Сиреневое платье Валентины

В а л е н т и н а. Жан Лу, не проси этого у меня.

Ж а н Л у. Я у тебя редко что-нибудь просил. Но лучше будет, если он узнает это от тебя, чем от меня.

В а л е н т и н а. Ты ему скажешь?

Ж а н Л у. Конечно. Ради тебя же, ради меня, ради него самого. Скажи ему все сегодня вечером. Завтра я тебе позвоню. До свиданья. (Очень быстро выходит.)

Валентина одна. Она застыла на месте. Вдруг неожиданно зовет.

В а л е н т и н а. Мари, Мари!

Появляется М а р и, все такая же сонная.

М а р и. Смотри-ка! Недолго он задержался.

В а л е н т и н а. У него деловое свидание в одиннадцать часов.

М а р и. Ах, вот что. Создается впечатление, что мне придется окончательно проснуться. Оракул, принесите, пожалуйста, мой кофе!

Валентина нервно ходит по комнате.

Ты что-то нервничаешь сегодня.

В а л е н т и н а. У меня большие неприятности.

М а р и. А! Пройдет.

В а л е н т и н а. Как ты легко к этому относишься!

М а р и. Я тебя знаю. Понимаешь, я устроена так, что я по жизни ползу, цепляясь за нее руками и ногами. В этом моя природа. А ты — скользишь, ты уже ребенком была такой. Ты не была красавицей, но ты — порхала. Я тогда мечтала быть такой же: тоже скользить, Я только потом поняла, что для меня, например, любить значило брать на себя, оберегать, ждать — тяжелые слова, рабочие, дело вые. Ах! Как я тебе завидовала.

В а л е н т и н а. Знаешь, я скользила и поскользнулась.

М а р и. Возможно. Но когда тебе было двенадцать лет и ты играла в саду с полосатым котенком, Валентина, ты была сама поэзия. Какая нежность к тебе захлестывала мое сердце! Благодаря тебе уже в пятнадцать лет я знала, что такое материнское чувство.

В а л е н т и н а. Как мы радостно жили!

М а р и. Когда тебе было десять лет, мне исполнилось восемнадцать.

Жизнь уже касалась меня. Я начинала чувствовать дыхание мужчин, к одним меня тянуло, другие меня отталкивали. Я стала покидать наш сад. Но, уходя на свидание, я оборачивалась и смотрела, как ты качаешься на качелях. И сердце мое разрывалось от счастья. Ты была само детство, Валентина.

В а л е н т и н а. Мари, ты любила многих мужчин?

М а р и. Нет. Одного.

В а л е н т и н а. Своего мужа?

М а р и. Нет, почему его? Мне повезло, я один раз встретила настоящего мужчину. И потом всю жизнь его любила. А кроме него — Сержа. Тебя, его и Сержа — в своей жизни я только вас троих и любила. Смешно, но так, да где же он, мой кофе?

В а л е н т и н а. Мари. Мари, я люблю Сержа.

М а р и (кричит). А! Я тебе не разрешаю.

В а л е н т и н а. Что ж, спасибо тебе!

М а р и. Я боюсь, что ты заставишь его страдать.

В а л е н т и н а. А может быть, он-меня.

М а р и, Кто из вас в один прекрасный день уедет в Монте-Карло?

Пауза.

В а л е н т и н а. Ты знала?

М а р и. догадалась. Эта роль — не твое амплуа. Когда тебе было восемь лет, ты уже смеялась над сыном садовника.

В а л е н т и н а. Послушай, но он же был такой глупый. Ты помнишь?..

М а р и. Помню. Но речь идет о Серже.

В а л е н т и н а. Мне… С Сержем все иначе.

М а р и. С Сержем — спи с ним, если хочешь, или, вернее, продолжай. Он молодой, сильный, он — красивый. Спи с ним. Но не больше.

В а л е н т и н а. На этот раз — больше.

М а р и. Что ж, значит в этот раз тебе не повезло. Или тогда открой ему правду.

В а л е н т и н а. Правду, правду, что вам всем далось это слово? Что за невыносимый запах у вашей правды? И вообще, что значит «правда» для меня?

М а р и. Правда для тебя — это то, что каждые полгода ты уходишь из дома с новым мужчиной.

В а л е н т и н а. А если не в этом моя правда?

М а р и. Ты живешь не среди поэтов и привидений. Ты живешь с мужем. И все, что ты ему причиняешь, — это для него правда, пусть даже ты с ней не считаешься. Пусть даже ты ведешь себя так, как будто тебе двенадцать лет. От куда твое знание любви, от кого? И если в твоем отношении к Сержу есть искрящиеся грани, не обязательно он вызвал их блеск, просто тебя другие давно научили так блестеть.

В а л е н т и н а. Замолчи.

М а р и. Нет, Что сделало из тебя прелестную любовницу и одно временно рассеянно-очаровательную женщину? — твое прошлое. Твоя способность видеть в жизни только одно и закрывать глаза на все остальное. Твои глаза, Валентина, открыты для удовольствий и зажмурены на то, что может им помешать. Например, на терзания Жан Лу.

В а л е н т и н а. Между вами договоренность.

М а р и. Существуют договоренности и между расистами и неграми, и между сильными и слабыми.

Пауза.

В а л е н т и н а (внезапно садится). Мне стыдно.

М а р и. Не преувеличивай. Стыдно чего?

В а л е н т и н а. Стыдно, что я оказалась за оградой нашего сада.

Пауза.

М а р и. Но как, скажи мне, как ты сделалась такой?

В а л е н т и в а. Ты не поймешь. Например, я — на берегу моря, с мужчиной, ему весело со мной, он смеется мне и смотрит на меня так особенно… Когда путешествуешь, по ночам все небо усеяно звездами.,.

М а р и. На берегу моря с тобой мог бы смеяться и Жан Лу.

В а л е в т и н а. Он и смеялся.

М а р и. Понимаю. Одного раза тебе достаточно.

В а л е в т и н а. Да нет. Я его очень люблю, уверяю тебя.

М а р и. Очень… Ты его любишь «очень». Как ловко служат тебе маленькие словечки. Они укрощают для тебя неукротимые глаголы. Ты «очень» любишь Жан Лу, ты в меня, наверно, «очень» любишь… Что сделало с грамматикой ваше поколение! А Серж? Как ты любишь его?

В а л е н т и н а (мягко). Именно его я просто люблю.

М а р и. Вот незадача! К тому же он, как ты знаешь, моложе тебя.

В а л е н т и н а. Да. На десять лет.

М а р и. На двенадцать. Я родила его в двадцать лет.

В а л е н т и н а. Как бы там ни было, если и ему скажу…

Пауза.

М а р и. Когда ты ему скажешь?

В а л е и т и в а. Жан Лу хочет, чтобы сегодня вечером.

М а р и. Я пойду куда-нибудь с моим нотариусом. Но, черт побери, где мой кофе? Оракул…

Входит О р а к у л. У него жалкий вид.