Синяя лилия, лилия Блу
Шрифт:
– Грубо, – заметил Ной.
Мисс Шифтлет развернула экран, чтобы Блу увидела довольно-таки деморализирующий график.
– Ты видишь, что принимают далеко не всех. И стипендию тоже дают не каждому. Ты будешь подавать заявку?
Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос, но мисс Шифтлет была права. Блу училась в старшей школе Маунтин-Вью. Никто здесь не мог позволить себе большую плату за обучение. Большинство ровесников Блу выбирали местный колледж. Если вообще выбирали.
– Я не знаю, обсуждал ли мистер Торрес с тобой типы учебных заведений, которые тебе нужны, – мисс Шифтлет говорила так, как будто подозревала, что он этого
Мисс Шифтлет написала на карточке слова «стремление», «твой уровень», «безопасность». Подчеркнув слово «безопасность», она протянула карточку Блу. «Я должна оставить ее себе?» – подумала та.
– Ты уже послала запрос об освобождении от оплаты?
– Четыре штуки. Я прочитала в Сети, что можно четыре.
Такая эффективность явно понравилась миссис Шифтлет.
– То есть, очевидно, ты уже поняла, что это очень высокая планка! Значит, теперь пора выстроить благоразумный запасной план.
Блу так устала от компромиссов. Устала быть благоразумной.
Ной поскреб ногтями ножку стола. Этот звук – очень неприятный – заставил мисс Шифтлет нахмуриться.
Ной сказал:
– Я бы вел себя гораздо оптимистичнее, будь я школьным консультантом.
– Если я все-таки поступлю, – сказала Блу, – я смогу взять кредит и попросить стипендию, чтобы покрыть расходы?
– Давай произведем некоторые подсчеты, – предложила мисс Шифтлет. – Комиссия государственной финансовой помощи студентам заплатит определенный ПРОЦЕНТ, в зависимости от твоей ПОТРЕБНОСТИ. Сумма варьируется.
Блу не могла ожидать никакой помощи из скудного семейного бюджета. Она подумала про свой банковский счет, который медленно пополняла.
– И сколько останется? Примерно?
Мисс Шифтлет вздохнула. «Примерное» уж точно лежало вне сферы ее интересов. Она снова повернула к Блу экран, чтобы показать ей размер платы за обучение.
– Если будешь жить в общежитии, то, скорее всего, придется платить десять тысяч в год. Твои родители, конечно, могут взять кредит. Я произведу подсчеты, если угодно.
Блу отшатнулась. Сердце у нее ушло в пятки. Разумеется, это было нереально. Нереально с самого начала – и оставалось навеки таковым. Просто общение с Ганси и остальными внушило ей мысль, что невозможное возможнее, чем казалось раньше.
Мора всегда говорила дочери: «Посмотри, какой потенциал у тебя внутри».
Этот потенциал, впрочем, служил другим. Не Блу.
Не стоило плакать из-за того, что она и так давно знала. Просто в довершение ко всему остальному…
Блу сглотнула. «Я не стану плакать перед этой теткой».
Ной вдруг вылез из-под стола. Он вскочил на ноги. Что-то было не так – слишком быстро, слишком вертикально, слишком бурно для неживого человека. И он продолжал подниматься, хотя уже встал. Когда Ной вытянулся до потолка, карточка, на которой было написано «стремление», «твой уровень» и «безопасность», взмыла в воздух.
– Ой, – произнесла мисс Шифтлет.
Впрочем, в ее голосе даже не было удивления.
Блу почувствовала, что холодеет. Вода в стакане мисс Шифтлет скрипнула.
Визитница распахнулась, карточки разлетелись
по столу. Компьютерные колонки упали. В воздухе закружились бумаги. Чья-то семейная фотография взлетела к потолку.Блу вскочила. Она не знала, как остановить Ноя, но, вытянув руки, поняла, что его тут нет.
Только буря салфеток, конвертов и визитных карточек, бешеный торнадо, постепенно теряющий скорость.
Все свалилось обратно на стол.
Блу и мисс Шифтлет уставились друг на друга. Бумаги, шурша, успокаивались. Перевернутые колонки загудели; один кабель оказался выдернут.
Температура в кабинете медленно повышалась.
– Что это было? – спросила мисс Шифтлет.
У Блу заколотилось сердце.
Она искренне ответила:
– Понятия не имею.
7
Блу приехала на Монмутскую фабрику раньше остальных. На всякий случай она постучалась, а потом вошла. И сразу же ее окутал приятный запах жилой комнаты – приглушенное библиотечное благоухание старых книг, прохладный аромат мяты, плесень и пыль вековых кирпичных стен и древних труб, нотка грязного белья, брошенного у стены.
– Ной? – Ее голос казался совсем тихим в этом огромном помещении.
Блу бросила рюкзак на стул.
– Ты здесь? Все нормально. Я не сержусь. Можешь воспользоваться моей энергией, если надо.
Ответа не было. Комната делалась серой и синей: над горами сердито клокотала одна из этих странных гроз, и огромные, от пола до потолка, окна бывшего склада наполнялись тучами. Резкие вечерние тени, отбрасываемые пачками, двигались и рассеивались. Было тяжело и сонно.
Блу всмотрелась в темноту, собиравшуюся у далекого потолка.
– Ной! Я просто хочу поговорить о том, что произошло.
Она заглянула в спальню Ноя. Сейчас там лежали вещи Мэлори. В комнате пахло мужчиной и хвоей. Один чемодан был открыт, и Блу заметила, что он набит книжками. Ей показалось, что это непрактично и совершенно в духе Ганси; тогда она стала капельку благожелательней к Мэлори.
Ноя там не было.
Блу заглянула в ванную, которая служила также прачечной и кухней. За дверью ютилась компактная стиралка, на раковине лежали носки, то ли повешенные для просушки, то ли просто брошенные. В опасной близости от туалета стоял маленький холодильник. На куске резинового шланга над грязным стоком, как удавленник, болтался душ, занавеска висела на леске. Блу смутило количество пакетов с чипсами на расстоянии вытянутой руки от унитаза. Темно-красный галстук на полу змеился в сторону двери.
Какой-то чужеродный импульс требовал, чтобы Блу убрала часть беспорядка, сделала хоть что-нибудь, чтобы улучшить картину.
Она этого не сделала. И, пятясь, вышла.
Комната Ронана была запретной зоной, но все-таки Блу туда заглянула. Дверца вороньей клетки, безупречно и неуместно чистой, была приоткрыта. Комнату заполняла не столько грязь, сколько хлам: в углу стояли рядом лопаты и рапиры, у стены валялись колонки и принтеры, а в промежутке какие-то странные предметы – старый чемодан, из которого торчали виноградные лозы, деревце в горшке, которое как будто тихонько напевало, одинокий ковбойский сапог посреди комнаты… Высоко на стене висела маска с огромными глазами и разинутым ртом. Она почернела, словно от огня, и по краям была покрыта зазубринами, как будто от пилы. Поперек одного глаза, казалось, проехало колесо. При виде этой маски в сознании Блу возникли два слова – «выжить» и «уничтожить».