Синий олень. Трилогия

Сергей успел подхватить ее на руки, а скрывшиеся уже в своих комнатах соседи вновь выскочили в коридор. За стеной заплакал разбуженный криком Наташи ребенок.

– Наталья, что такое, Наталья! Очнись! – Екатерина Марковна трясла девочку.

– Лиза, – проговорила та бескровными губами, – он говорит, что Лиза…

Вторая соседка ахнула, закрыв рот руками, а Екатерина Марковна строго спросила у Сергея:

– Что с Лизой?

– Погибла в аварии, – угрюмо ответил он.

– Что ж вы ей так сразу, осторожно надо было, эх!

Она больше ничего не сказала. Соседки помогли ему отнести Наташу в комнату и попытались уложить на диван, но она уже пришла в себя и, спустив ноги на пол, вцепилась в руку Сергея и начала плакать:

– Нет, не уходите! Когда ее привезут в Москву?

– Ее уже похоронили.

– Но как же это так – похоронили без меня? Как все это случилось, вы знаете?

– Я сам был в этом автобусе – чудом уцелел, как и Юра. Спаслось нас всего пять человек, из них один грудной ребенок.

Женщины ахнули, «Завьялова – два звонка» подставила ему стул:

– Да вы садитесь, садитесь.

Сергей, внезапно вновь почувствовавший головокружение, с облегчением опустился на мягкое сидение и вкратце изложил главное плачущей девочке, не выпускавшей его руку. Страшных подробностей он старался избегать, а под конец сказал:

– Я полагал, вас обо всем известили из санатория, привез свидетельство о смерти – мне выдали его в том селе, где похоронена Лиза. Вот, возьмите.

Наташа в ужасе дернулась, увидев в его руке страшный листок.

– Ох ты, боже ж мой, как же так-то! – Екатерина Марковна осторожно взяла страшную бумажку, но читать не стала, а заплакала и закачала черно-рыжей головой, вытирая слезы и горестно причитая: – Такая ведь девочка была хорошая! Потому, видно, отец с матерью и не захотели ее от себя отпускать – сами ушли, и ее забрали.

– Перестаньте, Екатерина Марковна, – сердито сказала «Завьялова – 2 звонка» и, взяв у нее из рук свидетельство, внимательно прочитала его, но тоже не выдержала – всхлипнула и обняла Наташу: – Наташенька, хорошая моя, да как же так!

Та скользнула по свидетельству невидящим взглядом и ничего не выражающим голосом прошептала:

– Уже две недели прошло, а я ничего не знала.

– Тогда надо помянуть, – деловито высморкавшись, заметила Екатерина Марковна, и они вместе с соседкой немедленно засуетились, накрывая небольшой круглый стол, в середине которого, как по мановению волшебной палочки, возникла бутылка водки. Екатерина Марковна принесла стаканы, и соседки сновали между кухней и комнатой, нарезая хлеб, сыр, колбасу, огурчики и раскладывая все это по тарелкам. Наташа участия в хлопотах не принимала – она съежилась на диване и не шевелилась, неподвижно уставившись прямо перед собой.

Сергею пришлось сесть за стол вместе со всеми, но он оказался не одинок в мужском обществе – пришел «Завьялов – 2 звонка», который при ближнем рассмотрении оказался еще более худым и тщедушным. Он принес уснувшего ребенка и, покачивая его на коленях, виновато объяснил:

– Его ж, паразита, сейчас в кровать только положи, так разорется.

– Не говори на ребенка такие слова! – прикрикнула жена.

Лизу помянули, как и водится по русскому обычаю.

– Что ж теперь с Юриком? – подперев щеку рукой, горестно вздыхала раскрасневшаяся Екатерина Марковна. – Сирота он теперь, а ты одна не потянешь – сама еще дите малое. В детдом надо оформлять.

– Какой сирота, какой детдом, я его никому не отдам! – испугалась Наташа и встревожено посмотрела на Сергея: – Я сегодня же за ним поеду!

– Дело ваше, но думаю, пока не стоит. Физически он в порядке, но еще не отошел от шока – каждый день приходит на могилу матери и плачет. Сперва я полагал, что лучше отвезти его в Москву, но он наотрез отказался уезжать. Не волнуйтесь, в том селе живут хорошие люди, они заботятся о нем, как о собственном ребенке, и там он быстрей придет в себя. Я взял у него ваш адрес, чтобы привезти свидетельство о смерти – вам ведь придется оформлять на него пенсию.

– Ведь я же ничего не знала, жила себе, и еще радовалась, что можно кидать вещи, куда попало, а Лизы нет, и она не рассердится. А она-то, оказывается… – девочка вновь зарыдала. – Почему? Почему же они так? Почему ничего не сообщили?

Сергей беспомощно развел руками:

– Я не знаю, почему никто с вами не связался, не могу сказать, честно. В эти дни я абсолютно не слушал радио и лишь изредка читал газеты трех – или даже пятидневной давности – в том селе нет ни электричества, ни телефона, а единственный их автомобиль ездит в Тбилиси раз в неделю.

Наташа заплакала в голос.

– Давайте, выпьем, – поспешно сказала «Завьялова – два звонка», поднимая стопку. – Хорошая была женщина Лиза, всегда помогала, когда попросишь. Пусть земля ей будет пухом.

– Так это село, значит, в Грузии, раз Тбилиси? – одним глотком опорожнив свой стакан, спросил ее муж, одной рукой придерживая сынишку, а другой кладя огурец на бутерброд с колбасой, и в голосе его послышалась скромная гордость своим знанием географии.

– А ребенок? – нетерпеливо перебила его жена. – Что с тем грудным ребенком?

– Это Дагестан, но до Махачкалы добираться сложнее, до Тбилиси ближе, – пояснил Сергей, решив ответить всем сразу. – Я вообще не могу понять, как наш автобус туда заехал. Что касается ребенка, то с ним все в порядке, он вообще не пострадал. Одна из женщин кормит его своим молоком, он пока тоже остался в селении – куда его, грудного, тащить. Кажется, у его матери есть сестра – ей должны сообщить. Мужчина и женщина, которые спаслись вместе со мной, – Прокоп и Ирина – поедут в санаторий за своими вещами и все выяснят, а потом мне напишут.

Он видел, что девочка Наташа, слушая его, перестала плакать, и поэтому старался говорить много и обстоятельно, хотя после водки язык у него слегка заплетался.

– Так вы даже в санатории не были? – удивилась практичная Екатерина Марковна. – У вас там разве никаких вещей не осталось?

Сергей искоса взглянул Наташу и вновь начал объяснять:

– Прокоп с Ириной попросят отправить мои вещи ко мне в Ленинград. Если честно, мне тяжело было бы вновь там оказаться, да и что мне там делать? Спокойно продолжить отдых после всего я уже не смогу. К тому же, хотелось поскорее успокоить родных, хотя, как я теперь понимаю, им тоже никто ни о чем не сообщил. Короче, меня отвезли в Тбилиси и посадили на самолет до Москвы, а отсюда я уеду в Ленинград поездом.