. Давайте голосовать. Меняем Рубеж на новую цель?

– Да, – высказала свое мнение Шерон. – Меняем. Тэо?

– В любом случае это ближе Рубежа. Я – за. А ты, Мильвио?

– Кхм… – смутился мечник.

– У него иные планы, – чувствуя его неловкость, ответила Шерон. – Мильвио уходит.

Лавиани скривилась и сказала со странной миной:

– Все вы, южане, одинаковые, Фламинго. Вечно у вас появляются дела в самое неподходящее время.

Когда Лавиани собиралась на улицу, Тэо, вцепившийся пальцами в потолочную балку и равномерно подтягивающийся на ней, бросил:

– Ты как будто расстроена тем, что он уходит.

Лавиани посмотрела наверх, подавив желание схватить его за ногу и дернуть вниз, хорошенько шмякнув головой о мебель.

– Нельзя быть расстроенным оттого, что заноза, впившаяся тебе в задницу, благополучно извлечена. Я не из тех сентиментальных личностей, кто печалится по расставанию с малознакомыми людьми. Но стоит признать, что я порядком раздражена. Исключительно из своих шкурных, низменных, человеческих интересов, которые шепчут мне в оба уха, что терять хороший меч всегда неразумно. Даже если его владелец болтливый южанин.

– Не сказал бы я, что он так уж болтлив. – Акробат закончил разминку, легко спрыгнув вниз.

– Ну, если сравнивать с тобой, то Фламинго молчалив точно камень. Не скучайте без меня.

– Не будешь с ним прощаться?

– В моих планах нет пункта: «Помахать платочком вслед уходящему герою». – Она сражалась со шнурками куртки, а затем ушла, что-то бормоча, на ходу заплетая белые волосы в косу, а акробат, вздохнув, сел прямо на пол.

Он уже несколько дней чувствовал странное онемение в спине, которое часто распространялось теперь не только на руку, но и на левую ногу. И сны опять вернулись, хорошо хоть не прежние кошмары.

Снова водопад, но на этот раз не чудовищный Брюллендефоссен. И башен Калав-им-тарк там тоже не было. Ни их, ни натянутой золотой струны, ни ветра, ни горящего одинокого окна.

Вокруг лишь приглушенный зеленоватый свет, тенистые укромные уголки, шершавые корни, пахнущие влажной землей и дубом.

Пружина шел босиком по старым листьям, слыша журчание воды. Она широким потоком стекала со стены, покрытой густым слоем влажного мха, и падала в круглый бассейн.

Сверху, с потолка, сквозь листву деревьев лился изумрудный солнечный свет. Он, точно расщепленные лучины, играл на воде, и камни, которыми было выложено дно бассейна, то и дело посверкивали золотыми искорками вкраплений драгоценного металла.

Блики плясали на каменных стенах лесного грота, и Тэо чувствовал умиротворение. Он понимал, что находится в безопасности. И знал, что кроме него здесь есть кто-то еще. Там, в дальней тенистой нише, скрытой от его глаз занавесью из плюща, опускающейся до самой земли. Кто-то большой, странный, незнакомый и, возможно… не существующий на самом деле.

Странно, но Пружину этот некто совершенно не беспокоил. Все его внимание занимала вода в бассейне. Он хотел опустить туда зудящую от боли левую руку и не сопротивлялся своему желанию. Как только Тэо это делал, наступало облегчение, боль в спине стихала, и циркач, счастливо вздохнув, просыпался.

– Хорошо бы и в жизни так было, – прошептал акробат, вставая с пола после того, как приступ слабости миновал.

Следующие несколько часов он сидел на улице, забравшись на вершину поленницы и щурясь от яркого солнца, предавался безделью, просто наслаждаясь моментом, вполне здраво понимая, что с каждым днем их у него будет все меньше.

Порой Тэо сам себе удивлялся – он любил жизнь и теперь, понимая, что потерял ее, не чувствовал ужаса от того, что умрет. Страх, поселившийся в нем и просыпавшийся в самый мрачный час, был лишь о том, что он потеряет себя. Станет пустым. Его личность исчезнет. Не останется ни опыта, ни памяти, ни любви, ни радости. Не будет того, что делает его самим собой.

Он превратится в чудовище.

И именно это пугало его до холодных мурашек. А еще то, что он может причинить вред своим друзьям и всем тем, кто окажется рядом с ним.

Иногда Тэо замечал, как на него смотрит Лавиани. Он понимал этот взгляд гораздо лучше, чем ей бы хотелось.

Довольно часто сойка вела себя невыносимо, точно раздраженный еж, норовящий ткнуть своими иглами в любого оказавшегося поблизости. Но вместе с тем акробат знал, что на нее можно рассчитывать и, несмотря на всю свою нелюдимость, Лавиани не допустит того, чтобы он стал пустым. Убьет его прежде, чем он кому-нибудь причинит вред.

Это вселяло в него уверенность в завтрашнем дне.

Мильвио появился с собранной в дорогу сумкой. Шерон стояла возле ворот постоялого двора, наблюдая за тем, как отряд солдат в цветах гвардии накунского герцога на запыленных лошадях возвращается в свои казармы. Один из них заметил, что девушка смотрит на него, улыбнулся. Но улыбка получилась усталой. Люди, как и лошади, выглядели измученными долгим переходом.

Мильвио тем временем переговорил с Тэо, крепко пожал ему руку и направился к указывающей. Он избавился от своего теплого плаща с воротником, продал не торгуясь, словно вещь не представляла для него никакой ценности, и вновь был в своей короткой кожаной куртке рыжеватого цвета, со стальными заклепками и двумя рядами крупных медных пуговиц. Той самой, с надорванным и плохо зашитым рукавом, в которой она увидела его в первый раз на пароме Скелы. Черная лента, перевязывавшая его светлые волосы, сейчас показалась ей траурной.