Сионизм. Наикратчайшее введение

В отличие от белорусов, евреи тысячелетиями считали себя и считались другими «народом», но значение этого слова с появлением современного национализма радикально изменилось.

Евреи принципиально отличались от других новоявленных (или вновь придуманных) народов еще по двум важнейшим причинам. Во-первых, тысячелетиями слово «еврей» также обозначало принадлежность к иудаизму и, как мы теперь говорим, исповеданию иудаизма – четкой системы религиозных воззрений, законов и обычаев. Как евреи, так и неевреи не видели проблемы в том, что группа определяется как по национальному, так и по религиозному признаку. Только в эпоху Просвещения в конце XVII и в XVIII веке появилось разделение между этими двумя сферами жизни – политической (принадлежащей общественной сфере жизни) и религиозной (принадлежащей сфере жизни частной). В результате начались споры о том, считать ли евреев исключительно народом или только религиозной группой.

Во-вторых, в отличие от белорусов, евреи не были большинством населения какой-либо территории. Живя практически по всему миру, они составляли меньшинство среди населения разных стран. Разумеется, никто не утверждал, что у евреев в древности не было родины (к такому утверждению еще придут так называемые постсионистские и антисионистские ученые в конце ХХ века). Эта родина была известна под разными названиями: Иудея, Палестина, Святая Земля, Земля Израиля. Отсюда в 70 году нашей эры. римляне изгнали подавляющее большинство евреев. Пусть очень малая их часть и осталась здесь на века, она представляла собой небольшой процент как от населения той земли, что стала известна под именем Палестины, так и от еврейской популяции в мире. Следует подчеркнуть, что, несмотря на реальные демографические обстоятельства, память о Святой Земле и ее первостепенном значении для иудаизма и еврейского народа сохранилась на века, о ней вспоминают на ежедневной и на праздничной службе, в молитве, возносимой к Богу, о возврате евреев в Святую Землю в конце времен, в мессианскую эру. Известнее всего молитва «На следующий год – в Иерусалиме», которой завершается Седер Песах, или служба на Йом-Кипур. Но эта глубокая вера в конечное возвращение евреев на Землю Израиля неразрывно переплелась с повседневной жизнью: о возвращении не раз вспоминают в ежедневном богослужении во всех еврейских ритуалах по всему свету утром, днем и вечером, в благодарственных молитвах после трапезы. Можно привести небольшой, но показательный пример. Евреи, живя в тех частях света, где погода, а значит, и сельскохозяйственный цикл совсем не похожи на Палестину, продолжали молиться о благоприятной погоде в соответствии с циклами посадки и сбора урожая в Палестине для поддержания там успешного сельского хозяйства. Кроме того, во многих частях еврейского мира было принято класть в гроб мешочек с землей, взятой из Земли Израиля. Этот символический жест имеет глубокое эсхатологическое значение.

Вопрос о евреях, переселявшихся в Палестину на протяжении веков, был чрезвычайно осложнен доктринальными ограничениями мессианского иудаизма тысячелетней давности. Тем не менее за многие века небольшое количество евреев все же иммигрировало в Палестину, иногда в связи с мессианскими ожиданиями, но чаще всего для того, чтобы жить и учиться в священных городах, выполнять заповеди, применимые исключительно к Святой Земле, и быть похороненными в ее святой почве.

Очень сложным и часто парадоксальным образом сионизм опирался на эту тысячелетнюю еврейскую тоску по возвращению на Землю Израиля. Но, повторим, альфой и омегой этой идеологии было переосмысление евреев как нации, подобной всем другим нациям. И это переосмысление не только предшествовало возникновению сионизма как такового, но и привело к формированию других форм современного еврейского национализма, которые категорически отвергли возвращение евреев в Палестину, призывая их вместо этого к политическому возрождению в диаспоре. Несмотря на эти фундаментальные и часто резкие различия, помимо признания факта, что евреи составляют «нацию» в новом смысле этого слова, все идеологические системы современного еврейского национализма исходили из двух основных общих посылок. Во-первых, цель «эмансипации» – достижения равных прав – которой в 1790 и 1791 годах первыми добились французские евреи и за которую затем другие евреи Европы боролись на протяжении большей части XIX века – была не только недостижимой и, следовательно, иллюзорной, но, на еще более глубоком уровне, фундаментально ошибочной, поскольку эмансипация и интеграция в другие национальные государства противоречили самому представлению о евреях как об отдельном народе. Таким образом, хотя и националисты, и сторонники эмансипации открыто признавали разницу между нацией и религией, введенную в эпоху Просвещения, обе стороны на основании этого разграничения пришли к совершенно противоположным выводам.

Во-вторых, эта точка зрения сложным образом пересекалась с тем, что большинство современных еврейских националистов отвергло тысячелетние религиозные верования и традиции евреев, включая (для многих, хотя и не всех) веру в Бога. Эти верования и традиции, как утверждали новые еврейские националисты, были вытеснены открытиями науки, эпохой Просвещения, Дарвином (а для социалистов – Марксом), короче говоря, самой современностью. Единственным рациональным заключением, таким образом, стало то, что за освобождение евреев отвечают сами евреи, а не какой-то Бог, которого, вероятно, и не существует. Сионисты и другие еврейские националисты также отвергли новые религиозные движения, возникшие в еврейской среде Западной и Центральной Европы: реформистский, позитивно-исторический и неоортодоксальный иудаизм. Во всех этих направлениях считалось, например, что евреи в Германии были немцами Моисеевой веры, подобно немцам католической или протестантской веры, и точно так же следует смотреть на евреев в других странах мира, где по мере развития цивилизации евреи будут эмансипированы наравне с прочими гражданами всех современных государств. Таким образом, большинству евреев Западной Европы именно иудаизм приказывал оставаться там, где они были, и поступать как верноподданные того государства, в котором они жили.

Проблема заключалась в том, что не все государства, даже в Западной Европе, были готовы относиться к евреям как к членам своей собственной национальной общины, отличающимся только вероисповеданием, и следовательно, эмансипировать евреев наравне с прочими гражданами. Действительно, очень скоро после появления современного еврейского национализма возникла новая форма ненависти к евреям: расовый антисемитизм, впервые появившийся одновременно во Франции и в Германии. Однако здесь следует очень точно соблюдать хронологию: слишком уж часто звучащее заявление о том, что современный еврейский национализм родился в ответ на антисемитизм или на вспышки жестокости и насилия («погромы») против евреев, которые начались в Российской империи в 1881–1882 годах, просто неверно. Первые высказывания приверженцев этой новой идеологии появились в печати задолго до распространения антисемитизма и до погромов начала 1880-х годов. Это не значит, что погромы и распространение антисемитской идеологии не убедили многих евреев в истинности современных националистических, в том числе сионистских, решений «еврейской проблемы». Но снова подчеркнем, и это важно понимать, что основной причиной возникновения современного еврейского национализма было возникновение новых идей среди самих евреев, применение к евреям основных положений современного национализма, а не ответная реакция на преследования.

Действительно, рост антисемитизма, даже в его самых жестоких формах, в подавляющем большинстве случаев не привел евреев во всем мире к отказу от своей религии, от веры, будь то иудаизм в его традиционной или модернистской версии, или к отказу от уверенности в том, что правовая эмансипация – и, как следствие, увеличивающаяся экономическая и социальная мобильность – решит проблемы евреев. Таким образом, даже несмотря на рост антисемитизма, на протяжении большей части истории существования сионизма сионистские взгляды разделяло явное меньшинство еврейских общин в мире, а подавляющее большинство раввинов и светских лидеров противостояло им. Эта ситуация изменилась только после убийства 6 000 000 евреев во время холокоста. Потребность в независимом Еврейском государстве, которое служило бы убежищем для евреев, не только стала тогда в еврейском сознании массовой, но и превратилась в главную задачу.

Но не будем ставить телегу впереди лошади. Нам следует вернуться в середину XIX века и пронаблюдать сначала за зарождением современного еврейского национализма, а затем, в 1897 году, за появлением его самого важного и долговечного ответвления – сионистского движения.

Глава 2 Еврейский национализм в Новое время (1872–1897)

Почти во всех пособиях по современной истории евреев или по собственно сионизму большое внимание уделяется так называемым предшественникам, предтечам или провозвестникам сионизма. Речь идет о небольшом числе мужчин (и одной известной женщине – Джордж Элиот), которые в середине XIX века выступали за возвращение евреев в Палестину и тем самым предвосхитили появление сионистского движения.

Однако теоретически сама идея «предшественников», «предтеч» или «провозвестников» любого движения или идеологии является глубоко проблематичной. Проще говоря, неизбежность появления того или иного движения или идеологии сперва признается, почти всегда совершенно бессознательно, а затем в глубине времен выискиваются фигуры, проповедовавшие идеи, похожие на те, что бытуют в нынешних движениях или идеологиях. В результате такой ретроекции игнорируются или сглаживаются очень серьезные расхождения между этими ранее возникшими идеями и концепциями, определившими лицо идеологии или движений, которые они якобы предвосхитили. В этом процессе щекотливые вопросы исторической интерпретации – причины и следствия – переворачиваются с ног на голову и интерпретируются неверно. Настоящий «предшественник», «предтеча» или «провозвестник» любого движения должен был бы, по идее, оказать влияние на реальные, осязаемые исторические процессы, с которыми его идентифицируют. Для сионизма характерно то, что такого влияния не было, как не было и намека на причинно-следственные связи.

В троицу основных, чаще других упоминаемых «предшественников сионизма» входят два раввина, Цви-Гирш Калишер и Иехуда бен Шломо Хай Алкалай, а также философ-социалист Мозес Гесс. Они выдвигали интересные (и противоречивые) аргументы в пользу возвращения евреев в Палестину, но при жизни их практически никто не слушал, и, что существенно, они были совершенно неизвестны реальным создателям современного еврейского национализма и сионизма, о которых вскоре пойдет речь. Кроме того, если бы последние только прочли писания раввинов Калишера и Алкалая, они отвергли бы их фундаментально традиционалистские религиозные и сугубо мистические воззрения. Это справедливо и в отношении «Рима и Иерусалима» Мозеса Гесса: никто из основателей современного сионизма, выдвинувших собственные идеи, не слышал об этом произведении и не читал его. Повторю: если бы они прочли книгу Гесса, то очевидно отбросили бы ее весьма своеобразную помесь социализма и убежденности в необходимости сохранения ортодоксального иудаизма как основы будущего Еврейского государства в Палестине до наступления социалистической утопии.

Эти самые «предтечи» были найдены и признаны таковыми только после создания сионизма. Их как бы пригласили в свидетели защиты; особенно усердствовали в их поисках приверженцы отдельных ответвлений сионизма. Так, в 1902 году, после создания ортодоксального сионистского движения «Мизрахи», его лидерам, подвергшимся нападкам со стороны подавляющего большинства традиционалистов и ортодоксальных раввинов во всем мире, были необходимы авторитеты. Они могли бы заявить, что эти авторитеты поддерживают их точку зрения. Лидерам «Мизрахи» повезло: они наткнулись на писания раввинов Калишера и Алкалая. Их порицаемое всеми инакомыслие оказывалось якобы санкционировано раввинами. Тот факт, что мировоззрения этих раввинов радикально отличались как друг от друга, так и от фундаментальных представлений движения «Мизрахи», решили для удобства проигнорировать. Таким же образом с 1899 года, после возникновения социалистических сионистских движений, Мозес Гесс был задним числом записан в предтечи этих идеологий, так как, по совпадению, он одновременно был социалистом и призывал к возвращению евреев в Палестину. По выходе книги Гесса из печати практически никто ее не читал, но этот факт снова было удобно проигнорировать, как и то, что в основе книги лежали весьма своеобразные взгляды, практически несовместимые с взглядами реально существовавших социалистических сионистских движений.

На самом деле исторически появление современного еврейского национализма, а затем сионизма, не знало никаких «предтеч». Оно было результатом внутреннего развития движения еврейского просвещения, известного как «Хаскала». Это движение началось в Германии в середине XVIII века, прежде всего под влиянием Мозеса Мендельсона, одного из замечательнейших философов своей эпохи. Присоединившись к движению просвещения и философски осмысливая и разграничивая национальность и религию, Мендельсон решительно выступал за следующее определение евреев: евреи – адепты религии, известной как иудаизм. Эта религия, как довольно своеобразно считал Мендельсон, не обладает никакими уникальными теологическими доктринами, отличающими ее от «естественной религии», врожденной для всех человеческих существ, обладающих разумом. И только по одной простой причине евреи вынуждены были тем не менее следовать заповедям и законам иудаизма: так поступать Господь заповедовал им и только им. Будучи набожным евреем, Мендельсон сохранял твердую веру в традиционное мессианское обетование, данное евреям Богом, но это не мешало ему определять евреев как представителей религиозной веры, которые, как и все другие представители религиозных общин, должны обладать правами в современном свободном государстве.