Сирень в мае не цветёт

– Тебе и правда пора, ма, – смягчился мой муж, – Ночь на дворе. Хоть и подъезд соседний, всё равно будь осторожна.

Свекровь обречённо опустила плечи, понуро повесила голову, затем, кряхтя, обулась и скрылась за дверью, не забыв одарить меня победным взглядом. Она всегда была себе на уме, потому и сейчас я не поняла её. Коля также скрылся за дверью, но уже – кухни.

Да, уж. Счастье – оно такое, оказывается. Бытовое, проблематичное и суровое. И кто только придумал такую чушь, что в браке можно быть счастливым? А видеть каждый день обожание в глазах своего мужа? Последнюю неделю, он был хмурым, как туча. Переломные моменты в семьях случались конечно, но не так же быстро.

Я зашла в кухню и узрела своего мужа впервые за многие месяцы с бутылкой пива в руках. Он молча потягивал алкоголь и закусывал пирожками. Меня так и потянуло на возмущения, но эта атмосфера, будто что-то должно произойти, меня остановила. Напряжение, что витало в воздухе, чувствовалось кожей. Внешне спокойный, Коля меж тем выглядел грозной тучей. Я решила, что будет правильным, отвлечь его разговорами, но меня даже взглядом обделили, не то что словом. Я подошла к плите, налила себе горячего рисового супа в тарелку и зачерпнула пару раз ложкой.

– Как сегодня день прошёл? – попыталась завязать разговор, но Коля всё ещё молчал.

Не выдержав этой молчаливой пытки, я отложила тарелку и пошла в душ. Уже здесь дала волю слезам. Уставшей за день, мне так хотелось хоть одного ласкового слова. Просто, чтоб поинтересовались, не устала ли я? Вместо этого, он просто молчал и смотрел то на стол, то на стену, на окно – куда угодно, но только не на меня.

Пока мылась, тревожные мысли одолевали всё больше. В какой-то момент, я даже испугалась выходить. Что происходило со мной – непонятно. Внезапно заскребло под ложечкой, сводя в беспокойстве голодный желудок. Но сидеть вечно здесь, боясь необоснованной ссоры с мужем, не было смысла.

Завернувшись в полотенце и спрятав волосы под другое, я отворила дверь и вышла из душной ванной. Коля подпирал стенку рядом, сложив руки на груди. Он изучающе вглядывался в моё лицо. Что с ним сейчас происходило – я не понимала, но решила, что лучшим вариантом будет – вести себя, как ни в чём не бывало, игнорируя проклятое предчувствие беды.

– И всё-таки, чего так поздно?

Я непонимающе на него уставилась. Неужели он дуется только из-за этого? Вот дурачок…

– Коль, сегодня я работала одна. Лидка не вышла на работу и скорее всего её уволят. Не первый же раз уходит, не осведомив никого. Я еле успела обслужить клиентов. Там ещё компания подростков день рождения решили праздновать, еле вытурили их. Часы то уже не детские.

Рассказывая всё это, я развязала полотенце на голове и решила чуток их просушить.

– Ты беспокоился обо мне, – взглянула с нежностью на него. В душе просветлело от мысли, что он переживал обо мне, потому положила полотенце на тумбочку и подошла к мужу. От него непривычно несло пивом. Не любила этот запах. Однако преодолела себя и коснулась его колючей щеки.

– А у меня тридцатого выпуск, – похвасталась после минутного созерцания его лица, – и мне выдадут красный диплом, представляешь?

– Представляю. А он об этом знает?

– Кто? – не поняла я, о ком он говорит.

– Твой этот… ухажёр.

Его взгляд со спокойного сменился на злой.

– Коля, что за бред? Какой ухажёр? Я скоро коньки отброшу и загнусь от работы, а вы мне про кого-то несуществующего толкуете. Вы со своей мамашей совсем с ума сошли? Я и так теплю её выходки почти каждый день! – сделала два шага назад, понимая, что он выглядит слишком неадекватным, – Ты хоть знаешь, как я устаю?

– Знаю. Устаёшь, бедная, так, что обо мне забываешь. Слушай, – он скривился и потянул сухо сопли, – давай ты сразу признаешься.

– В чём? – я действительно не понимала, с какой стати он приписывает мне интрижки. Зачем ревновать необоснованно? И что ему опять наговорила Елизавета Егоровна?

Но вместо ответа он схватил меня за горло.

– Коля, мне больно. Пусти, – его пальцы впились в кожу, сжимая и не давая мне дышать.

Я хотела ещё попросить его, но неожиданная пощёчина сбила меня с ног. Хоть и упала на ковёр, но внезапная боль в локтях и в плече стрельнула так, что брызги с глаз полетели.

– Коля, что ты делаешь? – только и успела я вскрикнуть.

В тот вечер он меня избил, и оставил над руганную и плачущую прямо на ковре в прихожей. Сопротивления и крики оказались бесполезными. Из-за слёз голос охрип. А рот он заткнул сразу же после первого крика. Если кто-то и слышал, то вряд ли бы придал значения. Слишком черствы нынче люди.

Сколько я так пролежала – не помню. Но я боялась даже встать. Слушала его шаги, как упала бутылка в кухне, как закрылась дверь нашей спальни. Он обвинял меня в измене, приписывал мне несуществующих любовников и говорил о том, что ещё проучит.

Свет от накалившейся лампочки бил прямо в глаз. Согнувшись калачиком, я сжимала руками живот, ужасно болевшего из-за нежелательной близости.

Не помня себя, я встала и, прихрамывая, вошла в ванную комнату. Залезть в ванну оказалось почти непосильной задачей, но я сумела. Пустила воду, что обжигала саднящую кожу, местами покрытой синяками и опустилась на колени. Слёз не было. Ничего. Абсолютно. Только ужас пришёл на смену пустоте, когда изнутри меня кое-что выскользнуло.

Через пол часа я уже была одетой и держала в руках коробку из-под аптечки. Взяв сумку, вышла из квартиры и, еле держась на ногах, спустилась в подъезд, здесь же чуть не упав от головокружения. Пальцы привычно, но слегка дрожа, набрали номер Лильки.

– Алло, – сонный голос подруги меня успокоил, что ли.

– Лиль, можно я к тебе приеду?

– Натусь, ты на часы смотрела? Пять утра.

– Лиля… – я сглотнула поступившие слёзы.

– Что случилось? – её строгий голос добавил мне уверенности.

– Я приеду и расскажу. И скажи, у вас дома есть лопата?

– У отца в гараже была… Ты что? Убила кого?

– Нет. Не знаю… И лопата наверно не нужна. Короче, я буду через пол часа.

Такси прибыло быстро. Я укуталась в пальто так, чтобы не была видна шея. Не хотелось, чтобы кто-то видел, в каком состоянии моё тело. Отчего-то возник стыд. Но боль и разочарование тоже не давали покоя, как и то обстоятельство, что после меня в машине мог остаться неприятный мокрый след. Тот, кого я держала в маленькой коробочке, обжигал мне ладони. Хотелось уничтожить этого гада, но сил хватило только на мысли.

Ровно в девять утра двадцать первого мая я похоронила своего народившегося малыша. И, точно, свою семейную жизнь. Лиля говорила что-то про полицию, про больницу, но вернувшись в её квартиру, я забылась в беспокойном сне.

Однако через пару часов мне пришлось встать и здраво оценить ситуацию. Поход в полицейский участок был для меня первым в жизни.

Глава 2.

– Ну, что сказали? – вскочила Лилька сразу, как я повторно вышла из кабинета следователя. Её рука сразу легла мне на плечо, а вторая стала опорой для руки. Я могла ходить, но дискомфорт всё же был.