Синтар. Остров-убийца

Генри снова все испортил.

Иногда ему казалось, что он все-таки умер в подземелье под Академией. И он не смотрел из окна дома на тающее в сумерках кладбище, а его душа смотрела оттуда на горящие окна, полные жизни. Говорят, такое бывает. Человек вроде и жив снаружи, а внутри – прах и тлен. Он ходит и говорит, ложится спать вечером и просыпается утром, он общается с другими людьми, позволяет себя любить и ухаживать за собой. Но все это – один большой обман, обман самих себя. Ведь для него уже все кончено. Генри пытался создать для себя нормальную жизнь, ту, о которой мечтал, однако его словно прокляли. Его плоть подчинялась новым правилам, в то время как дух стремился куда-то прочь, за океан, а может быть, даже дальше. Он просто хотел найти свое место, если оно вообще где-нибудь существовало.

И сегодня Генри, наконец, понял, что оно точно не здесь.

Кейт не выходила из спальни. Он слышал через дверь, что она плакала, поэтому не нашел в себе сил зайти и сказать то, что надумал. Только поздним вечером он зашел за сменными вещами, чтобы принять душ. Кейт сидела на постели, зябко кутаясь в синий халатик. Тонкий шелк наверняка больше холодил, чем грел, и Генри стало ее жаль.

– Кейт, – он сел рядом и неловко погладил ее по плечу. – Мне жаль.

– Жаль… – отозвалась она печальным эхом и ниже склонила голову. Короткие каштановые прядки открывали тонкую, молочно-белую шею. Генри почти решился, как вдруг Кейт выпрямилась, шелк стек с плеч, открывая взгляду узкие белые плечи и острые ключицы в кружевном вырезе сорочки. Она улыбнулась дрожащими губами и вдруг погладила его по щеке. Генри перехватил ее запястье:

– Кейт, нам нужно поговорить. Это важно, послушай, пожалуйста. Я думаю, что нам…

– Обязательно поговорим, – протянула она томно. В неверном свете ночника казалось, что ее глаза блестят как драгоценные камни. Кейт дернулась, но Генри держал ее руку крепко. – Позже.

Ее поцелуй спутал все планы. Через него Генри будто попробовал на вкус горечь своих еще не сказанных слов. Как давно они не были близки? Неделю? Две? Возможно, даже месяц. Тело отзывалось на горячие прикосновения вопреки голосу рассудка и принятому решению. Разве что только в последний раз, как искупление за все, через что он заставил ее пройти. Генри ответил на этот отчаянный соленый поцелуй…

На следующий день позвонила Нина. Кейт ушла на работу раньше обычного, Генри проснулся в пустом доме, вместо привычного завтрака в холодильнике – нетронутые с вечера суши. А ведь он так и не смог сказать то, что собирался, вместо этого поддался соблазну, как мальчишка, и это было вдвойне унизительно, потому что отдавало жалостью. Он провел ночь с Кейт, потому что пожалел ее, это отвратительно.

– Мистер Макалистер, – голос Нины по телефону казался хриплым и взволнованным. – Давайте встретимся как можно скорее. Мне кажется, я получила послание. Оно для вас, мистер Макалистер. О вашем друге.

– Друге? – Генри удивился.

– Да. Я не могу сейчас говорить. Где нам лучше встретиться? Только там, где людей поменьше.

Генри подошел к окну и отодвинул шторку.

– Я приеду, скажи, где ты живешь.

– Нет, – ответ звучал категорично. – Лучше я к вам. Пожалуйста.

Генри не хотелось ждать ни одной лишней минуты, но Нина очень просила.

– Ладно. Кладбище Плашет знаешь? Я живу напротив. Давай там. Много тебе нужно времени?

Нина замолчала ненадолго.

– От школы Святого Эдуарда доберусь минут за сорок.

Генри немедленно собрался и вышел из дома. Погода будто специально подстроилась под его планы, и мелкая, почти осенняя морось скрывала очертания пейзажа и неприятно холодила лицо. Генри раскрыл зонт и не спеша побрел между рядов одинаковых могильных плит. По идее, стоило дождаться Нину у ворот, чтобы не разминуться, но Генри пришел раньше и не мог отказать себе в удовольствии пройтись в сторону старой части кладбища, где всегда было тихо, спокойно, уютно. Морось оседала на граните, на слепых глазах скорбящих ангелов дождь застывал невыплаканными слезами. Генри остановился возле одной из могил и на пару минут опустил зонтик. Вода плотной пленкой окутала лицо, ресницы намокли и слиплись, вечно торчащая вверх челка отяжелела и упала на глаза сырыми потемневшими прядями.

– Чего тебе надо?

Призрак молодой женщины, замерший позади надгробия, поднес прозрачный палец к губам и, медленно тая в серой вуали дождя, указала рукой влево. Генри проследил направление, но не увидел ничего. В той стороне, кажется, был Собачий остров или что-то вроде того. Генри это направление ни о чем не говорило.

Макалистер вернулся к воротам, но Нина еще не появилась. Он посмотрел на часы – прошло сорок минут, она уже должна была подойти. Район школы Святого Эдуарда ему знаком, дорога и впрямь могла быть долгой, если не повезет со светофорами или образуется пробка, поэтому он решил ждать столько, сколько придется. На душе было муторно и тревожно, в голове роились не оформившиеся подозрения и предчувствия. Макалистер снова проверил время – прошел час и двадцать минут. Если Нина не появится через полчаса, придется ее искать.

Через десять минут он достал телефон и набрал последний входящий номер. После серии длинных гудков мужской голос ответил, назвавшись полицейским, и Генри понял, что снова опоздал.

Снова оказаться дома удалось лишь под самый вечер после нескольких неприятных часов в отделении полиции. Однако Генри не волновался об этом. Третий раз за последние пару месяцев он проходил свидетелем по делу об убийстве, но что странно, всякий раз его отпускали гораздо раньше, чем он сам бы сделал это на их месте. К тому же, больше его не трогали, будто разом убедившись в его непричастности. Разумеется, полицейским просто хотелось остановиться на версии с самоубийством, так было проще, и все на это указывало.

Первой была студентка из Испании – вскрыла вены.

Парень из Техаса – бросился под поезд.

Парапсихолог из Лондона – повесился.

Но были еще трое. Парнишка из Кембриджа, бывший наркоман из Стаффорда и студентка Рита Волкер, которая сбросилась с крыши за сутки до приезда Генри. Рита бежала от чего-то, меняла укрытия, города и графства прежде, чем Генри, наконец, отыскал ее. К сожалению, поздно.

А теперь и Нина утопилась в ванне.

Она была подарком судьбы, сама нашла его и хотела предупредить о чем-то. Сообщение? Что она хотела ему сообщить? Неужели она говорила о Сорате? Жаль, что иногда смерть все же становилась непреодолимым препятствием.

Генри разулся и положил ключи в вазочку в прихожей. В доме было темно и тихо, только мерно гудел холодильник и зеленой точкой горел индикатор на микроволновке. Скорее всего, Кейт не дождалась и ушла спать. На телефоне не было пропущенных, значит, она даже не стала ему звонить. Почему-то сей факт опечалил Генри. Он прошел в зону кухни – съемная квартира, хоть и в двух уровнях, все же была тесновата – и налил себе холодного сока из холодильника. Кислый апельсин щипал язык, но Генри пил, наверное, из чистого, ничем не оправданного упрямства. Потом заглянул в пару шкафчиков и отыскал ее, непочатую бутылку хорошего шотландского виски.

Виски пошло лучше, по телу разлилось долгожданное тепло. На лестнице послышались шаги, и сонная Кейт в накинутом на плечи халате перегнулась через перила:

– Вернулся. Не стану спрашивать, где ты пропадал.

Она пригладила взъерошенные, непривычно короткие пряди, и обняла себя за плечи.

– В полиции. Давал показания по делу о самоубийстве.

– Опять? Генри, – Кейт устало вздохнула, – когда тебе надоест это? У тебя есть нормальная человеческая жизнь, есть дом, есть я. Зачем тебе все портить?