Синеухий эльф Скотина

Перцовка кончилась. Скотине стало тоскливо, и он, шатаясь, подошел к зеркалу. Подвинул к себе табуретку и попытался сесть, но чуть-чуть промахнулся и опустился на пол, да так и замер, спиной упершись в табуретку.

— Ну че глядишь-то? — трезвым голосом спросило отражение, не поднимая глаз. Кончики синих ушей подрагивали и расстроено звенели.

— Плохо мне, — признался Скотина. — Душу дерет чего-то.

— Будто не знаешь — чего, — усмехнулось отражение.

— Знаю, — кивнул Скотина. — И чего делать-то?

— А ты это… — отражение ухмыльнулось. — На платную стоянку сгоняй. За ступой. Все равно никто не заметит. А ты это… покатаешься, развеешься.

* * *

Бука сидел на подоконнике в квартире тети Ады и меланхолично смотрел на небо. Изредка где-то внизу фырчали автомобили, подмигивали фарами. Бледные звезды устало катились по небесному своду. Бука засовывал в свою роскошную черную бороду лапку с острыми ноготками и доставал мухомор за мухомором. Жевал и плевался грибным жмыхом на дорогу. Филя приподнялся на своей кровати и тихо позвал:

— Бука… Букочка!

— Ну че тебе?

— А почему ты меня сегодня не пугаешь?

— Забодало, — лаконично ответил Бука и демонстративно зачавкал мухомором.

— Бука…

— Ну че опять?

— Мне скучно…

— А мне типа весело! — рассердился Бука.

Какая-то тень мельтешила в небе, заслоняя звезды. Бука насторожился, почесал волдырь на левой ноге. Тень приблизилась, налилась объемом и превратилась в ступу, из которой высовывались уши эльфа Скотины. Из ступы остро и привлекательно тянуло перцовкой.

— Ужо нажрался… — пробурчал Бука.

— Давай со мной, — предложил Скотина. — Ударим по обывателю невинным пьяным дебошем! — Он подпрыгнул в ступе и погрозил кулаком небу.

— Выпить-то че есть?

— А как же! В гастроном слетал, затарился.

Бука подумал и прыгнул в ступу. Ступа тут же умчалась в небо. Филя скинул с себя одеяло, подбежал к окну и закричал изо всех сил:

— Бука, вернись! А то я маме пожалуюсь, что ты меня пугаешь, и она тебя погонит!

* * *

Волшебным нескончаемым потоком лилась в луженые сказочные глотки насыщенная алкоголем жидкость.

— Понимаешь, Бука, то, что я испытываю в последнее время, называется неудовлетворенностью жизнью и полнейшим диссонансом с окружающей средой.

— Че? Ты не филонь, наливай давай.

— Отношение со стороны людей меня беспокоит — вот чего! Они же нас, сказочных, разумными существами не считают. Восстать нам надо, показать, что нельзя о нас ноги вытирать.

Бука выпил сразу из двух рюмок. Глаза у него стали осоловелые. Правый глаз надулся и почти выпал из глазницы. Эльф ткнул в него пальцем, чтоб вернуть на место; Бука кивнул с благодарностью.

— Так что скажешь, Бука?

Бука горько вздохнул и вдруг затараторил:

— Мы ведь как есть рабы, слуги человеческие, Скотинушка, нам на роду написано людям волшебство даровать, пусть им и не нужно уже волшебство. Нету у нас иного выбора, Скотинушка, не восстанем мы, не сможем, и все енто потому…

Он не успел договорить. На огромной скорости ступа врезалась в столб и с высоты грохнулась на твердый асфальт. Пьяные в стельку Скотина и Бука выползли из перевернутой ступы и уткнулись носами в пыльные ботинки.

— Порядки нарушаем?! — прогремел сверху грозный голос. Злые полицейские руки схватили пьяных сказочных существ за шкирки и кинули на заднее сидение милицейской девятки.

Примерно через час Скотина и Бука сидели в «обезьяннике». Было сыро и пахло табаком. Скотина, схватившись ручками за решетку, кричал:

— Я требую адвоката! Требую адвоката! Вы попираете мои конституционные права!

Бука стрельнул у забившегося в темный угол бомжа окурок, прикурил, меланхолично поглядывая на суетящегося эльфа.

— Оставь покурить… — попросил тощий молодой парень в драном пальтишке на голое тело. Бука напоследок затянулся и протянул ему бычок. Скотина наконец отошел от решетки и угрюмо сказал Буке:

— Прав ты, Скотина, восстать у нас не получится, а вот обратить внимание властей на себя мы сумеем. Главное, собрать весь сказочный народ и пойти к народным избранникам дружно, вместе…

— В Москву, что ль? — спросил Бука.

— В Москву, — кивнул Скотина. — А то так и будем доживать век с этими душегубцами… — Он вытянул руку, показывая на тощего. Тощий запахнул полы пальто и протянул с угрозой:

— Ты кого душегубцем назвал, падла сказочная?

* * *

Ровно через пятнадцать суток Скотина, моргая глазом, под которым всеми цветами радуги светился синяк, разбудил спящую волшебным сном Бабу Ягу. Бабка подняла голову из тарелки с зацветшим горошком и спросила у Скотины, одетого по-походному:

— Сколько я проспала, Скотинушка?

— Пятнадцать ночей, — ответил Скотина.

— Надо же, а совсем не выспалась! А чего это ты так разоделся, милок?

— Правду искать собрался.

— Опять будешь плакаты рисовать?

Скотина ловко запрыгнул на стол и положил лапку Бабе Яге на плечо:

— Нет, Яга, не плакаты. Совсем не плакаты! Одевайся, кстати. Будем сказочный народ собирать. Поедем в парламент, поведаем народным избранникам, как с нашим братом обходятся.

— Че? — переспросила Баба Яга.

Скотина надулся:

— Не «че», а давай быстрее!

* * *

Им долго не хотели продавать билеты на поезд, придирчиво рассматривали паспорта, куда-то звонили, выясняли, куда и зачем они едут. Скотина, Бука и Бабка отвечали честно: едем, мол, правду искать. Очередь сзади начала роптать: да продавайте уже им билеты, дуракам сказочным этим! Кассирша поворчала и сдалась. С заветными желтыми билетами наши герои отошли в сторонку.

На длинную тощую старуху и двух карликов возле нее люди смотрели с неясной тревогой и почему-то сразу хватались за карманы. По радио объявляли о прибытии и отбытии поездов. Пахло шаурмой, которой торговали усатые кавказцы, и кислым пивом, которое продавали толстые тетки в русской национальной одежде.

— Давноть не вояжировал… — буркнул Бука.

— Надо, надо, за правое дело боремся! — сказал Скотина. Он вдруг увидел кого-то в толпе и нырнул в людскую массу. На перроне возле автомата с поп-корном стояла девочка, чумазая, в грязном платье и стоптанных башмачках. От нее неприятно пахло, но лицо у нее было удивительно приятное, белое, а глаза — не по возрасту мудрые и печальные. В руках девочка сжимала увядший красный цветок. Скотина подбежал к ней и дернул за рукав ободранного платьица: