Сиракузовы против Лапиных
Шрифт:
А после обеда Коля атаковал тренеров вопросами, как ему лучше развивать физкультурное движение в нашем городе и как ему поступить в институт физкультуры, — это вместо того, чтобы катать велогонщиков на лодке.
Они сами катались.
Кеша Сиракузов катался на лодке с Наташей, что мне особенно не понравилось. И я сказал об этом Вере:
— Много они о себе думают, эти Сиракузовы. Не успели приехать, как уже на лодке катают.
— Но это же хорошо! — сказала Вера.
— Просто завидуешь, что тебя не катают. На самом деле это плохо. Пусть Сиракузовы катают своих Сиракузовых, а уж мы без них справимся.
ЧАСТЬ
1. Цесарки
Едва на следующий день мы проводили Сиракузовых и Кеша обещал писать нам, Лапиным, а Виктор — Сиракузовым, и едва последний гонщик исчез с площади, а зрители успели разойтись, как с противоположной стороны послышалось вдруг тарахтенье бензиновых моторчиков, и мы даже подумали, что это кто-то отстал. На всякий случай Сиракузов-старший велел не расходиться оркестру, но тут велосипедисты приблизились, и мы увидели, что это папа и мама.
— Оркестр, туш! — сказал Сиракузов-старший.
Оркестр, составленный из милицейских работников, грянул туш, а Сиракузов-старший, приложив руку к фуражке, направился к маме и папе.
— Поздравляю вас с возвращением на родную землю, — сказал он.
— Что тут у вас происходит? — удивлённо спросил папа, слезая с велосипеда и разглядывая торжественного Сиракузова, меня, Веру и обоих Сиракузовых-младших, которые помогали Коле сматывать флажки, наконец, оркестр и толпу, которая, привлечённая музыкой, повернула было обратно, и аршинные буквы «ФИНИШ», которые началом своим упирались в ноги Сиракузова, а концом — в колёса папиного велосипеда.
— Встречаем! — сказал Сиракузов-старший.
— С оркестром? — недоверчиво спросила мама.
— А с чем же ещё? — удивился Сиракузов-старший.
Но тут папа увидел транспарант «Привет участникам многодневной велогонки», и всё ему стало понятно.
— Хотя мы тоже на велосипедах, — сказал он, — но встречают не нас. Вероятно, тех знаменитых Кешу и Виктора, о которых мы читали в газете.
— Их мы уже встретили и проводили, — махнул рукой Сиракузов-старший, — теперь встречаем вас.
Но тут к маме с двух сторон кинулись Вера и Наташа, и Сиракузову пришлось отступить на второй план.
— Ух, как вы загорели! — удивлялись Вера и Наташа.
И это было всё, что они смогли сообщить своим родителям.
Вечером мы разбирали вещи и подарки, которые они привезли. Собственно, разбирали мы с отцом, потому что Вера, тётка Роза и Наташа, получив в подарок шляпы, заперлись с мамой в другой комнате, и часа полтора оттуда доносилось одно сплошное оханье.
— Ну, раскудахтались, — сказал я и вытащил из рюкзака увесистый холщовый мешочек.
— Здесь четыре килограмма отборных крымских камней, — сказал отец. — На себе вёз. Поделишься с Сиракузовыми.
Он ещё не знал, что тут у нас происходит, но всё же худшую половину я отложил, решив про себя: а вдруг мы ещё помиримся.
Сиракузовым-старшим и Михайле Михайловичу с Брониславой, а также тётке Галине и дяде Борису тоже были шляпы. Они лежали войлочной горкой на полу.
— А Ферапонту Григорьевичу? — сказал я, ожидая, когда же отец спросит про наше семейное кресало.
— Тоже шляпа. Не мог же я каждому покупать
отдельные подарки? — сказал отец. — Я купил сразу десять на одну среднюю сиракузово-лапинскую голову.— Между прочим, Ферапонт Григорьевич — муж тёти Розы, — сказал я, ожидая, как отец на это сообщение отреагирует.
Он отреагировал:
— А! Значит-таки, они снова решили жить вместе? Ну, что ж, я так и думал.
— Не знаю, решили они жить вместе или не решили — тётя Роза мне про это не говорила.
— А я уж думал, она совсем того, если обсуждает с тобой такие вещи.
— Чего — того? — удивился я.
— Тётка Роза.
Рюкзак был опорожнен, и тут я вспомнил, что не хватает ещё одной вещи, о которой писали родители. А я-то надеялся, что она станет нашей семейной гордостью, вернее, гордостью зоопарка бабушки Василисы.
— А где цесарки? — спросил я.
Отец печально взглянул на пустой рюкзак.
— Улетели? — испугался я. — Потеряли?
— Хуже, — сказал отец. — Думаю, что их похитили. Во время нашей последней остановки. А может быть, и раньше. Во всяком случае, когда мы подъезжали к городу, их уже не было.
— А где же вы делали последнюю остановку? — спросил я.
— В Столбиках, — сказал отец. — Пили чай в пристанционном буфете.
— Нужно идти к Сиракузову, — сказал я. — Однажды он говорил, что отвечает за всё, что происходит в городе и за городом. Столбики как раз за городом. Вот пусть теперь и отвечает. Шляпы заодно отдадим.
— Куда пойдём? Домой? — спросил отец.
— Нет, — решительно сказал я, — прямо в милицию.
Мы уходили, а во второй комнате всё ещё слышалось аханье.
2. Цесарки (продолжение)
Я впервые был в кабинете у Сиракузова и удивился, что кабинет так сильно напоминает школьную канцелярию: стол, два кресла, два телефона, две карты (одна нашего города, другая района), шкаф с книгами, сейф и графин с водой. Не хватало только глобуса — тогда бы точно была школьная канцелярия.
Определённое разнообразие внесли войлочные шляпы, которые лежали теперь на столе у Сиракузова. При известном воображении их можно было принять за вещественные доказательства: сама банда, ходившая в шляпах, ещё не поймана, но зато сами шляпы уже в руках у правосудия.
Допустив это, я с большим почтением стал смотреть и на шляпы, и на Сиракузова.
— Ещё раз с приездом, — снимая очки, сказал Сиракузов-старший. — Какая там, на побережье, погода? Думаю, шляпы всем понравятся. Они на любую голову. Как обходились в дороге с поломками? — Только задав этот последний вопрос, Сиракузов вдруг усмотрел в наших действиях некое несоответствие: почему мы вдруг пришли с этими шляпами в милицию, а не к нему домой: — Случилось что-нибудь?
Случилось, сказал отец, исчезли цесарки, в ином случае он бы просто на них плюнул, но тут они предназначались бабушке Василисе, и бабушке не так-то просто будет доказать, что цесарки действительно были.
— Подожди, — остановил Сиракузов-старший. — Доводы с бабушкой Василисой меня мало сейчас интересуют. Интересует другое: сколько было этих цесарок и где вы их в последний раз видели?
— В Столбиках мы их видели, — сказал отец. — Десять штук их было.
— В корзине? — спросил Сиракузов.