Синяя Птица. (Трилогия)

С этими словами Азраэл склонился в глубоком поклоне, показывая, что аудиенция окончена, и мы с Вильей, переглянувшись, направились к дверям. Хэлириан пошла за нами, а Данте остановил негромкий оклик принца:

– Чернокрыл, прошу тебя, задержись.

Я обернулась у дверей: аватар уже усаживался рядом с принцем на мраморные ступени у небольшого изумрудно-зеленого трона с высокой спинкой, который я не заметила, занятая разглядыванием убранства зала. Похоже, разговор у этих двоих будет крайне долгим – судя по всему, Азраэл настроен выслушать подробный отчет о нашем путешествии.

– Ева, идем!

Голос Хэл выдернул меня из размышлений, и я выскользнула вслед за младшей жрицей в коридор, где нас уже дожидались Вилья и незнакомый айранит, чьи седые, коротко остриженные волосы обрамляли молодое лицо с невероятно старыми глазами. Видимо, это и был Шайджен. Он коротко кивнул нам в знак приветствия и жестом попросил следовать за ним, после чего моментально развернулся и широким скорым шагом двинулся по коридору, даже не удосужившись проверить, идем мы за ним или нет. Мы с Вилькой переглянулись и рванули вслед за Шайдженом. Хэл какое-то время пыталась идти с нами шаг в шаг, но в длинном платье у нее это получалось крайне плохо, и она сдалась уже через два десятка шагов, успев сказать, что навестит нас утром. Я только кивнула на ходу, стремясь не отстать от серокрылого айранита в темно-зеленых одеждах.

Н-да, интересно, айраниты все такие недружелюбные или просто мне крайне «везет» нарываться именно на таких?

Побудка случилась рано. Очень рано. Когда меня наконец-то растрясли, то первое, что я увидела, – это розовые солнечные лучи, падающие в высокое узкое окно, ставни которого, сделанные из цветного стекла, были распахнуты настежь.

Рассвет, чтоб его! И почему меня по жизни будят в такую рань-то? Видать, судьба такая…

Я перестала натягивать тонкое, но довольно теплое шерстяное одеяло на голову и наконец-то посмотрела на того, кто сегодняшним утром «удостоился чести» разбудить меня спозаранку и, соответственно, быть обруганным на орочьем языке – росский я почему-то на рассвете вспоминала не сразу. «Будильником» оказалась довольно симпатичная кареглазая айранит с крыльями нежно-сиреневого цвета, по перьям которых уже пробегали розовые искорки. Так, похоже, что еще чуть-чуть – и меня поднимали бы с помощью левитации. Что ни говори, а проснуться я решила-таки вовремя. Я хмуро оглядела девушку с головы до ног и машинально провела ладонью по встрепанным волосам, пытаясь хоть немного их пригладить. Айранит страдальчески вздохнула и чуточку печально улыбнулась:

– Вот уж не думала, что единственная наследница рода Синих Птиц окажется столь тяжелой на подъем. И столь острой на язык. Меня зовут Мицарель, я прихожусь тебе очень дальней родственницей. У меня самой Синие Птицы в роду были где-то три поколения назад, но все-таки… – Девушка склонила голову в знак приветствия, и заколки в ее каштановых волосах сверкнули гранями драгоценных камней в утренних лучах солнца.

– Еваника Соловьева, – привычно представилась я, выползая из-под одеяла и улыбаясь настолько дружелюбно, насколько это было возможно для меня в столь ранний час.

– Соловьева? – переспросила Мицарель, озадаченно глядя на мое человеческое воплощение.

– Да. Мне дал такую фамилию наставник, когда взял на воспитание. А что?

Я с хрустом потянулась и прошествовала в дальний угол комнаты, где стоял кувшин с водой для умывания и лежало аккуратно сложенное полотенце.

– Ты ведь Синяя Птица… – задумчиво ответила Мицарель, присаживаясь на краешек кровати. – Слушай, я никак понять не могу, почему ты спишь в этой неудобной человеческой ипостаси? И называешься чужой фамилией?

Полотенце выпало у меня из рук. Я изумленно воззрилась на Мицарель, которой, судя по всему, так и не удосужились рассказать историю того, как я стала Синей Птицей. Похоже, Азраэл об этом либо сознательно умолчал, либо попросту не успел ввести мою невесть откуда взявшуюся родственницу в курс дела. Что ж, все, как обычно, придется рассказывать самой. Я присела на кровать рядом с девушкой-айранитом и, положив ладонь на кончики сиреневых перьев, начала свой рассказ.

Странно, обычно меня никогда не тянуло рассказать о себе кому-то, да еще если я знаю его всего несколько минут, но Мицарель почему-то я захотела рассказать многое. Не все, но больше, чем стандартную биографию лесной ведуньи.

Айранит слушала, не перебивая, не задавая ненужных вопросов и не встревая с восклицаниями типа: «Вот это да!» Она просто постаралась выслушать меня и, возможно, воспринять такой, какая я есть. Как айранита, желающего остаться человеком. Как человека, мечтавшего летать в небе подобно птице… Я замолчала, а Мицарель, склонив голову к плечу, пристально смотрела на меня теплыми карими глазами, в которых, как ни странно, я увидела понимание.

– Выходит, ты спишь в образе человека, потому что, в сущности, человеческий облик и есть твое естественное состояние. – Она покачала головой и вздохнула. – Трудно тебе придется среди нас, девочка. Знаешь, Азраэл просил меня попытаться уговорить тебя остаться с нами, в Андарионе, и я, честно говоря, согласилась попробовать. Но теперь я понимаю, что это бесполезно. Ты все-таки не айранит, ты – человек с ипостасью айранита, а это большая разница. Мы осознаем себя крылатыми с рождения, ты же обрела эту способность в двадцать лет, когда твое мироощущение окончательно сформировалось. Да, ты готова к переменам, возможно, ты сама их ищешь, но в глубине души ты все равно останешься человеком.

Мицарель коснулась моего лица кончиком крыла, отводя короткие, спутанные после сна волосы, и тепло улыбнулась.

– Еваника, ты сама найдешь свое место, и никто, кроме тебя, не сможет сделать этот выбор. Захочешь остаться – страна айранитов примет тебя с радостью. Уйдешь к людям – мы пожелаем тебе удачи. Ты свободна, Ева. Лети на крыльях ветра или же иди по дороге – но это будет только твое решение, и ничье больше.

– Спасибо. – Я искренне улыбнулась ей и с трудом сдержалась, чтобы не обнять. Мицарель поняла меня почти сразу и одобрила мой выбор, мое стремление идти своим собственным путем.

Да, есть Судьба, и есть Предназначение.

Но к ним ведут тысячи дорог, длинных и коротких, извилистых и прямых как стрела, а свою дорогу я выберу сама…

– Ева, и все-таки я рекомендую тебе принять обличье айранита, – с улыбкой сказала Мицарель, протягивая мне сверток светло-голубого цвета. – Так тебе будет удобнее перемещаться по городу – ведь лестниц, привычных людям, у нас нет. Да и это платье я для тебя сшила, как на Синюю Птицу с крыльями на спине.

Я машинально кивнула, принимая сверток, а потом вдруг переспросила:

– Стоп, ты сказала, что это платье?!

– Ну да. А что такое? – Мицарель удивленно посмотрела сначала на сверток, а потом на мое выразительно скривившееся лицо.

М-да, похоже, Данте не успел ей сообщить, что платья я не признаю как одежду в принципе. Особенно длинные.

Дело в том, что с длиннополой одеждой у меня лет с тринадцати взаимная нелюбовь. Тогда Вилька притащила мне свой княжеский сарафан, из которого она выросла, и совместно с наставником попыталась в него меня упаковать. Провозились где-то с час, а когда я все-таки предстала пред их критическими взглядами, то младшая княжна Росская в один голос с Лексеем сообщила, что княжеское одеяние сидит на мне, как на корове седло, так что не фиг позориться, юная ведунья. Я смертельно оскорбилась и попыталась, как обычно, загнать Вильку за печку, но наступила на длинный подол и бесславно рухнула на пол. По правде говоря, позже я еще несколько раз пыталась носить платья, но попытки эти неизменно оканчивались провалом. После того как Вилья на пару с волхвом забраковали даже эльфийские наряды, я плюнула на стремление выглядеть как красивая девушка и в дальнейшем одевалась соответственно своей профессии ведуньи.

И вот теперь мне опять предлагают вырядиться в платье, да еще и, судя по всему, длинное…

Когда я завершила красочное повествование о платьях, Мицарель внимательно посмотрела на меня и предложила все-таки его примерить. Не понра-вится – она без проблем сыщет мне мужскую одежду, найти на меня костюм, рассчитанный на тщедушного юношу, дело двадцати минут, не больше. Я подумала и согласилась. В конце концов – что я теряю?..

Ревилиэль, как всегда без стука ввалившаяся в отведенную мне комнату, оборвала приветственную речь на полуслове и уставилась на меня с отвисшей челюстью, словно впервые увидела. Я же задумчиво рассматривала свое отражение в огромном зеркале, врезанном в стену комнаты и ранее скрывавшемся за отодвигаемой деревянной панелью.