Сирахама
Шрифт:
«Почему, как только дело касается нестойкости перед женщинами, у тебя сразу виноват я? А, Старик!»
Я вылетел на улицу со стороны летнего стадиона… Наверно, на улице было холодно, но я этого не замечал — тело пылало.
«Сейчас, Старенький, потерпи! Сейчас — сейчас… Где-то здесь, в бытовках, я помню… Вот!»
Ноги занесли меня в отдельное здание — склад спортинвентаря.
В новеллах и аниме в таких вот домиках обычно нечаянно запирают школьников, мальчика и девочку, которые в процессе долго совместного сидения таки признаются друг другу в романтических чувствах… или сразу, без признаний, приступают к делу — зависит от жанра.
Несколько старых макивар в виде человеческого торса на гибкой колонне, укрепленной на пластиковом, наполненном водой контейнере… То, что нужно!
— Ол-л-ла, Кали! — Уже никого не стесняясь (да и не было никого вокруг), громко пропел я.
И, наконец-то, взорвался!
Кенчи было больно. Миу прекрасно это видела, хоть он и старался это скрывать. Девушка начала беспокоиться. Наверно, она слишком близко к сердцу воспринимает «нормальный тренировочный процесс», если так беспокоится… Она постоянно сдерживала себя, чтобы не пихнуть в спину (а там же еще и царапины, оставленные бесстыжей Ренкой!) впереди сидящего Сирахаму и не напомнить о болеутоляющем, которое дал Акисамэ.
Когда же Кенчи поймет, что к его боли она относится, как к своей?! Ну, понятно, что у женщин болевой порог повыше, чем у мужчин, но это же не повод, чтобы так над ней изгаляться…?!
«Если хочешь, чтобы Кен-чан становился сильнее, придется только наблюдать и не вмешиваться»
Ну, наконец-то! Вспомнил, хвала Ками!
Плечи Кенчи задвигались, он зашуршал бумагой и фольгой, а потом задумчиво и слегка недоуменно бросил:
— Какие-то странные таблеточки…
Миу поняла. Акисамэ подсунул Кенчи «пустышку»!
Это его излюбленный трюк для демонстрации возможностей организма и силы самовнушения. Когда потом к нему приходил ученик и благодарил за хорошее мощное лекарство, от которого «все, как рукой сняло» — Акисамэ с удовольствием съедал горсть этих таблеток и объяснял, что эти таблетки сделаны из мела и предназначены для беременных женщин, нуждающихся в кальции. После чего читал лекцию о первичности разума над телом.
Было от чего Миу разозлиться на Акисамэ — мало того, что Кенчи использовали для ее активации, так еще и лечить нормально не хотят!
А потом Миу показалось, что силуэт Кенчи подернулся едва заметной темной дымкой… И Кенчи как-то расслабился. Такое впечатление, что боль у него прошла. Может быть, зря она так, и Акисамэ все-таки дал Кенчи нормальное лекарство?
Миу немного успокоилась. Кенчи впереди выполнял какую-то дыхательную технику и, кажется, болевых ощущений не испытывал. Более того, судя по всему, лекарство оказалось с каким-то наркотическим эффектом… придется его под ручку до монорельса вести… Хм, под ручку… Тоже неплохо! Что же Акисамэ ему подсунул?
Единственное, что сейчас беспокоило Миу — собственное зрение. Когда она смотрела на Кенчи прямо — все было нормально, но вот когда она смотрела куда-нибудь в другую сторону, то краешком зрения выхватывала какой-то темный туман вокруг Сирахамы… Последствия ее активации? Или последствия его активации? Ни о чем подобном она не слышала! Она украдкой осмотрела других студентов — вокруг них ничего подобного не было. И никто из них, кажется, не видел того, что видела она. Что за мистика?!
Прозвучал звонок и… Миу оставалось только широко распахнуть глаза в удивлении — Кенчи просто исчез из-за своей
парты, на миг мелькнул у кафедры и — сине-черная молния промелькнула в дверях, едва не слетевших с направляющих рельс! Преподаватель только недоуменно завертел головой, пытаясь определить, что произошло, и сделал самый очевидный и логичный для себя вывод:— Сквозняк, хм?
Миу, стараясь не показать спешки или нервозности, неторопливо собрала вещи, с достоинством поднялась и двинулась следом… Следом? И где же его искать теперь? Впрочем, это не проблема.
А тут еще и Рююто увязался с явным желанием поболтать… Ну, вот уж ЭТО — совсем не проблема!
Миу щелкнула пальцами.
— Фуриндзи-онее-сама? — Драко-кошечки выросли рядом, будто из-под земли, преданно заглядывая в глаза.
Девочки, судя по всему, были прекрасно осведомлены о слабости Миу — они надели «неко-ушки», подрисовали на бархатных щечках тоненькие усики, а на кончике носа — крупную точку, подвели тушью глаза и держали ручки «кошачьими лапками».
— Куда побежал наш принц-ня? — Невольно заулыбалась Миу.
— Наш принц-ня побежал на стадион-ня, онее-сама… — Умильно коверкая речь, сообщила Рен.
— Этого — задержать. — Она ткнула пальцем в сторону почуявшего неладное Рююто. — Без увечий!
— Хай-ня, онее-сама! — Кивнули девушки.
— Стоять! — Миу все-таки не удержалась и осторожно погладила девушек по головам между ушками. — Какие ж вы ня-я-яшечки! Фас!
Девушки метнулись к растерявшемуся Рююто и повисли у него на руках:
— Асамия-сама, какой интересный платочек-ня? А кто вам его подарил-ня? Неужели есть счастливица-ня, делающая вам таки изысканные подарки-ня? А сколько у вас будет жен, Асамия-сама? А наложниц вы будете заводить-ня? А есть ли вакансии-ня? А для кошек-ня? А для котят-ня? А для нас-ня? А почему-ня?
А Миу рванула по коридору, размывшись от скорости в едва фиксируемое глазом пятно.
Было хорошо. Как после тяжелейшей тренировки, на которой по счастливой случайности обошлось без травм: вывихов, растяжений, ушибов, содранной кожи… Усталость до состояния «дрожащие руки и подкашивающиеся ноги» гуляло по все еще вибрирующему телу.
К сожалению, станины-основания некоторых макивар оказались без наполнителя — воды (более, чем логично — их же сюда для хранения принесли, а наполняли, только вынося в зал для использования), и они полетали по складу спортинвентаря вволю, но была парочка, явно периодически использующаяся по прямому назначению — видимо, кто-то из студентов тишком приходил сюда тренироваться… Эти я размочалил полностью — так что теперь из тумбы-баков торчали две колонны с ошметками пластика. Даже неудобно перед этим неведомым студентом… может, выяснить, кто это?
Я сидел на одном таком поверженном манекене и испытывал иррациональное желание… закурить!
Сирахама Кенчи не курил здесь. Даже не пробовал! А я не курил там! Но — тем не менее — так хотелось взять папиросу (обязательно папиросу — грубую, без фильтра), сплющить ей кончик, сделав «мундштук», зажать между указательным и средним пальцами у самой ладони, лязгнуть зажигалкой (бензиновой, обязательно!), прижать ладонь к лицу, затянуться глубоко, подержать эту отраву в легких и — выпустить вверх, к потолку, мощным голубоватым облаком… М-м-м…