Сирахама
Шрифт:
А перед собой я катил тележку с Ренкой.
Четыре колеса, два метра в длину, полметра в ширину. Переплетение фиксаторов, ремней и блестящей термо-фольги, в которые, как гусеница в коконе, была подвешена девушка. И, конечно же, три десятка датчиков, подключенных к беспроводной сети Редзинпаку...
Ренка рассказала, что утром, пока мы были в институте, какие-то маститые профессора из Института Надзабуро осматривали ее еще раз. Они повторили неутешительный диагноз и порекомендовали длииииииииительное лечение, в ходе которого МОЖЕТ БЫТЬ «рассосётся само»... дескать, «медицине известны многочисленные случаи
«Светила» поблекли - поняли, что их только что очень корректно послали, отказавшись от дальнейшего сотрудничества, заплатив хоть и немало, но несоизмеримо, на порядки, меньше, чем стоило бы предложенное ими лечение.
А потом Кэнсэй стал действовать.
Что там было у «светил»? Полный покой? Акисамэ, ты тут какую-то тележечку показывал? И вообще - покой нам только снится! Да, Реночка?
Что там еще было? Вот эти и вот эти лекарства? Та-а-ак... берем ручку и вычеркиваем... семьдесят процентов. Доченька, ты ж потерпишь, да? Боль, она же...? Ну, помнишь, да?
Что еще? Только позитивное настроение, ограничить встречи со сверстниками, обрубить интернет, убрать телеканалы с новостями дабы не расстраиваться? Отлично! Реночка, золотце, Кенчик тебя вечером на тренировку отвезет - посмотришь, как мы его гонять будем! Или он - нас... Или Старейший - его... Или Старейший - нас... В любом случае - позитивное настроение и ничего, кроме позитивного настроения!
– Кенчи...
– Вздохнул Акисамэ.
– Опять ты... Да еще и с Ренкой. Ко мне скоро можно будет с оркестром подходить... во имя Луны.
– Кхм...
– Я сделал вид, что не понял причин его огорчения.
– Извините, Акисамэ-сэнсэй! Я неправильно сформулировал вопрос. Я хотел спросить: для чего предназначена эта куча камней?
– Щебень.
– Акисамэ тоже сделал вид, что его огорчила именно постановка вопроса, а не внезапное появление ученика из-за спины.
– Если быть точным, то это - щебень, а не куча камней. Гранитный щебень крупной фракции от 150 до 400 миллиметров. Используется в декоративных целях - заборчик отделать, бассейн облицевать...
– А...?
– А конкретно эта «куча камней», Кенчи, была заказана Старейшим со словами: «тут Кен-чан жаловался, что у нас на территории камней маловато... Ну, пусть теперь не жалуется, хо-хо-хо!» Так что это я должен спрашивать: Кенчи, для чего предназначена эта куча камней? М? Или, выражаясь понятным тебе языком: Кенчи, «а что это»?
Весьма довольный собой, мастер джиу-джицу присел и поставил статуи на песок площадки, спрыгнул с макушки третьей статуи и направился к колодцу:
– Занесите фигурки глубокоуважаемого Гаутама-сама в мою мастерскую. Не затруднит, Кенчи?
– Ни капли, Акисамэ-сэнсэй!
Я поставил тележку с Ренкой на тормоз, взвалил одну из статуй на плечо и двинулся в сторону мастерских...
– Кееенчиии...
– Вкрадчиво позвал Акисамэ.
– Да, сэнсэй?
– Пропыхтел я из-под статуи.
– Я что тебе сейчас сказал?
– Отнести глубокоуважаемого Гаутама-сама в вашу мастерскую, сэнсэй!
– Я сказал, «занесиТЕ»!
– Акисамэ улыбнулся «лисой».
– Ponyatno, tovarisch Сирахама?
– Понятно, сэнсэй!
Я снял
тележку с веселящейся Ренкой с тормоза и очень-очень аккуратно двинулся в сторону мастерской. Тележку я толкал одной рукой, а другой - пытался удержать тяжеленную фигуру Будды на плече. И дело не в том, что она очень тяжелая, а в том, что очень сильно перевешивала...– Кен!
– Давилась от смеха Ренка.
– А давай я возьму статую, а ты возьмешь меня!
– Пф! Слабачка! А я бы взяла две статуи!
– Рядом шла Мисаки со второй статуей на плече.
– А Кенчи взял бы меня!
– А я не стала бы вообще брать статуй!
– С другой стороны шла Миу и несла третью статую.
– Но от последнего пункта я бы отказываться ни за что не стала бы!
– Ёрочка, ти таки посмотри, как тут эксплуатируют наших деток!
– Послышался сзади незнакомый женский голос.
Мы застыли и повернулись назад... На всякий случай я загородил Ренку и собрался метнуть «Гаутама-сама»... в противника.
Сзади на энгава второго додзе стояла хрупкая маленькая женщина с очень красивым и очень-очень знакомым лицом. Китайский белый костюм исключительно шел к ее тонкой почти мальчишеской фигурке. Две длинные косички с крупными кольцами на концах дополняли картину. Чуть склонив голову на бок она рассматривала нашу кавалькаду, груженную статуями Будды.
– Я таки готова гарантировать, что за тяжелую работу бедные детишки не получат и цента!
– Продолжала возмущаться женщина.
– Ну, от этой варварской Японии иного и не ожидалось. Эксплуатация детского труда, ви только посмотрите!
Сзади неожиданно запульсировал цветок эмоций Ренки. Я сбросил статую на песок и развернулся, уже понимая по радостным эмоциям Ренки, что драться не нужно.
– Ой, Соечка, ну шо ти вечно всякие глупости и неважности смотришь!
– Ворковала другая женщина, обнимая Ренку.
– Лучше оцени, какой прокачанный моторчик у колясочки нашей Реночки!
– Мамочка!
– Попискивала Ренка.
– Мамуль!
Насколько я понял, мы имели честь видеть знаменитых «кошечек и птичек» мастера Ма.
Ма Сой. Знаменитая киноактриса. Старшая Жена Кэнсэя.
Ма Ёру. Исключительно красивая во всех местах женщина. Младшая Жена Кэнсэя.
– Мамулька!
– К объятьям присоединилась Миу.
– Как хорошо, что ты приехала!
О чем-то они там лопотали, бормотали, смеялись и, кажется, даже всплакнули пару раз... Одновременно. Статуя, которую несла Миу, была аккуратно поставлена на песок, в отличие от моей, небрежно брошенной.
– Кенчи, да они ж вылитые...
– Мисаки крутила головой, восторженными глазами рассматривая то одну, то другую жену Кэнсэя.
– Даже глаза оранжевые-ня! Ой, и прическа в две косички! С колечками! Ай, да мастер Ма!
Честно говоря я и сам рассматривал женщин с огромным интересом. Разумеется, в основном я рассматривал мать Ренки. Ёру была в черном ципао, что при ее выдающейся груди смотрелось... вызывающе провокационно.
«Ну, не удивительно, что она легко смогла выкормить и Ренку, и Миу... Вон какие... кормушки!»
«Малыш, зависимость количества молока от размера груди - миф! Но формы... формы выдающиеся, да! Но, главное, как все пропорционально... сделано!»
«Старик! Я не понимаю Кэнсэя! Что он тут делает при таких-то женах-красавицах?!»