Синий олень. Трилогия

– Кажется, Сережа чем-то сильно встревожен. Вернулся до окончания срока путевки, какой-то весь взъерошенный. В какую еще лабораторию ему понадобилось в субботу?

– Возможно, проблемы на личном фронте, – усмехнулся ее муж. – Ладно, не нужно вмешиваться.

– Петя, – Ада Эрнестовна слегка помялась, – это, конечно, твой день рождения, но… Раз Сережа приехал, то мы, может быть, пригласим Синицыных?

– Ада, сестренка, оставь парня в покое. Златушка, какое вино мы поставим на стол для Сурена Вартановича? Наверное, лучше то, что я в прошлый раз привез из Югославии.

Академик Оганесян приехал через полчаса после ухода Сергея.

– Рано прибыл, не ждали? Вот оно как стариков-то приглашать – всегда не вовремя являются, – он говорил шутливым тоном, но лицо его за месяц, прошедший со дня последнего визита к Муромцевым, сильно осунулось, и в красивых карих глазах застыло выражение бесконечной усталости. – Ладно, ладно, шучу – в час у меня назначено рандеву с врачом, поэтому я решил пораньше заскочить.

– Мы вас всегда ждем, Сурен Вартанович, – поддерживая гостя под руку, Петр Эрнестович провел его в кабинет и усадил за изящно накрытый круглый столик, на котором стояли печенье в вазочке и бутылка легкого вина.

Злата Евгеньевна принесла накрытый матрешкой заварной чайник, свежевыпеченный пирог, тарелку с нарезанным сыром и хлеб.

– Угощайтесь, Сурен Вартанович, ваш любимый пирог. Чай тоже заварен по вашему вкусу, а брынзу Сережа привез из Закавказья – изумительная.

– Спасибо, голубушка, – старик потрепал ее по руке, – из Закавказья, говорите? Обязательно попробую. Только это не брынза, это, скорее, сунгуни.

– Шушик Акоповна здорова? Почему не приехала? – она поставила перед ним сахарницу.

– На даче, внуков нянчит, – старик откашлялся. – Все стонала, что мало их видит, так теперь сын с невесткой по путевке в Болгарию поехали, а детей нам подкинули. Теперь моя Шушик по другому стонет – в кино у нее нет времени сходить.

– Привет ей большой передайте. Петя, поухаживай за Суреном Вартановичем, а мне нужно на кухню.

Поднявшись, Злата Евгеньевна тактично удалилась, оставив мужа вдвоем с академиком.

– Это, Петя, мой презент тебе к нынешней дате, – Оганесян протянул имениннику книгу в глянцевом переплете. – Моя последняя монография. Только что вышла, тебе первому презентую. Столько они в редакции тянули с изданием – я уже боялся, что при моей жизни не успеет выйти.

– Что вы такое говорите, Сурен Вартанович! – укоризненно воскликнул Муромцев, открыв титульный лист и скользя глазами по дарственной надписи «Моему самому талантливому ученику Петру Муромцеву. Сурен Оганесян, действительный член Академии Наук СССР. Ленинград, 12 июня 1965 года». – Спасибо, вы даже не представляете, как я благодарен!

Он говорил бодрым тоном, всеми силами стараясь не показать, как удручили его перемены в облике любимого учителя.

– Мне, Петя, нужно с тобой очень серьезно поговорить.

Петр Эрнестович пристально посмотрел на академика и слегка напрягся.

– Да, Сурен Вартанович, – сказал он, – я вас слушаю.

– Наверху есть мнение со следующего года передать работы по космической медицине институту биохимии и физиологии микроорганизмов в Пущино. Это означает, что финансирование института по этой теме будет прикрыто.

Выражение лица Муромцева стало растерянным, и он провел по лбу тыльной стороной ладони.

– Но как же так?

– Как всегда и все у нас делается – власть поменялась, тенденции изменились. Никита считал, что вся страна должна работать на космос, а в окружении Брежнева полагают, что подобные работы должны быть сосредоточены в одном месте. Научный центр в Пущино организован всего два года назад, там новейшее оборудование, есть даже научно-исследовательский вычислительный центр.

– Мы тоже закупили оборудование ценою порядка двухсот тысяч рублей.

– Теперь это оборудование будет медленно гнить на складах и в лабораториях. Ничего, страна у нас богатая, может себе это позволить, – в усталом взгляде Оганесяна мелькнуло насмешливое выражение. Петр Эрнестович вздохнул:

– Хорошо, Сурен Вартанович, что вы предлагаете?

– Вопрос еще не решен – просто было высказано предположение. Между прочим, Зина Ермольева тоже считает подобную реорганизацию нелепой и готова нас поддержать, а ее сейчас вновь начали превозносить – одно то, что она двадцать лет пребывала членом-корреспондентом, а с этого года избрана академиком. В понедельник я собирался лететь в Москву, а во вторник нам с ней назначена встреча в министерстве. Однако уже дня три чувствую себя отвратительно, – он шутливо отмахнулся, увидев, что Муромцев встревожился, собираясь что-то спросить. – Нет-нет, Петя, я еще вполне могу нормы ГТО сдавать, но просто боюсь, что мой бледный вид произведет на министра дурное впечатление.

– Вы говорили с врачом, Сурен Вартанович?

– Сегодня окончательно переговорю, а с понедельника ложусь в стационар и думаю, что в ближайшее время от меня вряд ли может произойти какая-то практическая польза.

– Сурен Вартанович!

– Чего ты так взвился? – проворчал старик. – Подлечусь, витаминчики попринимаю. Все занимаются своим здоровьем, а я что – рыжий? Но в Москву вместо меня придется поехать тебе – я уже позвонил Зине и предупредил ее.

– Хорошо, – опустив глаза, глухо сказал Петр Эрнестович, – когда Зинаида Виссарионовна меня ждет?

– В понедельник с утра – вам еще нужно будет кое-что с ней обсудить. А сыр действительно вкусный, ты извини, что я так его так бесцеремонно без хлеба поедаю – вспомнил детство, у меня бабушка такой же делала.

Муромцев улыбнулся:

– Давайте, я вам еще чаю налью, Сурен Вартанович.

– Налей полсгакана. Так о чем я говорил? Ах, да – возьми карандаш и набросай примерно, что я планировал изложить. Конечно, ты главное от себя выскажешь, но тут есть некоторые моменты, которые тебе неизвестны.

Они просидели до половины первого, и Сергей, подходя к дому, увидел отъехавшую от подъезда машину академика. Он был страшно зол – на их этаже в институте отключилось электричество, и просмотреть привезенные образцы под микроскопом так и не удалось. Сторож в течение полутора часов названивал домой электрику Никите, и тот каждый раз пьяным голосом отвечал:

– Сейчас прыеду, уже в дверях стою.

После восьмого звонка сторож не выдержал – обругал электрика по телефону матом, а Сергею миролюбиво сказал: