Синий город на Садовой
Шрифт:
Поздно вечером он сидел на постели и, зажмурившись, вертел проклятую улитку, а щекочущая лента скользила в пальцах, готовая в десятый раз сорваться со спирали…
Наконец получилось! Раз, второй, третий! Оказывается, все дело в привычке, в натренированности пальцев. Ура!..
Федя завалился спать, а в глазах вертелась желтая спираль. И, погружаясь в полудрему, Федя философски размышлял, что все в жизни движется по спирали, – он читал про это в журнале "Знание – сила". Явления делают круг и возвращаются, но уже не на прежнее место, а на новое. И вертит, вертит жизнь человека в спиральном завихрении событий…
Вот и опять жизнь принесла его, как перышко в потоке,
Нет, больше такого не повторится. И одно беспокоит Федю: как отнесется к этому новому знакомству Борис?
Федино увлечение Настей Борис не одобрял. Нет, он вовсе не ревновал друга к этой девчонке. Понимал, что одно дело такая вот влюбленность, другое – настоящая мужская дружба, завязавшаяся еще в детсадовские времена. Борис просто страдал, видя, как мается из-за этой Настасьи Федя. И с грустной иронией говорил: "Не понимаю я этого. Наверно, еще не дорос…" И он вздохнул с великим облегчением, когда Шахмамедова исчезла из их жизни. Даже вспомнил изящную поговорку: "Леди с фаэтона – рысаку легче…"
Но как будет сейчас? Когда Борис поймет, что Ольга – вовсе не какая-то там любовь, а просто… ну, в общем, хороший товарищ? Не решит ли, что есть здесь со стороны Феди измена? Мол, стоило уехать на три недели, как Феденька заимел нового друга…
"Ох, да что ты! – вдруг встрепенулся Федя. – Ты же с а м это придумываешь! А Борька – он разве такой?"
Борис, он всегда все понимал в Фединой жизни. Даже лучше, чем родители. Не говоря уже о Ксении.
Старшая сестрица была несообразительная и бесцеремонная. Однажды утром высказала при отце и матери:
– У Феденьки явно опять роман… – Весенние страдания брата не были для нее (да и для родителей) секретом. – Каждый день удирает до вечера к какой-то Оленьке.
Федя не стал ни краснеть, ни даже злиться. Только хмыкнул и крутнул у виска большим пальцем: проверни, мол, шестеренки, а то заело. Люди делом заняты, кино снимают в соответствии со школьным заданием, а ты чепуху несешь.
Снимать начали на пятый день знакомства (когда обоим казалось, что знакомы давным-давно). И почти сразу все застопорилось… Казалось бы – совсем простое дело: Федя идет по улице, посвистывает, поглядывает по сторонам и видит всякие интересные мелочи – то хитрые башенки и флюгера на старом здании аптеки, то солнечные вспышки среди тополиной листвы, то хитрого толстого малыша, который комком черной земли рисует усы гипсовому льву в сквере у драмтеатра… То драчливых воробьев, устроивших потасовку на лепном карнизе краеведческого музея… А потом уж Федя должен был подняться на высокое крыльцо этого музея и оглядеть с него старую часть Устальска и берег Ковжи…
Малыш со львом и воробьи снялись отлично. Наверно, потому, что не заметили камеру. А Федя, когда знал, что на него направлен объектив, деревенел от неловкости.
– Ну, чего ты как неживой!
– Сам не знаю. Не получается…
– Да чему тут получаться-то? Шагай да смотри вокруг! Как на самом деле, когда гуляешь…
Нет, не выходило у него "как на самом деле". Ну, не артист он ни капельки, что поделаешь! Замечательно, когда сам жужжишь кинокамерой, когда вытаскиваешь с замиранием из бачка мокрую пленку (получилось
ли?), когда помогаешь Оле оборудовать в гараже лабораторию и при этом болтаешь обо всем на свете: об НЛО, о группе "Аквариум", о книге "Властелин колец", о школьных тяготах, о приключениях в раннем детстве, о фильме "Восстание на "Баунти"… И строишь планы: что снять в их собственном фильме… А вот как до дела дошло…– Давай попробуем еще раз, – терпеливо сказала Оля.
Федя на неживых ногах опять поднялся на крыльцо музея, к чугунной пушке времен Петра Великого, и устало сел на верхнюю ступень. Оля села рядом.
– Ладно… Порепетируем еще, и получится.
– Не-а… – сокрушенно сказал Федя. – Бесполезно. На твоем месте я бы прогнал такую бездарь…
Он знал, что Оля его не прогонит, с друзьями так не обходятся. И будет он по-прежнему приходить в старый дом на улице Декабристов, где в комнатах с тяжелой коричневой мебелью живет и хозяйничает самостоятельная девчонка Ольга Ковалева. Очень самостоятельная, потому что мать у нее целый день на работе, в конторе какого-то треста, а потом еще руководит в этом тресте самодеятельным театральным коллективом и домой иногда приходит к полуночи, а на Оле – все хозяйство. Отец у нее тоже есть, но живет в Москве, и "там у него свое семейство; ездила я один раз, больше не хочется…". Научилась Оля многое делать и решать сама, потому что характер у нее спокойный и твердый, хотя сперва это незаметно. Кажется наоборот – нерешительная. Стоит такая серенькая, с неприметным лицом, трогает губы костяшками пальцев…
И сейчас тоже – рассеянно водит по губам кулачком, как губной гармошкой. Думает: что же делать-то?
– Давай еще раз попробуем, – вздохнул Федя. И опять ощутил тоскливое замирание. – Ох, нет… Слушай, Ольга, тут кого-то другого надо. Ну, как это говорится… "раскованного". И чтобы лицо у него было выразительное.
– У тебя вполне выразительное лицо, – деликатно сказала Оля.
– Да брось ты… Я внутри себя понимаю, как что надо делать, а вот изобразить это… Не такой человек нужен!
– Где его взять, "не такого"-то? – вырвалось у Оли.
В самом деле, где? Может, Степку попробовать? Нет, маленький. Тут нужен такой, который бы понимал суть фильма. Ведь это же не просто "Наш город летом", а намек, что живет в городе сказка…
Может, Бориса дождаться? Не-е-е… Борька при всех своих талантах уж точно не артист. Его даже в детском саду ни разу не могли заставить на утреннике стихи прочитать…
В общем, скверное дело… "С'скверное дело", – словно кто-то усмехнулся рядом.
– Ой… Оль! А помнишь Березкина? Ну, того мальчишку в лифте!
Она вроде бы и не удивилась:
– Конечно помню.
– Вот уж у кого лицо выразительное! И вообще он… – Федя хотел сказать, что Березкин, по его мнению, человек, на все отзывающийся живыми нервами. Но выразиться столь изящно не решился. – Пригодный для нашего дела.
– А что, пожалуй… – отозвалась Оля. Но без особого оживления. Может, боялась обидеть Федю заменой. – Только согласится ли? Да и где его найдешь?
– Так и найдем, где встретили?
– Может, он там и не живет, а просто приходил к кому-нибудь… Я его там больше ни разу не встречала.
– А… разве ты там еще бывала?
Оля слегка смутилась:
– Я два раза к Анне Ивановне заходила… Ну, она же совсем одна, дочка в Ленинграде. Вот я и думаю: может, помочь что… – И зацарапала костяшками по губам.
Удивительно, как люди стесняются добрых дел.
– Когда ты успела-то?
– А с утра пораньше…
Федя сказал с неловким упреком:
– Могла бы и меня позвать. Глядишь, и пригодился бы…