Синельников (сборник рассказов)

– Благодарю вас, господин полковник, – отвечал дедушка, и в самом деле принимаясь за еду. – Не скрою, мне приятно признание моих заслуг перед отечеством… хотя я и догадываюсь, что обязан этим исключительно вам.

– Оставьте, майор, такие офицеры как вы – главное достояние наших вооруженных сил. Посмотрите лучше вокруг, какая чудесная осень, настоящее бабье лето, словно и нет никакой войны…

– Вы правы, господин полковник, – кивнул Вольфганг. – Скажу еще раз – я рад званию, но уже принял решение. Это моя последняя кампания. Если уж Господь не удостоит меня смерти в бою, то по заключении мира я выхожу в отставку. Чувствую, что пришла пора. Я совсем уже не тот.

– Боже мой, майор… Но что же вы станете делать? Чем займетесь?

– Я получил письмо от сестры, из Дюссельдорфа… у нас там дом, его построил еще мой дед. Мои племянники выросли… я помню их совсем еще детьми, а теперь уже у них самих дети, и тоже взрослые люди, их я вообще никогда не видел… Отправлюсь в родные места, представляете, полковник, они мне снятся.

– Боже мой, Бруно, – воскликнула Брюн, – это ужасно, немедленно заканчивай войну и верни дедушку домой!

– Верно, верно, – согласился Руди. – Заключай мир, один черт не знаете, с кем воюете – если даже с русскими, то однофигственно вам вдвоем с дедом Сталинграда не взять, хоть всю Аргентинскую сборную вместе с Марадонной запиши к себе в полк!

– Река, набережная, липы, каштаны, Старый город, – продолжал дедушка Вольф. – Наверное, все изменилось, я ничего не узнаю… Вам доводилось бывать в Дюссельдорфе, господин полковник?

Ответить я ничего не успел, по причине грянувших событий, так что теперь можно лишь гадать, какая фраза так и не родилась на свет; в памяти сохранились лишь смутные обрывки мысли о том, что возвращение майора в реальное время и пространство – дело замысловатое и рискованное.

Каюсь, моя вина, упустил я из виду Магду, за всей этой кутерьмой начисто про нее забыл, и тем допустил страшный, фатальный промах. Еще третий закон Ньютона предостерегает – если ты не видишь Магдалену Ветте, это не значит, что ее нет. Она очень даже есть, незримо парит в вышине, как горная орлица, зорко следит за событиями и думает свою крепкую думу.

В этот раз додумалась она до того, что бесповоротно озверела. Старый Карл ее выгнал, я окончательно растоптал ее самолюбие, а сладостно предвкушаемая драма и скандал в семье Ветте неожиданно вырулили к абсолютно нестерпимому хэппи энду. Ясное дело, ненависть закипела в Магде на таком градусе, что в момент сожгла все предохранители, и фрау Ветте решила уйти, громко хлопнув дверью, то есть напоследок напакостив сколько возможно.

Уверен, что в тот момент, когда мы, стоя между автомобилями, прощались с Амалией и Хельмутом, Магдалена уже звонила в психиатрическую клинику доктора Шлиеркампа и срывающимся голосом расписывала, какую угрозу для общества представляет Брюн. Доктор и без ее актерских ухищрений знал, что ситуация чревата, в словах пока еще действующей жены Старого Карла ничуть не усомнился, и немедленно распорядился выслать бригаду экстренного реагирования. Во главе этой бригады Магда и предстала перед нами, торжественно войдя той самой своей знаменитой походкой, где, по выражению классика, каждый шаг оказывал великую милость паркету, которому выпало счастье оказаться под ее ногами.

Итак, Магда и с ней – трое шкафов в белых халатах: один явственно начальник, видимо, врач, с какой-то бумажкой в форме анкеты, и двое громил-санитаров – в руках палка с петлей, уже мне знакомые резиновые тросы и пневматическая пукалка для стрельбы шприцами с транквилизаторами. Без всяких объяснений, по одному только ужасу в глазах Брюн я сообразил, кто они такие и зачем пожаловали. У всех троих в глазах охотничий азарт – переговоры бессмысленны, они только и ждут какого-то сопротивления, и чем энергичнее, тем лучше, слепому видно, что ребята свое дело знают.

– Брунгильда Ветте, вам придется пойти с нами.

Их трое, я один, на Руди надежды никакой, невеселая выходит картинка, но если кто-то думает, что я так просто отдам свою возлюбленную в чьи-то лапы, тот здорово ошибается. Внизу в вестибюле Фердинанд, и моя главная задача туда и передвинуть арену событий.

– Майор, – сказал я машинально, обращаясь больше к самому себе, – к бою! Противник в расположении!

И тут начались вещи невероятные. Эффект от этих нехитрых слов, что я пробурчал под нос и сквозь зубы, собираясь с силами для драки, вышел совершенно феерический. Да-с, не до конца Вольф Ветте утратил связь с реальностью. Опрокинув стул, он с юношеской резвостью бросился к стене и обеими руками хлопнул по ней снизу вверх. Дубовая панель метра полтора на полметра слетела, и за ней открылся очень мило висящий на крюках шедевр «Рейнметалла» – МГ-34 с дырчатым кожухом и изумительным по красоте модернистским прикладом вишневого дерева. Рядом пристроилась коробка с зубастой, ощерившейся патронами лентой, утекавшей в затвор. Молодецки подхватив все это хозяйство, майор вновь подскочил к столу – ну чистый Рэмбо. У горилл было несколько секунд, но по дури и растерянности они это время упустили.

Дальше, как сказано опять-таки у классика, пулемет завыл и затряс весь дом. Словно в настоящем сражении, майор покрыл всю гостиную ураганным огнем. Вот это, я вам доложу – ударили фонтаны, клочья да осколки; пожирая ленту, старина МГ плясал в стариковских руках, гильзы скакали по тарелкам и залетали в рюмки; горилл как ветром сдуло, только Руди сидел будто в ложе, озираясь в полном восторге. Сочиняет рассказ для клуба, мерзавец, подумал я. С полминуты я наслаждался этим зрелищем, особенно, как стерва Магдалена полезла под стол, затем скомандовал «Прекратить стрельбу!»

Ни в кого майор, конечно, не попал. Бригада расстелилась на полу в живописных позах, и когда их главный неуверенно приподнял голову, я уже упер ему между ушей леденящую ручку столового ножа.

– Лежи, земляк, целее будешь, – ласково предложил я и затем продолжил. – Ребята, не знаю, сколько вам платят, но умирать за эти деньги все равно не стоит. Здесь, как видите, все здоровы и в ваших услугах не нуждаются. А завтра мы сами приедем в клинику и засвидетельствуем свое почтение доктору Шлиеркампу. Впрочем, если хотите в гробу напоминать решето, милости просим. Отвечать, как вы понимаете, будет некому. Майор, вы будете представлены к награде за мужество и военную мудрость в боевой обстановке.

Возражений не последовало, гости проявили понимание и спешно ретировались, Магдалена, вылезая из-под стола, по странной случайности налетела лбом на мою коленку и, напутствуемая фразой «Пшла вон, кобыла толстомясая», тоже покинула наше общество.

– Бруно, это было гениально! – завопил было Руди, но тут МГ рухнул в отчаянно зашипевший винегрет, фарфоровое блюде мерзко хрустнуло, и Вольф Ветте, закатив глаза, начал медленно заваливаться назад, цепляясь за скатерть. Я едва успел подхватить его:

– Руди, не стой столбом, берись, и несем на кровать! Брюн, «скорую»!

Приехала «Скорая», за ней – вторая и с ней мой давний приятель, самый знаменитый кардиолог Дюссельдорфа Лысый Конни, он же Конрад Вальденштайн, бритый наголо верзила-австрияк, без колебаний променявший отцовское благословение, земли и богатство на скальпель и зеленое одеяние хирурга. Покачал головой:

– Никуда не повезем. Его и трогать-то нельзя. Ты хоть знаешь, что такое миокард и желудочки сердца?

– Знаю, что делают какое-то шунтирование.

– Шунтирование чего? Попал пальцем в небо. У него там кисея, тюль, задней стенки, считай, вообще нет… Шунтирование… Будет чудо, если он дотянет до утра. Вы Хельмуту звонили?

– Да, они с Амалией едут. Вернулись с пол-пути.

Кровать выдвинули на середину комнаты, и старый майор лежал, окруженный таинственными медицинскими агрегатами с пультами и мониторами, опутанный шлангами и проводами. Нос у него не заострялся, глаза не вваливались, но случайная прядь волос, замершая на лбу и откровенно мертвецкая тень на правом, полуопущенном веке не оставляли сомнений в безнадежности картины.