Синие озера, синие глаза

Кир сказал Джорджии, чтобы она шла к себе, а сам появился в ее спальне чуть позже.

Она стояла, освещенная желтым светом прикроватной лампы. На ней был тот же короткий тонкий халат, что и в ночь его возвращения из Нью-Йорка. Памятная грозовая ночь…

Джорджия бросила, на него смущенный взгляд и сказала:

— Сегодня прохладно, правда?

— У меня есть кое-что, чтобы согреться. — Кир показал ей бутылку коньяка, которую захватил из гостиной вместе с двумя хрустальными стаканами.

Он поставил бутылку и стаканы на низкую дубовую тумбочку около кровати, и снял галстук.

Сердце его от нетерпения билось часто-часто.

А Джорджия возбудилась даже от звука шелка, скользящего по накрахмаленному воротничку. Она уже знала, какие упругие мышцы скрываются под дорогой модной рубашкой, и вспомнила, каково ощущать тяжесть крепкого тела, вжимающего ее в кровать. И еще она знала, что не в состоянии скрыть желание, которое переполняло ее.

Щеки у нее лихорадочно горели, и, чтобы не показать смущение, она затараторила:

— Еда была великолепная, правда? Мойра превзошла себя… все было абсолютно…

— Вот… выпей.

Он передал, ей стакан с темно-коричневым коньяком, а длинные пальцы на секунду задержались на ее руке.

Джорджия покорно поднесла стакан к губам. Жгучий напиток обжег не только рот, но и желудок, и по всему телу разлилось приятное тепло.

— Как вкусно. — Джорджия сжимала толстый хрустальный стакан в ладони и искоса поглядывала на Кира.

Гости собирались уходить, когда он прошептал ей на ухо, что хочет провести с ней ночь, и она не сразу смогла выйти из-за стола — у нее затряслись колени. И теперь они стоят в едва освещенной комнате, и от мягко падающего света его красивое лицо выглядит еще более неотразимым.

Джорджия поняла, что обратного пути у нее нет и она опять не сможет сопротивляться его взгляду, его телу и завораживающему голосу Ей хотелось, чтобы боль, которая порой проглядывала в его потрясающих глазах, исчезла.

Теперь, когда она узнала причину этой боли, ей еще сильнее захотелось ее умять.

— Что на тебе под халатом? — весело осведомился он, насмешливо изогнув темную бровь. — Если ты хочешь осчастливить покоренного тобой мужчину, то поскорее скажи, что там не слишком много одежды.

Он снял пиджак и стал расстегивать пуговицы на рубашке.

— У меня там ничего нет.

— На самом деле? — Кир, улыбаясь, медленно приблизился и забрал стакан с коньяком из ее руки. Поставив его рядом со своим на дубовую тумбочку, он хрипло произнес: — Распахни халат… Я хочу полюбоваться на тебя.

Увидев ее смущение, он сжалился:

— Может, так будет удобнее. — Он наклонился и выключил лампу, так что единственный свет исходил от серебристой, почти полной, луны, видневшейся в открытом окне.

Джорджия с легким вздохом развязала пояс на халате.

Она стояла неподвижно, а Кир смотрел на мягкие округлости груди и гладкий плоский живот. Свет луны падал на длинные темные волосы, вьющимися прядями рассыпавшиеся у нее по плечам.

Она достойна сонета!

— Еще будут указания? — пошутила она, но Кир заметил дрожь, пробежавшую по ее телу.

— Да… Сбрось халат и ложись в постель, — улыбнулся он.

Кир быстро снял оставшуюся на нем одежду, успев разглядеть заманчивую, похожую на персик женскую попку, мелькнувшую в молочных лунных отсветах до того, как Джорджия нырнула под одеяло.

Господи, как же сильно он ее хочет!

Когда он очутился с ней рядом, у Джорджии исчезли остатки нерешительности, и она тут же обняла Кира.

А Кир… За всю свою жизнь он ни разу не испытал волнующего ощущения от того, что возвращается в родной дом. Сейчас на душе было тепло и радостно, Кир чувствовал, что поступает правильно.

Он отыскал в темноте губы Джорджии и с жадностью припал к ним, вкушая только ей присущую сладость.

И давящий груз забот и тревог, словно по волшебству, исчез.

— Спасибо, что осталась со мной, Благодаря тебе я смог это вынести, — выдохнул он, глядя на ее возбужденное лицо. — Прости за дурацкую выходку полковника. Он — старый приятель отца и, как ты могла понять, со своими допотопными взглядами застрял в средневековье.

— По-моему, естественно, что друзья и знакомые хотят, чтобы ты ухаживал за девушкой из твоего окружения, — с неуверенной улыбкой произнесла она, и в ее глазах промелькнуло сомнение.

— Это никого, кроме меня, не касается! — грубовато ответил Кир. Не хватает еще, чтобы она подумала, будто он подвержен чужому влиянию.

— Кир, это и меня касается, не забывай.

— Я не вправе забывать, Джорджия, и никогда не забуду. Обещаю.

Он снова прильнул к ее губам, но Джорджия положила ему руку на грудь и остановила его.

— Ты сегодня был удивительный, — прошептала она, перебирая темные шелковистые колечки волос у него на груди. — Образцовый хозяин дома и лорд. Ты преобразил Глентейн, и без тебя это было бы невозможно.

— Я никогда не хотел сюда возвращаться и никогда не думал, что вернусь. — Он слегка нахмурился.

— Но ты ведь вернулся, и все будет хорошо. Разве ты сам этого не знаешь?

— Знаю? Я почти верю, когда мне об этом говоришь ты.

Он провел рукой по ее груди, радуясь тому, что она от удовольствия еле слышно охнула. И это подстегнуло его растущее желание овладеть ею.

Хватит разговоров! Слов было сказано предостаточно, и теперь он готов забыться в объятиях прекрасной женщины, забыться надолго и получить свою долю восторга.

Не один раз за те недели, что прошли после приема, Джорджия говорила себе, что эти волшебные мгновения, когда она наслаждалась жизнью, работая днем рядом с Киром и проводя ночи с ним в постели, рано или поздно закончатся.

Он не говорил с ней на эту тему, и они оба не упоминали о том, что секретарша Валери в конце концов вернется.

Ясно, что каждый держал в секрете свои мысли, возможно, чтобы не испортить настоящее беспокойством о будущем. Хотя Кир и заверил Джорджию, что не относится к ней легкомысленно, она боялась прямо спросить, каковы его намерения, чтобы не подписать себе приговор и… чтобы этот приговор не разорвал ей душу.

Наступила осень, и ее приметы проглядывали и в парке, и в живописных окрестностях, где она гуляла по утрам с Хеймишем.