Синий шихан

– Оно, вишь, какое дело, – заговорил он. – У барыни с Иваном Лександрычем, значит, того… В тугай ездили вместе и заночевали там. А народ увидел и все Ивановой бабе на ушко передал. С этого и начался трам-тарарам.

– Ты давно барыне-то служишь?

– Да недели четыре, стало быть.

– Сам-то из каких мест?

– Таналыцкой станицы. Фамилия моя Рукавишников.

– И не стыдно тебе, казаку, в лакеях служить? Да еще дурацкую одежину на себя напялил…

– Барыня приказала, – смущенно ответил казак. – В охрану личной персоны наняла. У ней не один я, а и хохлы еще есть. Она и Ивану Лександрычу таких служак велит завести, чтобы на прииске поставить, в случае там бунт какой али еще что…

– А инженера Шпака знаешь? – задумываясь все больше и больше, спросил Суханов. То, что он услышал, не удивило старика. Он знал из опыта, что где много денег, там и алчность, и грязь, и бесстыдство.

– Ты про Петра Мануилыча спрашиваешь? Знаю. Каждый день здеся… Мм-да… – Рукавишников умолк. По выражению его лица, виляющему взгляду и сожалеющей ухмылке Тарас Маркелович понял, что казак многое не решается договорить.

– Развязывай узелок-то, чего таишь? – прямо спросил Суханов.

– Наше дело маленькое. Про вас тоже калякали.

– Что же про меня говорят?

– Хорошее говорят… Супружница Ивана Лександрыча ждет вас. Она расскажет. Петр-то Мануилыч вокруг Марфы увивается. А Митрий-то Лександрыч только на рысаках ездит да винцо попивает…

– Много пьет?

В вопросе Суханова послышалась горечь.

На вопрос Тараса Маркеловича Рукавишников долго не отвечал. Потом, сплюнув в ближайший куст сирени, подняв голову, злобно проговорил:

– Без просыпу пьет! Все здесь гуляют! Дурной крови, что ли, в них много? Смотреть муторно. Думаете, мне легко в холуях-то ходить? Одним словом – слава казачья, а жизня собачья. Нынешний год все посевы солнышко спалило, а у меня пятеро детей, мал-мала меньше, даже по миру послать некого. А ты говоришь – в лакеи нанялся… Тут к самому сатане батрачить пойдешь!

Тарас Маркелович вошел в печенеговский дом сумрачный и подавленный. Встретив горничную Дашу, попросил позвать кого-нибудь из Степановых, сам же устало присел в гостиной и начал разглядывать комнату. После ремонта здесь все блестело.

«Наше золотце на стенки прилипло», – подумал Суханов и глубоко вздохнул.

– Э-э!.. Дорогой Тарас Маркелыч! Прикатил! – крикнул Иван, входя в комнату. – А мы тут… того-этова…

Иван Александрович почувствовал себя неловко перед стариком. На нем был новый, дорогой костюм, щегольские лакированные сапоги с заправленными в них брюками. На Суханове же, как и всегда, был коричневый длиннополый пиджак, выгоревший на солнце и запыленный, юфтевые сапоги были густо смазаны дегтем.

– Давно приехал? – спросил Иван, приглаживая напомаженные волосы.

– Перед вечером. Да вот на Родниковской даче успел побывать…

– Побывал? Строим, Тарас Маркелыч, строим! Вон как дело-то ворочаем, дыбом поставили! Петр Эммануилыч такие проехты сообразил, ахнешь, дядя Тарас, ахнешь! Мильёны потекут, мильёны! На Родниковской-то золотое дно открыли!

– На Родниковской не может быть золотого дна, – осторожно заметил Суханов.

– Да ты еще ничего не знаешь, Тарас Маркелыч!

– Знаю, Иван Александрович, все знаю, – твердо проговорил старик. Подняв голову, взглянув из-под тяжелых нависших век, добавил: – На Родниковской даче золото жильное, сегодня оно есть, а завтра пустая порода пойдет. Господину Шпаку, как инженеру, должно быть понятно, что, прежде чем строить фабрику, надо знать запас шахты.

– Родниковская – самая богатая. Больше всех дает золота. Не сам ли ты мне об этом говорил. Да и Шпак все время твердит.

– И сейчас скажу: дача пока прибыльная, но запас там маленький! Я ее вдоль и поперек обследовал.

– Но Петр-то Эммануилыч все-таки человек ученый, а мы с тобой, Тарас Маркелыч, ниверситетов-то и в глаза не видали…

Суханов громко кашлянул и отвернулся в сторону. Степанов не понимал, как сильно обидел старика, ставя его опыт и знания под сомнение.

– Мы, сибирские люди, хоть и наук не проходили, однако шлифовый песок от простого колчедана отличить можем. Извини, Иван Степанов, я сорок годков в тайге прожил и золотишко всякое видывал. Могу тебе сказать, что и книжки, умными людями писанные, читал. Ты, наверное, еще только белый свет глазами увидал, а я уже знал, что на ваших буграх золото имеется.

– Раньше меня знал? – недоверчиво спросил Степанов.

– Еще двадцать пять лет тому назад Мокей, сибирский старатель, по прозвищу Черный, нарыл здесь четыре золотника и тридцать четыре доли.

– Почему же бросил? – напряженно слушая старика, спросил Степанов.

– Каторжанин он был. Казаки-староверы его едва до смерти не убили. Чуть живой ушел. Клятву взяли, чтоб молчал.

– Он и молчал?

– Мне сказал, больше никому.

– Стало быть, дурак, коли от своего счастья отказался! – засмеялся Иван.

– У нас свои законы, таежные. Даденное слово блюдется строго, – сурово ответил Тарас Маркелович.

– А жив он, Черный-то? – спросил Иван.

– Жив. Поклон мне прислал недавно. Сюда просится.

– Нет уж, оставь!

Степанов вскочил и, дергая рыжие усики, подражая Шпаку, пробежался по комнате до порога и обратно.

– Нет, дорогой Тарас Маркелыч, ты уж не того… не бери, – крикливо продолжал он. – Нам каторжные не нужны. Ежели не сумел он извлечь для себя полезности, пускай забудет про это, а раз клятву дал – тем паче. Все было давно и быльем поросло…

– А я ему уже известие послал, – спокойно проговорил Суханов, словно не замечая тревожного настроения хозяина. Ему забавно было видеть, как волнуется Иван Александрович, бегает по комнате и тормошит свои рыженькие усики.

– Да на кой он тут сдался, на кой?

– Он штрейгер башковитый. Дело хорошо знает, – попробовал возразить Суханов.

– Да что мне его штрейгерство! – окончательно взъерепенился Степанов. – Болтать начнет всякое! Я-де, мол, открыл золото! Он открыл! На нашей-то казачьей земле!

– Несуразное вы говорите, Иван Александрыч. От его разговора вреда никакого не будет, да и болтать он не станет, не такой человек.

– Станет или нет, мне неизвестно, только скажу вам напрямки: без моего на то согласия всяких сибирских шаромыжников в работники не нанимать!

Суханов снова посмотрел на него с удивлением. «А беспаспортные, а каторжные, которых братья Степановы брали сотнями за ничтожную оплату? Откуда они? Не из Сибири?» Но Тарас Маркелович промолчал. Он видел, что Иван опьянен не только от выпитого перед ужином вина, но и от своих слов, от власти и богатства. Не входя в длительные объяснения, управляющий доложил о найме бухгалтера и закупке у Буянова материалов и инструмента.

Степанов разгневался окончательно. Особенно возмутила его сделка с Буяновым.

– Что же выходит, и покупать больше не у кого? – взлохмачивая и без того ершисто торчавший рыжий вихор, кричал Иван. Он все еще не мог позабыть коварства Буянова, пытавшегося завладеть его золотом.

– Подождите, Иван Александрыч, не кричите зря-то… Из конторы было такое распоряжение, купить именно у Буянова. И человек был послан. Тут не моя вина.

– Какое такое распоряжение? – спросил Степанов.

– Господин Шпак с Митрием Александрычем подписали. Хорошо, что я узнал об этом, а то бы втридорога пришлось платить.