Сиреневая госпожа поместья Лундун. Том 1

Судорожно сглотнув, я торопливо смыла мыло с волос и громко позвала:

– Чатьен Васт!

В эту же секунду мужчина вошёл в комнату. Должно быть, на моём лице очень чётко отражался страх, потому что лекарь нахмурился, а его рука ушла за спину, где на поясе висели ножны с кинжалом.

Понимая, что словами объяснить, что именно меня так напугало, вряд ли получится, я подняла руку и указала на потолок. Чатьен Васт запрокинул голову и внимательно принялся разглядывать доски. В этот момент звук, настороживший меня, повторился в третий раз. Не говоря ни слова, мужчина подошёл к бадье и, не глядя, бросил мне полотенце, в которое я замоталась по мере своих скромных возможностей. Ткань, естественно, моментально намокла, но лекаря это совершенно не смутило. Легко подхватив меня на руки – что немудрено, в этом теле фактически не было веса, только кожа да кости, – Васт стремительно покинул ванную. Я привычно обхватила его шею, довольно тесно прижимаясь к груди, так что без труда расслышала, как заполошно билось его сердце – несмотря на внешнюю невозмутимость, мой надзиратель тоже был напуган.

Добравшись до комнаты, Чатьен Васт осторожно опустил меня на кровать, на краю которой уже лежало подготовленное для меня чистое платье. Я привычно отвела взгляд в сторону: несмотря на то, что в свои тридцать лет невинной девочкой я не была, определённое смущение при необходимости предстать голой при постороннем человеке – тем более мужчине, – всё же присутствовало. И плевать, что это врач, а у меня тощее детское тельце, которое вряд ли сочтёт привлекательным даже самый отбитый на голову педофил.

Проворные руки с длинными музыкальными пальцами быстро облачили меня в платье, поверх которого легло мягкое одеяло, которое я натянула чуть ли не до подбородка.

– Я проверю, – тихо проговорил Чатьен Васт, после чего вытащил из ножен короткий тонкий кинжал и протянул его мне.

Я дрожащей рукой приняла оружие: несмотря на свой малый размер, клинок был довольно тяжёлым, и я не была до конца уверена, что смогу воспользоваться им даже в случае острой необходимости.

«Интересно, какова вероятность, что меня кто-нибудь попытается убить? – мелькнула очень несвоевременная мысль, стоило только за лекарем закрыться двери. – А что, больной шестилетний ребёнок, прикованный к кровати – идеальная мишень. Особенно учитывая, что из охраны у меня только неразговорчивый доктор, который вряд ли сможет конкурировать с какими-нибудь местными ниндзя».

Думать о ниндзя мне ох как не стоило. Потому что в этот самый момент раздался негромкий скрип, а затем ко мне в окно проскользнула фигура, облачённая во всё чёрное.

Естественно, я закричала диким голосом. Нет, ну, а что ещё можно сделать в подобной ситуации? Тут же дверь с грохотом открылась, и в комнату, с оголёнными руками, испускающими ослепительно-яркий синий свет, влетел Чатьен Васт. Настолько зверского выражения лица у него я ещё ни разу не видела. В это мгновение мужчина, всегда казавшийся мне чуть ли ни каменным истуканом, напоминал кровожадного маньяка или беспощадного берсерка. В несколько шагов преодолев путь до окна, Чатьен Васт одним ударом руки отбросил в сторону тёмную фигуру, которая, издав жалобный писк, тут же сползла по стене. Капюшон, скрывающий лицо, спал, и с моих губ сам собой сорвался изумлённый вскрик:

– Ришан!

Потому что, да, таинственной фигурой во всём чёрном оказался мой девятилетний брат, которому по какой-то неведомой причине взбрело в голову ввалиться ко мне в комнату мало того, что практически ночью, так ещё и через окно.

Ладони лекаря погасли. Не скрывая раздражения в голосе, мужчина принялся что-то быстро втолковывать мальчишке, нависая над ним, точно следователь на допросе. Ришан, состроив жалобную мордашку, что-то невнятно блеял в ответ, однако мне с моими скудными познаниями не удалось разобрать ни слова.

– Чатьен Васт, – позвала я лекаря, решив поступить по-сестрински и «переключить огонь на себя». Мужчина тут же резко повернулся ко мне. – Не надо.

Лекарь наградил меня хмурым взглядом, после чего скрестил руки на груди. Ришан же, сообразив, что продолжения выволочки не будет, широко улыбнулся, проворно вскочил на ноги и стремительно приблизился к кровати.

– Я приношу свои извинения, – придав лицу серьёзное выражение, проговорил он, после чего сложил руки на груди, соединив подушечки больших пальцев, словно изображая летучую мышь, и поклонился мне. После чего он сказал ещё что-то, что я не вполне разобрала, уловила только какую-то незнакомую форму слова «страх» и «вина».

В последнюю секунду остановив себя от мотания головой, я приложила к шее над ключицей указательный и средний палец правой руки, призывая брата к молчанию. Глаза моего надзирателя сузились – видимо, я допустила какую-то неточность в исполнении этого жеста. Впрочем, судя по выражению лица Ришана, он либо не заметил моей ошибки, либо не придал ей значения. Продолжая улыбаться, мальчишка плюхнулся на край постели и обхватил руками мою ладонь точно так же, как и в нашу первую встречу.

– Я рад… – несмотря на просьбу помолчать, вновь заговорил он, и не затыкался следующие минут десять точно. При этом мне опять не удалось разобрать ни слова из того, что он мне сказал.

«Плохо, – подумала я, старательно изображая внимательного слушателя. – Такими темпами на люди я смогу показаться только лет через сто. Кстати, надо будет непременно спросить у Васта, какова здесь средняя продолжительность жизни».

Через некоторое время бесконечная болтовня Красного господина поместья Лундун, видимо, надоела лекарю. Дождавшись небольшой паузы между фразами, Чатьен Васт что-то сказал мальчику негромким, но твёрдым голосом. На круглощёкой мордашке тут же отразилось огорчение.

– Я ещё приду, – уверенно сказал Ришан, обращаясь ко мне, после чего засунул руку в карман плаща и достал оттуда какой-то фрукт лилового цвета с мелкими красными пятнышками, который и вложил в мою ладонь. – Доброй ночи, Шиануся.

И ушёл, на этот раз, видимо разнообразия ради, воспользовавшись дверью.

– Я ничего не поняла, – дождавшись, пока стихнут шаги за дверью, обречённо призналась я.

Чатьен Васт наградил меня странным взглядом.

– Брат любит тебя, – через некоторое время, явно старательно подбирая слова, чтобы одновременно и точно передать суть, и чтобы я смогла понять, сказал он. – Он спрашивает о тебе каждый день.

Я нахмурилась.

– Почему?.. – я замолчала на полуслове, не в силах правильно сформулировать вопрос – слов в моём запасе всё ещё катастрофически не хватало. Впрочем, когда это меня останавливало? Пришлось импровизировать. – Никого нет. Ты и я. Почему?

– Нельзя, – последовал лаконичный ответ.

О, вот это слово я знаю прекрасно! Мой надзиратель повторял его по сто раз на дню. Иногда меня так и подмывало спросить: а что мне вообще можно? Но я не могу этого сделать. Потому что, как минимум, не знаю, как звучит слово «можно».

* * *

Дни сменялись один другим, и я медленно, но верно сходила с ума. Вынужденная изоляция, щедро сдобренная постоянным стрессом и изматывающими нагрузками как физическими, так и интеллектуальными, сделала своё дело: не выдержав морального давления, я начала срываться на единственном человеке, находящемся рядом со мной.

– Ненавижу! – в один из дней у меня окончательно сорвало крышу, и я запустила в лекаря чашей с травяным настоем, от которой тот, впрочем, довольно ловко увернулся. Чаша ударилась об пол и со звоном развалилась на несколько неровных осколков, а её содержимое жёлто-зелёной лужей растеклось по полу. – Исчезни! Сдохни!