Сирахама
Шрифт:
— Да насрать! — Прохрипел Рююто. — Что с Ханой?!
— С той девушкой? — Удивился Сирахама. — Ничего… сделала гадость и пошла по своим женским делам.
В этот момент Миу едва заметно дернулась и Сирахама тут же обернулся к ней, снова кинув через плечо:
— Не мешай. Я сам.
Девушка что-то залопотала на неизвестном языке. Сирахама отвечал ей… кажется, на том же языке.
Рююто заметил слезы на лице Миу — ее глаза были открыты, но, кажется, она ничего вокруг не видела. Или видела нечто совсем другое, к реальности не относящееся. Сцепив зубы, Рююто ждал, когда
Но уйти не мог — как только он выйдет из апартаментов невесты, сюда тут же сунется кто-нибудь из прислуги… Да та же Хана сунет сюда свой любопытный носик, чтобы узнать, чем же все закончилось. А тут Сирахама. А к нему у Рююто есть одно незаконченное дело…
После того, как Рююто заметил слезы на глазах Сирахамы, он отвернулся к двери, испытывая сильное чувство неловкости и, кажется даже, нечто, похожее на стыд. Будто стал свидетелем чего-то, что совсем не для него предназначено.
И рефлекторно принял защитную стойку, наткнувшись взглядом на…
Огромный светловолосый детина с добродушным лицом и добрыми грустными глазами стоял у двери. Босой. В боксерских трусах и майке. По каменным щекам гиганта тоже катились слезы.
Апачай Хопачай, кажется? Мастер муай-тай из Редзинпаку. Наверно, самый сумасшедший из них всех. Как он тут оказался?
Апачай приложил палец к губам, и Рююто понятливо кивнул.
«Вечер плакс, блин!»
Меня трясло. И от пережитого. И от того, что происходило сейчас. Миу бредила. На хинди. Который к тому хинди, который используется сейчас, никакого отношения не имел — проверено на Шакти Рахманн. И который не должна знать не только Миу, но и обе ветви ее предков!
— Мне больно, муж мой! Руками своими… проведи… к Матери Нашей… меня…
Миу отняла ладонь от бока и показала мне… Чистая ладошка. Но видимо в воспоминаниях Миу на ней должна была быть кровь…
— Небеса уже держат тебя, жена моя! — Нужные слова вырывались из уст сами. — Сейчас боль уйдет. Чувствуешь? Она уходит!
Сзади раздражался ни слова из нашего разговора не понимающий Рююто, но — вот, что значит воспитание! — отвернулся к стене и постарался даже не прислушиваться. Потом он отчего-то удивился… да и бог с ним!
— Легкая рука… у тебя. Чужие бежали… а я чиста… не взяли… меня… не смогли… забрала для Матери нашей… многих… жатва… довольна будет она…
— Скажи ей, что любить, Кенчи. — Подсказал гулкий голос из-за спины…
Но говорил не Рююто, а кто-то, кого я не мог почувствовать… кто-то из мастеров. Апачай? Да, видимо, он. Только без этих своих «Апа-па!»
— Наша расставаться муж жена — говорить «люблю». Скажи, Кенчи! Уйти спокойно — вернуться быстро. Так надо. Принято. Обычай Подземный Мир, Кенчи. Отпустить с радость — встретить с любовь.
Не знаю, правильно ли понял его, но слова снова нашлись сами:
— Кали наградила меня тобой! Ты драгоценность моя величайшая. Моя часть, моя половина…
— Да, муж мой… Да… Черная… вижу ее… попрошу… в следующем круге… рядом… дочерью… матерью… сестрой… как угодно… в
следующем круге… Она держит… за руку… а небеса… не нужны… таким, как мы… ты все сделаешь?— Да.
— Береги дочку, Жеребенок… Черная… она улыбается… она исполнит… не держи меня… отпусти… в следующем…
— До встречи, Ануджа! Я буду просить ее о том же…
Целую минуту ничего не происходило, Миу ровно дышала. Кажется, бред активации перешел в неглубокий сон… Еще минута. Она глубоко вздохнула. И разлепила глаза, жмурясь от яркого света:
— Хочется сказать какую-нибудь пошлость… — Взгляд ее был осмысленным. — Тадай ма, Кенчи…
— Окари насай, Миу! Черт с ней, с пошлостью… Окари насай!
Они прошли в тренировочный зал. Рююто следовал впереди, а сзади неосязаемой бесплотной тенью скользил Сирахама. В зале было пусто. Разумеется, сейчас домочадцам не до тренировок. Тихо звякнуло — это Сирахама поставил на пол тяжелую даже на вид спортивную сумку. Минута возни — и на высоком штативе установлена видеокамера, повернутая объективом в сторону татами.
— Не волнуйся. — Легко понял Сирахама взгляд Рююто. — Пока выключена. О позоре клана Асамия никто не узнает…
— А Фуриндзи-сан?
— Оу! Ну, мало ли, как девушка оправдывает потерю невинности? Кто ж поверит ее словам, что ее, де, опоили. Нервное напряжение перед свадьбой, то да се… Маленький, что ли?
— Так она уже…? — Усмехнулся Рююто.
— Обидно, да? — Серьезно спросил Сирахама.
— Нет. — Чуть даже удивленно прислушался к себе Рююто. — Не моя она. А когда успел-то?
— Как настоящий мужчина, я не буду хвастать. И — у нас мало времени.
— Так зачем камера?
— А чтобы по-честному. Нашепчем последние слова и — в бой! Романтично, да? Ты же не хочешь потом проблем с драконами? Или с Редзинпаку?
— Ты такой же дракон, как я — Танимото…
— Ц-ц-ц… недоказуемо, Рююто. Недоказуемо. Или ты свечку над своими родителями держал?
— Камера не самого лучшего качества, плохое освещение, съемка из одной точки… Этой записи никто не поверит!
— А тебе не насрать? На то, что кто-то поверит или не поверит?
— Вообще-то, насрать… — Оскалился Рююто.
— Вот и отлично! — Довольно покивал Сирахама. — Стал похож на человека… — Он помолчал. — Асамия Рююто-сан?
— Да?
— Постарайтесь не умереть, Асамия-сан… — Сирахама соединил руки в приветствие бойцов кун-фу. — Со всем уважением!
Рююто тоже соединил руки и весело оскалился… внутри было — спокойствие?
— Просто постарайтесь, Сирахама-сан. Со всем уважением!
Бойцы стали сближаться…
Миу лежала на диване, закинув ноги на спинку, и улыбалась, прислушиваясь к своим ощущениям — Кенчи где-то недалеко дрался с Рююто. Бойцы схлестнулись азартно и не на шутку.
— Ох, хитрец… — Хмыкнула Миу, когда через четыре минуты схватка завершилась.
— Апа! — С гордостью согласился Апачай, сидевший на столе, обняв колени. Это снова был прежний недалекий добродушно улыбающийся мастер муай-тай.