Синтез

– Садись, Олан!
– приказал Азим.

Олан не раз гадал, что находится внутри Храма. Но представление о чем-то мистическом совершенно не соответствовало действительности: ярко и неведомо освещенное помещение Храма заполняли вполне конкретные по очертаниям, хотя и непонятные предметы.

– Садись!
– повторил Учитель.

Олан почтительно опустился на табурет перед Азимом, сидевшим в углублении массивного пушистого валуна.

– Ты построил двигатель?

Олан понял, что речь о духовой Машине.

– Да, Учитель.

– Ты ходил на Поляну?
– кажется, с интересом спросил Азим.

– А ведь Обряд запрещает это! Олан опустил голову.

– Послушай, Олан. Ты мудрый, и я за это чту тебя.

– Да, Учитель...

– Но ты не можешь знать того, что знаю я. Ты не ведаешь, что есть добро, а что есть зло. Я мог бы разрушить твой двигатель, Олан. Но я хочу, чтобы ты поверил мне и сделал это по своей воле.

– Но моя Машина мелет для всех муку из лиан!
– обнадеженный его добродушным тоном, решился подать голос Олан.
– Не надо больше до боли в спине крутить жернов. Где зло? Объясни, Учитель!

– Меня огорчает, что ты не хочешь просто верить... Сейчас твоя мельница добро. И если б дело было в ней одной, я бы ничего не имел против. Но подумай, что тебе придет в голову соорудить... ну, предположим, механического тхеопама для таскания камней...

Олан в ошеломлении уставился на Азима. Тот улыбнулся.

– Или механическую птицу, чтобы летать над лесом. Как ты считаешь, было бы это добром?

– О, да...
– едва смог произнести Олан, пораженный невероятными, но удивительно ярко представившимися ему картинами.

– Однако на том не кончилось бы. Ты захочешь и варильщика похлебки, и рубильщика листьев Тхе, и резальщика лиан...

– Разве это возможно?
– задохнулся Олан.

– Возможно, - уже раздражаясь, сказал Азим.
– Не ты, так твои дети или дети твоих детей. И это будет уже злом, которое не остановить!

– Я не понимаю!
– возбужденный тем немыслимым, что взорвалось в его голове, возразил Олан.
– Если Мельница - добро, то Рубилыцик и Птица - тоже добро!

– Прислушайся. Почему работает твоя машина? Потому что под котлом горят дрова. Твоя птица тоже должна что-то есть. И она будет есть... те же дрова, если хочешь. И тебе не хватит дров на всех птиц, тхеопамов и рубильщиков.

– Вокруг Деревни лес во все стороны, Учитель!

– В лесу существуют еще деревни - там, там и там! В каждой заведется свой Олан. Вам всем леса не хватит!

– Я не верю тебе!
– воскликнул Олан, вдруг почувствовав свою силу. Деревья вырастают каждый год, дров всегда будет сколько угодно!
– он видел, что не с гневом, а с печалью внимает ему Азим.

– Прислушайся, Олан! Вот Поридам, Гномин, Юола или ты сам. Вы живете, соблюдая Обряд, и вы счастливы. Так жил и умерший Нон, и так прожил старик Мультазарим. Так жили до них. Было так, так есть, и было так, как будет говорит Обряд. Подумай, разве это не была счастливая жизнь?

– Это так...
– вынужден был согласиться Олан.

– Но если она была счастливой, зачем менять ее?

– Когда не придется вертеть жернова и надрываться, закатывая камни на спину тхеопама, она станет еще лучше!
– Олан чувствовал прилив воинственной энергии, как в пору охоты на болотного крокодила.
– Ты говоришь, что Обряд нужен ради того, чтобы сделать счастливой жизнь. Тогда объясни, зачем мы строим Мост через топь? Зачем отдаем тебе столько яиц тхеопама? Ты говоришь, что я должен верить. Но я сомневаюсь!

Лицо Азима стало ритуальным - оно было неподвижно, и оно неуловимо менялось, было расслаблено, но напряжено.

– Твоя машина - зло, - произнес Азим негромко, и Олан осекся, будто уколовшись о звук его голоса.

– Ты разрушишь ее и никогда больше не пойдешь на Поляну...

Олан не различал уже Азима, только мерцание черной бездны в его зрачках. Это мерцание сковывало Олана, но та сила, которая взорвалась в нем, клокотала и требовала выхода.

Олан с трудом двинул головой и снова увидел Храм и Азима, и его побелевшие пальцы, вцепившиеся в пушистый валун,

– Ты должен разрушить свою машину и забыть...

– Нет!

Азим откинулся назад, все мускулы его расслабились, и Олану померещилось, что Учитель умер. Страх сжал его сердце. Но вот Азим вздохнул и выпрямился.

– Чтобы понять все, тебе не хватит жизни, - устало и безнадежно промолвил он.

Олан понял, что поборол, одолел Учителя. И что больше тот ничего не скажет. Он охватил последним жадным взглядом загадочные предметы в Храме и вышел наружу.

Жители толпились возле его хижины. Лица были повернуты в сторону Храма, и Олан понял, что его ждут. Под котлом духовой Мельницы еще тлели угли.

Олан не знал, как сказать то, что буквально рвалось из него. Он сглотнул несколько раз, прежде чем начать.

– Обряд запрещал ходить на Поляну, - наконец удалось выговорить ему.
– Но я был там! Обряд говорил, что нельзя делать ничего, кроме того, что нужно делать. А я сделал Машину. Теперь никому не надо с утра до вечера вертеть жернов. Машина будет делать это за всех!.. Обряд приказывал нам строить Мост, заставлял отдавать съестное Азиму. Но зачем?

Остановившись, Олан обвел взглядом толпу. Да, в лицах был испуг, но в них были доверие и то возбуждение, которое наступает в громкие дни крокодильей охоты. И Олан чувствовал, что может теперь ничего не опасаться.

– Братья! Обряд обманывал нас!
– крикнул он, и толпа качнулась, выдохнула и замерла.
– Мы не будем больше катать валуны! Не будем отдавать пищу Азиму! Все, что приказывал нам Обряд, - это пелена, закрывавшая от нас свободную жизнь! Азим совершал брачный Ритуал, и мы верили, что именно от сока Тхе рождается новый человек. Но это ложь! Мы все знаем, почему самка тхеопама начинает нести яйца, а из живота гнурии появляются маленькие ящерицы. То же самое должно произойти с мужчиной и женщиной, чтобы появился ребенок!

Радость от исчезновения пелены проступала на смятенных лицах. И Олан закричал охрипшим голосом, чтобы окончательно перевернуть людей и заставить поверить, что наступила новая пора.

– Я показал вам, как мелет духовая Машина! Но это только начало! Я сделаю механических рубильщиков листьев Тхе! А потом механических птиц, чтобы летать! И ловца крокодилов - никто не будет больше перекушен зубами, как старый Нон! Радуйтесь!

Толпа подалась вперед, и раздался потрясший Деревню клич: