Синий олень. Трилогия

– Погоди о микрофлоре и сыре, – остановил его академик, – скажи лучше, какой степени тяжести были травмы у твоих спутников – тех, что спаслись вместе с тобой?

– Мне показалось, что у мальчика поврежден нижний отдел позвоночника – когда я оттаскивал его, он стонал от боли, дергал руками и головой, но вся часть тела ниже пояса оставалась неподвижной. У мужчины – Прокопа – были множественные открытые переломы обеих ног, я видел торчащие обломки костей. Я хотел оказать ему помощь, но мне самому стало плохо.

– Петя, осмотри его рану, я хочу знать твое мнение, – велел Оганесян, и Сергей послушно приподнял волосы на затылке, открыв заживший шрам.

– У меня во время войны пару раз бывали аналогичные случаи, – оглядев след от раны, задумчиво проговорил Петр Эрнестович. – С осколком в мозгу человек мог какое-то время двигаться и говорить – пока кровь не скапливалась в субарахноидальном пространстве, и не возрастало давление на мозговую ткань. Если внутреннее кровотечение сильное, то без оказания хирургической помощи подобная травма несовместима с жизнью.

– Ну, значит, ты, Сережа, у нас в рубашке родился, – усмехнулся академик. – Но почему местные жители не отвезли вас в больницу?

– Вам, наверное, трудно представить, как живут там люди – нет ни электричества, ни радио, ни телефона. Роды у женщин принимает местная акушерка Асият – к счастью, дока в своем деле. Единственная связь с внешним миром – мост через пропасть. Достаточно прочный, правда, мост – по нему может проехать грузовик, а дорогу жители проложили до самого шоссе Евлах-Лагодехи. Конечно, тем, кто каждый день вызывает «неотложку», там жить не рекомендуется, но пока, насколько мне известно, у тамошних жителей ни инфарктов, ни инсультов не случалось.

– Да, хорошо бы и нам так – без инфарктов и инсультов. Ладно, выходит, что вы все – ты после тяжелейшей мозговой травмы, мальчик с явно поврежденным позвоночником и мужчина с множественными открытыми переломами обеих ног через две недели после аварии были абсолютно здоровы?

Сергей пожал плечами:

– Выходит, что так, я сам был в недоумении. Тем более что, по словам местных жителей, вообще все травмы в их местности заживают удивительно быстро.

– И что ты сам об этом думаешь?

– Мне вспомнились рассказы об алтайской смоле мумие – похоже, в той местности имеется нечто подобное. В любом случае, я собираюсь в ближайшее время туда вернуться и продолжить исследование, но перед этим мне непременно нужно выполнить просьбу председателя сельсовета Гаджиева и дать заключение о патогенности микрофлоры молочных продуктов, – он не удержался и наябедничал: – Однако на заключительном этапе работы начальство отстранило меня от экспериментов.

– Какое начальство? – удивился Оганесян.

– Вот это, – выпятив подбородок, Сергей указал на брата.

– Ах, вот как! – старик покачал головой и сделал серьезное лицо. – Это уж не в моей компетенции, это сами разбирайтесь.

– Что, съел? – хмыкнул Петр Эрнестович. – Сурен Вартанович тебя выручать не станет, пока не пересдашь технику безопасности, никуда не допущу. Ладно, деятель, пошли домой, я из-за твоих дел еще с женой и сестрой после разлуки не виделся.

Провожая их, Сурен Вартанович, качал и головой и говорил:

– А ведь парадоксально, Петя, а? У меня тут кое-какие соображения возникли по этому поводу. Сделаем ему туда командировку, как ты считаешь? А если дело стоящее, то можно и в план работы включить. Ты докторскую уже начал делать, Сережа?

– Я в этом году только с кандидатской разобрался, Сурен Вартанович.

Петр Эрнестович легонько стукнул брата по затылку:

– Сначала пусть с техникой безопасности разберется.

– Ай, Петя, ай, строгий ты какой! – вздыхала Шушик Акоповна. – Не надо мальчика так сильно ругать, у меня Сурик, как поел ваш сыр, так весь день потом довольный ходил. И болезни от сыра никакой у него нет, даже лучше теперь стал – на лицо круглее и опять целые дни по телефону говорит и говорит, а то все лежал.

– Сама ты целый день говоришь, – обиделся академик, – с утра до вечера со своими Марьей Петровной да Дарьей Семеновной. Как начнете перезваниваться, так мне с работы люди дозвониться не могут. Петя, ты без машины? Подожди, вроде дождик начинается, я шоферу домой позвоню, чтобы спустился и машину подогнал к подъезду. Пусть поработает, а то он только и знает, что на моей «Волге» своих девушек катать.

– Не надо машину, Сурен Вартанович, мы с Сережкой пешком до метро прогуляемся и воздухом подышим – успеем, дождя еще нет.

Когда они шли к метро, Петр Эрнестович неожиданно сказал:

– Мне тоже показалось, что Сурен Вартанович сегодня выглядел бодрее, ты не заметил?

Сергей сочувственно взглянул на него и отвел глаза.

– Так бывает, Петя, ты ведь знаешь.

Он хотел добавить «перед смертью», но не добавил. Петр Эрнестович, поняв недосказанное, горестно вздохнул:

– Да, конечно, – и, помолчав немного, неожиданно сказал: – Сережа, мне кое-что показалось странным – ты сегодня назвал несколько довольно необычных имен. Прежде ты никак не мог запомнить даже имя-отчество Варвары Терентьевны, которая каждый год достает тебе путевки.

– Я это и сам заметил, – медленно произнес его брат.

– Это началось после твоей травмы?

– Мне кажется, что так.

– М-да. А что у тебя насчет той девушки?

– Какой девушки?

– Той, на которой ты две недели назад собирался жениться. Или ты уже передумал?

– Нет, не передумал. Наташа на днях приедет, и мы подадим заявление.

– Поздравляю, я рад, – Петр Эрнестович случайно взглянул на покрытое тучами небо и зашагал быстрей, торопя брата: – Шагу прибавь, а то сейчас и впрямь хлынет.

Они как раз подошли к станции метро «Василеостровская», когда тучи на небе окончательно сгустились, и на головы им упали первые капли теплого летнего дождя.

Послание Высшего Совета Носителей Разума.

Советуем с величайшей осторожностью относиться к сообщениям так называемого Независимого Совета. Да, желая избежать гибельного для нашей цивилизации противостояния, мы вынуждены были пойти на соглашение. Однако тем самым был нарушен древний Закон наших предков, который гласит: «Разум неделим!»