Синеокая Тиверь
Шрифт:
– Рука поднята на того, – чеканил слово за словом князь, – кто имел доступ к самому богу, был посредником между людьми и Перуном. Князь не может оставить это преступление безнаказанным. Потому и обращается ко всем: кто знает зачинщика – выйди и укажи на него.
– Мало указать, – послышался голос из поселянских рядов, – нужно еще доказать, что это преступник.
– Надо и доказать, а как же.
– А есть ли у князя доказательства, хоть он и взял воеводу Вепра в цепи?
Спрашивали его недавние союзники. Не удержались, значит, заговорили. Если так, пришло время звать на княжий
– У князя такие доказательства есть. Но он не хотел бы ошибиться, поэтому спрашивает: кто еще знает преступника?
В ответ – молчание.
– Приведите воеводу Вепра.
Вепр был суров и грозен, непреклонно решителен, казалось, освободи ему руки и дай меч – пойдет на вече с открытым забралом.
– Воевода, – зычно, чтобы все слышали, обратился к нему князь. – Ты знаешь, в чем обвиняю тебя? Признаешь ли за собой вину?
– Нет, и требую за глумление и насилие над собой личного поединка с князем.
– Если князь не докажет твоей причастности к убийству, не так ли?
– Да. Если не докажет моей причастности к убийству.
– А если докажу?
– Если докажешь, я покараю себя сам, прямо тут, при всем народе.
– На том и порешим.
Волот окинул взором притихших людей, потом сказал:
– Будем терпеливы и уважительны – начинаем суд. Скажи, воевода, ты встречался со жрецом Жаданом в его жилище при капище Перуна?
– Встречался.
– Зачем бывал там?
– Приносил жертвы Перуну и передавал их в руки жреца Жадана.
– Когда бывал?
– Да не раз, и в этом, и в прошлом году.
– О чем беседовал со жрецом, когда вручал ему дары и просил принести их богу Перуну?
– Кроме этого – ни о чем.
– А за какие такие великие заслуги обещал ты Жадану подарить свою родовую усадьбу и угодья в Веселом Долу?
Вепр сделал вид, что удивлен и даже обижен.
– Такого не было, такого не могло быть! Разве князь не знает, что значит для меня Веселый Дол, как приросло к нему мое сердце?
– Знаю, да слухи другие ходят: ты все-таки обещал Жадану Веселый Дол и, наверное, не за малую услугу. Волхв Чернин, выйди и скажи, что знаешь об этом обещании.
Идя на вече, волхв сбросил одежду ратника и снова облачился в одеяние, которое носил издавна и которое указывало на то, что он служит при капище Перуна. Пока он рассказывал, когда и с чем приходил Вепр к Жадану, вече молчало. Когда же заговорил об их уединенных тайных беседах, а потом о возмущении Жадана предложением Вепра, вече, словно пробуждаясь, забурлило. Одни были удивлены, другие – возмущались, третьи – возражали.
– Такого не может быть! Чем докажешь, вонючий волхв?
– Хотя бы тем, что слышал эти беседы собственными ушами. Воевода говорил Жадану: «Сделай так, чтобы бог покарал князя Волота наивысшей карой – смертью, – и будешь иметь все: золото, поле, товар, захочешь – Веселый Дол отдам тебе с домами и угодьями. Не только жрецом, властелином станешь».
– Это не доказательство! – кричали мужи. – Такое можно и придумать. Кто, кроме тебя, может подтвердить это?
– Может ли кто подтвердить услышанное мною, не ведаю. Однако люди видели другое: как Жадан гнал воеводу, разгневанный
его речами, как молился потом перед ликом бога Перуна и говорил, молясь: «Огненный боже! Великий Сварожич! Ты видел гнев мой и видишь муку, отведи и заступись, не дай зародиться во мне наибольшей слабости человеческой – искушению»… Волхвы Стемид и Добронрав! Во имя наивысших помыслов выйдите и скажите, что видели и слышали такое.Волхвы не думали, видно, что их позовут свидетельствовать, удивленно переглянулись, но все-таки вышли и сказали князю: видели, как Жадан гнал этого воеводу посохом, как молился после, слышали, с какими словесами обращался к богу.
– А что скажет Вепр? – спросил Волот.
– То, что и говорил: бывать у Жадана бывал, а разговора о мести с ним не было.
– За что же волхв и жрец прогонял тебя от жертвенника посохом?
Вепр колебался мгновение, но этого было достаточно, чтобы все убедились и крикнули в один голос:
– Он виновен, княже! Он домогался от Жадана лжи и мести!
Чтобы утихомирить людей, князь поднял меч.
– Не слышу ответа, воевода.
– Я напомнил жрецу давний обычай – приносить богам человеческие жертвы, чтобы они умилостивились и не насылали на людей жестокие кары. Это напоминание, или скорее совет, разгневало жреца.
– А что еще ты советовал?
– Больше ничего.
– Почему же Жадан говорил, молясь: «Отведи и заступись, не дай зародиться во мне наибольшей слабости человеческой – искушению»?
– Об этом не ведаю.
– А послушники ведают, воевода. Что скажешь, Чернин?
– Жадан боялся кары богов и сомневался. Однако воевода напомнил ему о подарке в другой раз и в третий, повез и показал свой Веселый Дол. Жадан соблазнился и заключил с воеводой договор: сначала принесет в жертву богам кого-то из народа тиверского, а после заставит брать жребий семью князя. Вепр согласился на это и был уверен, что, когда дело дойдет до жребия, князь сам вызовется пойти на огонь, закрывая собой жену и детей.
– Ты лжешь, волхв! – Вепр, точно зверь, бросился в сторону послушника. – Откуда Жадану было знать, что нас постигнет еще одна беда?
– Знал. Он был таким, что и сам мог накликать беду.
Это откровение явилось для всех, даже для Вепра, неожиданным и разящим, словно удар Перуна в ясном небе. Люди притихли, глядя на волхва-послушника, словно на заморскую диковину, потом стали переглядываться между собой, спрашивая: «Вы слышали, на нас накликали погибель», – и вот уже вся толпа кричала тысячеголосо:
– Смерть отступникам! Смерть душегубам! Чтобы ради мести, чревоугодия, наживы ради да накликать на весь народ голод, истощать его силы бедами и мором? Где такое видано? Когда такое было? Смерть изуверам! Кара и смерть! Кара и смерть!
Князь пытался утихомирить вече, да где там. Будто с ума посходили все. Орали во всю глотку каждый свое, потрясая оружием, напирали на княжий конец, на то место, где стоял закованный в цепи и ставший на удивление маленьким Вепр. Им кричали что было сил: «Утихомирьтесь, дайте завершить суд», – напрасно. Пришлось выставить впереди подсудимого дружинников и отгородиться от веча щитами, мечами, сулицами.