Сирены Титана

За это Стивенсона подвергли глубочайшему унижению. В его череп вставили антенну, он был вынужден промаршировать к позорному столбу, как хороший солдат, – и ждать там смерти от руки своего протеже.

Боз так и оставил солдат, своих товарищей, стоять по стойке «смирно», – пусть постоят, дрожа, ничего не соображая, ничего не видя Боз подошел к койке Дядька и улегся на бурое одеяло прямо в своих больших, до блеска начищенных ботинках. Он заложил руки за голову – изогнулся, Как лук.

– О-о-о-о-о-у, – сказал Боз. Это было нечто среднее между зевком и стоном. – О-о-о-о-о-у – право, ребята, ребята, ребята, – сказал он, позволяя себе ни о чем не задумываться.

– Черт побери, право, ребята, – сказал он. Это были ленивые, бессмысленные слова. Бозу поднадоела игра в солдатики. Ему было пришло в голову натравить их друг на друга – но, если он на этом попадется, ему грозит точно такое же наказание, как Стоуни Стивенсону.

– О-о-о-о-о-у – право, ребята. Ей-богу, право, ребята, – сказал Боз скучным голосом.

– Черт побери, право, ребята, – сказал он. – Я своего добился. И вы, ребята, должны это признать. Старика Боз поживает очень даже неплохо, будьте уверены.

Он скатился с койки, упал на четвереньки и вскочил на ноги грациозно, как пантера. Он ослепительно улыбнулся. Он старался выжать все, что мог, из своего счастливого положения в жизни.

– Вам-то еще ничего, ребята, – сказал он своим окаменевшим товарищам. – Если вам кажется, что с вами плохо обращаются, посмотрели бы вы, как мы гоняем генералов.

Он захихикал, заворковал.

– Позавчера вечером мы, настоящие командиры, поспорили, кто из генералов – самый резвый. Недолго думая, мы вытащили всех генералов – двадцать три головы – из постелек, голоштанниками, и поставили в ряд, как скаковых лошадей, а потом сделали ставки по всем правилам да и пустили генералов во весь дух, как будто за ними черти гнались. Генерал Стовер пришел первым, на корпус впереди генерала Гаррисона, а тот обошел генерала Мошера. Наутро все генералы в нашей Армии не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой. И ни один не помнил, что творилось ночью.

Боз вновь захихикал и заворковал, а потом решил, что будет выглядеть куда лучше, если отнесется к своему счастливому положению в жизни всерьез – покажет, какое это бремя, покажет, что он почитает за честь нести такое бремя. Он благоразумно отступил на заранее подготовленные позиции, засунул большие пальцы за ремень и напустил на себя грозный вид.

– Да уж, – сказал он. – Это вам не игрушки, по правде-то говоря. – Он враскачку подошел к Дядьку, почти вплотную, окинул его взглядом с ног до головы.

– Дядек, старина, – сказал он, – слов нет, сколько я о тебе раздумывал – часами голову ломал, беспокоился, Дядек.

Боз покачался с носков на пятки.

– Надо же тебе каждый разлезть и разнюхивать, что не положено! Знаешь, сколько раз тебя забирали в госпиталь, чтобы почище вымести все у тебя из. памяти, а? Семь раз, Дядек! А знаешь, сколько раз нужно посылать в госпиталь простого человека, чтобы начисто стереть его память? Один раз, Дядек. Всего разочек! – Боз щелкнул пальцами под носом у Дядька.

– И дело с концом, Дядек. С первого раза человек чистенький, и ему до конца жизни на все плевать. – Он озадаченно покачал головой. – А вот тебеэтого мало, Дядек.

Дядек стал дрожать.

– Что, надоело стоять навытяжку передо мной, Дядек? – сказал Боз. Он заскрипел зубами. Боз никак не мог удержаться, чтобы не помучить Дядька хоть изредка.

Ведь у Дядька там, на Земле, было все, а у Боза – ничего.

Во-вторых, Боз чувствовал, что он, – стыдно сказать, – целиком зависит от Дядька – или будет зависеть, как только они вернутся на Землю. Боз был круглым сиротой и завербовался в четырнадцать – откуда ему было знать, как можно всласть повеселиться на Земле.

Он рассчитывал, что Дядек ему все покажет.

– Хочешь знать, кем ты был раньше – откуда ты кто ты такой? – сказал Боз Дядьку. Дядек продолжал стоять по стойке «смирно», без единой мысли в голове, и не мог даже извлечь пользу из того, что Боз мог ему выдать. Да Боз и распинался-то не ради него. Просто хотел убедить себя, что на Земле рядом с ним будет напарник, друг, приятель.

– Ты, брат, – сказал Боз, с ненавистью глядя на Дядька, – ты был таким счастливчиком, каких мало. Там, на Земле, ты был Король!

Как и большая часть информации на Марсе, сведения Боза были отрывочные, неоформленные. Он сам не мог сказать, откуда, собственно говоря, он эти сведения получил. Подхватил среди фонового шума армейской жизни.

А он был слишком хорошим солдатом, чтобы ходить да расспрашивать, пытаясь раздобыть побольше сведений. Солдату много знать не положено.

Так что про Дядька Боз знал очень немногое: только то, что когда-то Дядек был счастливчиком. Остальное он присочинил сам.

– Понимаешь, – сказал Боз, – ты мог иметь все, что вздумается, вытворять, что вздумается, ходить во все места, куда тебе вздумается!

Расписывая чудо необычайной удачливости Дядька на Земле, Боз поневоле выдавал гнездящийся в глубине души страх перед другим чудом – он был бесповоротно, суеверно убежден, что его самого на Земле ждут сплошные неудачи.

Боз наконец произнес три волшебных слова, в которых для него сосредоточилось все счастье, какого человек мог достичь на Земле: ночные рестораны Голливуда. Ни Голливуда, ни ночных ресторанов он и в глаза не видал.

– Эх, брат, – сказал он. – Ты же шлялся по ночным ресторанам Голливуда день и ночь напролет.

– Да, брат, – сказал Боз отключенному от действительности Дядьку, – у тебя было все, что нужно человеку, чтобы жить на земле в свое удовольствие, и притом ты знал, какнадо жить, понял?

– Брат ты мой, – сказал Боз Дядьку, стараясь скрыть жалкую бесформенность своих мечтаний. – Пойдем мы с тобой по самым лучшим ресторанам, закажем себе самую лучшую еду и водиться будем с самыми лучшими людьми – вращаться в высших кругах! Уж мы повеселимся на славу, покутим, погуляем!