Синухе-египтянин
Шрифт:
Корабли подходили один за другим, фараон собрал строителей и архитекторов, указал им направление главных улиц и места, где должны стоять Золотой дворец и храм Атона, а по мере того как его приближенные следовали за ним, он указывал каждому, где на главной улице ему следует возвести свой дом. Строители отогнали пастухов с овцами и соорудили на берегу причалы. За стенами своего города Эхенатон повелел возвести город строителей, где они получили право в первую очередь построить себе дома из глины – пять улиц с севера на юг и пять – с востока на запад, все дома – одинаковой высоты, во всех – по две одинаковые комнаты, очаг для всех домов – на одном и том же месте, одинаково располагались спальные циновки, кувшины и всякая посуда, ибо фараон хотел добра и равенства для всех строителей, чтобы они счастливо жили в этом городе и славили имя Атона.
Но они не чтили этого бога. В своем неразумии они горько проклинали его и кляли фараона, переселившего их из родных городов в пустыню, где не было ни улиц ни кабачков, а лишь выжженная
К тому же они хотели сажать свои овощи на улице перед домом, как привыкли это делать, и были недовольны участками, которые фараон отвел им за чертой города; они жаловались, что там мало воды, и утверждали, что не в силах носить свои испражнения так далеко. Они натягивали через улицу тростниковые веревки, чтобы сушить одежду после стирки, и держали в комнатах коз, хотя фараон запретил это, оберегая их здоровье и здоровье детей. Никогда не видел я более недовольного и скандального города, чем город строителей в те времена, когда возводилась новая столица фараона. Но надо признаться, что со временем они привыкли ко всем неудобствам, подчинились им, перестали ругать фараона и только изредка, вздыхая, вспоминали свои прежние дома, но никто уже не хотел к ним всерьез возвращаться. Правда, коз женщины по-прежнему тайком держали в комнатах – этого им не мог запретить даже фараон.
Начался осенний разлив, потом пришла зима, но фараон не вернулся в Фивы, он упрямо сидел на корабле, руководя оттуда делами. Его радовал каждый положенный камень, каждая поднявшаяся колонна, и он часто смеялся, видя, как вдоль улицы вырастают легкие деревянные дома, тогда как мысль о Фивах, словно яд, портила его настроение. В Ахетатон он вложил все золото, отобранное у Амона, а земли Амона роздал беднякам, пожелавшим получить и засеять их. Он велел останавливать все суда, идущие вверх по реке, скупал у них все товары и сгружал их в Ахетатоне, огорчая этим Фивы, он торопил строительные работы так, что цены на дерево и камень поднялись, и человек мог разбогатеть, сплавляя лес от первого порога до Ахетатона. Кроме строителей в Ахетатон прибыло еще много других рабочих, которые жили в земляных ямах или тростниковых хижинах на берегу реки, делая кирпич и размешивая глину. Он выравнивали улицы и копали оросительные каналы, в саду фараона они вырыли священное озеро Атона. По реке на судах доставлялись кусты и деревья, после разлива их высаживали в Небесном городе, сажали и большие плодовые деревья, которые дали урожай уже следующим летом, так что фараон с восторгом собирал первые финики, инжир и гранаты, созревшие в его новой столице.
Я как целитель имел много работы, ибо, хотя фараон поправился, поздоровел и повеселел, видя, как поднимается от земли его цветущий, легкий, украшенный пестрыми колоннами город, среди строителей свирепствовали болезни, особенно до того времени, пока в городе не были проведены оздоровительные каналы, к тому же из-за спешки при строительстве случалось много несчастий. До того как была построена пристань, разгружавшим корабли носильщикам, вынужденным брести по воде, очень досаждали крокодилы. Крики несчастных жертв было больно слушать, и вряд ли есть на свете более ужасные картины, чем человек, уже наполовину заглоченный крокодилом и продолжающий биться в его зубах, пока крокодил не нырнул в подводные глубины и не унес человека в свое гнездо. Но фараон был так переполнен идеей собственной справедливости, что ничего этого не замечал, и моряки сами оплачивали живущих в нижнем течении Нила ловцов крокодилов, которые постепенно сумели очистить от них реку. Многие утверждали, что крокодилы приплыли в Ахетатон за кораблем фараона от самых Фив, но об этом я не могу ничего сказать, хотя знаю, что крокодил – очень умная и хитрая тварь. Вряд ли, однако, крокодилы сумели соединить корабль фараона с плавающими по реке трупами, но если это так, то они действительно очень умные животные, только и ум не помог им в состязании с дебенами моряков и капканами ловцов, так что они сочли за лучшее оставить в покое берега Ахетатона – что тоже свидетельствует о мудрости этого удивительного и страшного животного. Покинув Ахетатон, крокодилы стаями спустились вниз по реке до самого Мемфиса, города, который избрал своей столицей Хоремхеб.
Следует рассказать, что когда вода после разлива стала уходить, Хоремхеб тоже прибыл вместе с придворными в Ахетатон, но не для того, чтобы там поселиться, а для того, чтобы заставить Эхнатона отказаться от своего решения распустить войска. Фараон приказал ему отпустить со службы негров и сардан, отправив их по домам, но Хоремхеб медлил с этим, он тянул время, не без оснований опасаясь вспышки бунта в Сирии, и поэтому стал передвигать туда войска. После фиванских беспорядков во всем Египте так неистово ненавидели негров и сардан, что каждый, увидев негра или сардана, плевал и растирал плевок ногой.
Но фараон Эхнатон был непоколебим в своих решениях, и Хоремхеб зря потерял время
в Ахетатоне. Их разговоры ежедневно проходили одинаково, и я могу о них рассказать.Хоремхеб говорил:
– В Сирии царит серьезный беспорядок, и египетские гарнизоны там слабые. Может быть, Азиру точит злобу на Египет, и я не сомневаюсь, что в удобный момент он поднимет открытый бунт.
Фараон Эхнатон отвечал:
– Ты видел полы в моем дворце, на которых художники как раз сейчас изображают на критский манер летящих уток в тростниках? Кроме того, я не верю, что в Сирии может вспыхнуть бунт, ведь я отправил всем сирийским царям крест жизни. Царь Азиру вообще мой друг, он принял крест и воздвиг в Аморее храм Атона. Ты уже ходил смотреть колоннаду Атона рядом с моим дворцом? Она стоит того, чтобы ее увидеть, хотя колонны для скорости делаются просто из кирпича. Мне, правда, неприятно, что рабы трудятся в каменоломнях, добывая камень для Атона. Что же касается Азиру, то ты напрасно сомневаешься в его верности, ибо я получил от него много глиняных табличек, в которых он с интересом спрашивает о всяких вещах, связанных с Атоном, если хочешь – мои писцы могут тебе их показать, вот только приведем в порядок архив.
Хоремхеб говорил:
– Помочился бы я на его таблички, они такие же дерьмовые и лживые, как он сам. Но если ты всерьез хочешь распустить войска, разреши мне все-таки укрепить приграничные гарнизоны, ибо южные племена уже и теперь гонят свои стада на наши пастбища в земле Куш, проходя мимо пограничных камней, и сжигают селения наших черных союзников, что не трудно, ибо эти селения построены из соломы.
Эхнатон говорил:
– Я не верю, что они делают это из злобы, бедность гонит их на наши пастбища. Пусть лучше союзники делят свои пастбища с южными племенами, я им тоже пошлю крест жизни. Я не верю и в то, что они нарочно сжигают селения, ведь, как ты сам говоришь, выстроенные из соломы хижины загораются очень легко, и не стоит из-за нескольких пожаров осуждать целые племена. Но если хочешь, усиль пограничные гарнизоны в земле Куш и Сирии, ибо твое дело – заботиться о безопасности страны, только пусть это будут именно пограничные гарнизоны.
Хоремхеб говорил:
– Мой безумный друг Эхнатон, ты должен разрешить мне снова создать сторожевые гарнизоны во всей стране, поскольку отпущенные со службы воины, обнищав, грабят дома, избивают палками хозяев и крадут у землепашцев шкуры, которые приготовлены в уплату подати.
Фараон Эхнатон отвечал поучительно:
– Вот видишь, Хоремхеб, что получается от того, что ты меня не слушаешься. Если бы ты больше говорил своим воинам об Атоне, они бы ничего такого не делали, а теперь в сердцах у них тьма, и следы твоей плетки горят на ягодицах – ведь они не ведают, что творят. Ты заметил, что обе мои дочери уже ходят? Меритатон водит за руки малышку, и у них прелестная газель, с которой они играют. Кроме того, тебе никто не мешает нанимать освобожденных воинов в стражники – держи их хоть по всей стране как сторожевые гарнизоны, только не как войско для войны. По-моему, пора бы уже разбить и выбросить все воинские колесницы, ибо недоверие рождает недоверие, а мы должны убедить всех наших соседей, что Египет ни при каких обстоятельствах не станет воевать.
– А не проще ли продать колесницы Азиру или хеттам, они хорошо платят и за воинские колесницы, и за лошадей, насмешливо подхватывал Хоремхеб. – Я понимаю, что тебе невыгодно держать порядочное войско, ведь ты топишь в болоте и глине все богатства Египта.
Так они спорили день за днем, пока Хоремхеб благодаря своему упрямству не превратился в главного военачальника всех пограничных и сторожевых гарнизонов, но вооружать стражников фараон позволил только копьями с деревянными наконечниками, хотя количество копий предоставил определить Хоремхебу. Таким образом, Хоремхеб созвал начальников стражи со всех концов Египта в Мемфис, находившийся в центре страны, на границе обеих земель, и собрался сам туда ехать, но едва он хотел ступить на палубу военного корабля, как срочная речная почта доставила ему пачку тревожных писем и глиняных табличек из Сирии, так что в сердце Хоремхеба снова проснулась надежда. Эти письма и таблички подтверждали, что царь Азиру, услыхав о беспорядках в Фивах, счел время подходящим и неожиданно захватил пару соседних с Амореей городов. Одновременно в Мегиддо – ключе Сирии – разгорелся бунт, и войска Азиру окружили его стены, за которыми заперся египетский гарнизон, прося срочной помощи у фараона. Но Эхнатон сказал:
– Я верю, что у царя Азиру есть серьезные причины для таких действий, он вспыльчивый человек, и, может быть, мои послы оскорбили его. Я не стану его осуждать, пока он не может оправдать свои поступки. Но кое-что можно сделать, жаль, что не подумал об этом раньше. Поскольку в Черной земле растет сейчас город Атона, я должен построить такие города также и на Красной земле – в Сирии и в Куше. Честное слово, там надо возвести города Атона, они станут центром нашего правления. Мегиддо стоит на перекрестке караванных дорог, поэтому там самое подходящее место для нового города, но боюсь, сейчас слишком беспокойное время для того, чтобы начинать строительные работы. Мне рассказывали об Иерусалиме, где ты возвел храм Атона, когда воевал с хабири, чего я себе никогда не прощу. Иерусалим, правда, стоит не в центре Сирии как Мегиддо, а южнее, но я сейчас же примусь за дела и начну возводить город Атона в Иерусалиме, так что он станет центральным городом Сирии, хотя теперь это всего лишь плохонькое селение.