Синяя бабочка плетельщика судеб

Неслышно поднявшись, я выскользнул из освещённого костром круга и погрузился в темноту Леса. Голые ветви деревьев складывались причудливую сетку, тонкий слой снега коварно прикрывал ямки, камни и торчащие корни… Но моё тело само знало куда и как ступать, чтоб не упасть. Я вдохнул полной грудью холодный, влажный воздух, наполненный ароматами мокрой земли, свежести и дерева. Уши наполнила обманчивая ночная тишина, которая кажется таковой только неопытному слушателю. Кожа пульсировала жаром, столь неуместным сейчас. Одежда жгла, натирала, воняла, хотелось содрать её с себя, как ненавистного паразита. Я не стал отказывать себе в этом удовольствии. Лес не выдаст.

Шаг, и великоватые сапоги остаются позади, а ноги, замотанные в портянки, ступают на снег. Пять шагов, и лишившиеся опоры тряпочки сползают окончательно. Горящие ступни коснулись нервной, холодной поверхности с ошеломляющим наслаждением, пробирающим аж до макушки. Балахон словно сам собой сполз с плеч, так же как куртка. Рубашка была меньше размером, так что пришлось сдирать её с себя практически с остервенением. Штаны держались только на ремне, так что никаких проблем не было.

Подул сильный, пронизывающий ветер, сдувая жар с разгорячённого тела. Это принесло облегчение, но мало, слишком мало…

Словно в ответ на мои мысли послышался шум воды.

Я не ускорил, но расширил шаг, больше не сменя неуклюже. Я сбросил маску калеки, которая, стоит признать, и так на мне держалась едва-едва. И это ощущение силы и мощи собственного тела требовало немедленно проверить себя, попробовать всё, что только можно, сделать как можно больше движений, выплеснуть этот жар.

Ступни коснулись гладких, округлых камней. Я вышел к небольшому уступу, в полтора человеческих роста, с которого стекал быстрый и даже на звук холодный ручей. Да и каким он может быть, если вокруг лежит снег? Родники и летом теплотой не балуют. То, что нужно. Замерев на мгновение на берегу, я шагнул вперёд, погружаясь по щиколотку в воду. Ногу обожгло морозом, который неведомым образом стрельнул до самого сердца. Хорошо. Медленно, наслаждаясь каждым шагом, каждым порывом ветра я побрёл к уступу, а там подставил лицо под быстрые струи. Всё тело немедленно оказалось заключено в кокон из воды, которая только из-за скорости движения не стала льдом.

Я просто стоял, позволяя воде смыть с меня весь жар, позволяя ей гладить своё тело, полностью отдаваясь на милость стихии. Внутреннее пламя даже не пыталось бороться с внешним холодом, они объединялись, сливались, даря ни с чем несравнимое ощущение власти над собой. Ведь мало кто может похвастаться, что может стоять под ледяными струями, без движения и даже с наслаждением…

Сколько я себя помню, я всегда любил воду. Во всех её проявлениях, формах и обличьях. Даже не могу назвать точного момента, когда научился плавать, только знаю, что Риваша всегда ругалась, что я провожу в озере у дома целый день и грозилась меня проклясть, чтоб я никогда-никогда не смог в него больше войти и не стал бы опаздывать на обед и ужин. Сейчас-то я понимаю, что семья волновалась из-за меня, а тогда было очень обидно.

После воды я люблю ветер. Сильный, внешне безобидный, но обладающий практически безграничной мощью. Свободный. Он всегда завораживал меня своей лёгкостью и непредсказуемостью и даже сейчас, пока я нахожусь среди воды, он умудряется меня касаться, будто вызывая на поединок… Или приглашая гулять. Казалось, я могу поднять руки, а за моей спиной из ледяных струй соткутся невесомые крылья и вознесут меня в небеса.

По глазам, привыкшим к темноте, ударил свет. Младшее солнце, как всегда, взошло быстро и неожиданно. Я мало его видел здесь, над Лесом. Говорят, дом соладоров опасается пролетать над территорией Гуахаро. Обернувшись, я посмотрел прямо на это белый кругляш в небе, а потом — вниз, на то, как преобразился пейзаж. Лёд, застывший на чёрных ветвях заблестел в свете спутника, снег на земле ответил ему менее ярким, но более частым сиянием. И вода, вода засверкала всеми своими гранями, притворяясь огромной чёрной змеёй, что ползёт по уже вырытой канаве.

Откуда-то из кустов раздался поражённый вздох. Лишних людей здесь быть не должно, значит кто-то из группы следовал за мной. Я протянул к незнакомцу руку, приглашая присоединится, но в ответ послышались только удаляющиеся шаги. Вот как… Испугался. Склонив голову на бок, я в задумчивости уставился на свою ладонь. Возможно, это потому, что капли, падающие с пальцев тут же обращались в лёд. Я задрал голову, прощаясь с быстро уходящим ночным светилом, прощаясь со столь гостеприимным ручьём, а затем вышел на берег, в полную власть ветра. Подошёл к кустам, за которыми прятался наблюдатель. Хм… Кто-то заботливый собрал по пути всю мою одежду. Это явно не воины. Осталось узнать, Фани это или Эрни…

Хотя волчонок наверняка набросился бы на меня с вопросами, но кто его знает… Всё-таки происходившее выглядит странно даже для меня.

На следующее утро все проснулись пусть и не в прекрасном, но в уже в достаточно приподнятом настроении. Эрни был подозрительно молчалив, Фани — подозрительно печальна и как-то странно на меня поглядывала. Словно специально, блин… А вот Аргарх был совсем не подозрительно зол, орал на всех и требовал шевелится. Видимо, история что-то задела даже в его чёрствой душе, за что он на себя разозлился, и теперь отыгрывается на нас. А, может быть, просто подумал, что Фани последует примеру принцессы…

Похихикав про себя, я послушно собрался строя из себя божий одуванчик в облике старого калеки.

— Ну что ты там копаешься?! — рявкнул капитан на Фани.

Та, уже четверть часа затягивающая подпругу, испуганно вздрогнула.

— Я уже почти закончила, — тихо сказала она. — Не злись, пожалуйста.

— Как мне не злиться, если ты тормозишь весь отряд? — взвился Аргарх. — Позволь поинтересоваться, о чём это ты таком интересном задумалась, что битый час мучаешь своего коня?

— Так взял бы и помог! — огрызнулась Фани. — Раз уж я так сильно всех задерживаю, — в голосе аристократки явственно прорезался сарказм. Оно и понятно, Эрни был гораздо худшим наездником, чем она, и до сих пор путался с упряжью.

— Что-то не помню, чтоб ты хоть раз соглашалась принять предложенную помощь! Ты ведь всё ещё думаешь об этой хрени, не так ли?

— Как будто тебя действительно интересует, о чем я думаю, — обиженно отвернулась Фани. Такой резкий наезд со стороны своего «романтического героя» явно сильно выбил девушку из колеи. Да ещё и после вчерашней истории… не подходящий момент выбрал Аргарх для проявления своего характера, очень неподходящий.

— Милая… — неловко произнёс он, явно не зная как исправить ситуацию. — Конечно, мне интересно о чём ты думаешь… Просто не зацикливайся на этой дурацкой истории. Это же глупая выдумка жрецов запада, что пудрят людям мозги.

Фани поджала губы и промолчала, резкими движениями затягивая узлы подпруги. Интересно, как она их потом развязывать собирается? Лишь взобравшись в седло, девушка снизошла до ответа:

— Даже если не считать того, что легенды о богах глупо называть никчемными выдумками, эта история уж точно лучше большинства, услышанных мной вчера. Заставляет задуматься.

— О том, как один мудак переспал с дочкой и папой по очереди. О да, очень познавательно… — фыркнул Аргарх.

Я прикусил губу, удерживая почти сорвавшийся смешок. Надо же, как его зацепило! И это при том, что о наличии физической связи между Смертью и принцем я точно не упоминал. Хотя зря он так о Смерти… Совсем чувства самосохранения нет? Ладно не верить, но вот так вот прямо оскорблять… Аукнется это ему, ой аукнется…

— Ну, если ты увидел в легенде только это, — Фани одарила наемника презрительным взглядом, — то конечно, ничего познавательного в этой истории нет.