Сирены

– Я хотела написать для тебя готовый текст, – шепнула Берил, – но Рубенс сказал, что ты сама знаешь, что сказать.

На самом деле, Дайна не имела ни малейшего представления, что ей следует говорить, и когда она поднялась по ступенькам на импровизированную трибуну, ее голова была совершенно пуста.

Однако, как только репортеры расселись по местам, она поняла, что все будет в порядке. Дайна заметила среди них Лорну Дитер из Кей-Эн-Экс-Ти и, взглянув на нее, увидела в ее глазах выражение, какого никогда не видела в них. Переводя взгляд с одного журналиста на другого, она замечала в них то же самое выражение, и в ее груди вдруг возникло странное ощущение. Какая-то торжествующая мелодия зазвучала в ее мозгу. Дайне стало жарко. Потом к этой мелодии добавились слова, и она почувствовала мощный электрический импульс, волной прокатившийся по ее телу. Дайна прислушалась к этим словам.

Все глаза, загипнотизированные тобой,

Танцуют в такт музыке,

Рожденной блеском американского сердца.

Теперь она знала, что и зачем ей надо сказать. Она думала о Бэбе, лежавшем в луже собственной крови; о Мейере, мечтающем о свободе, прижавшись лицом к колючей проволоке в фашистском концлагере; о темнице, глубоко зарытой в воняющей гнилью земле. И, не переставая думать обо всем этом, она заговорила:

– Когда я была молодой, – сказала она, – я узнала цену человеческой жизни. Я не могу утверждать, что Найл Валентайн являлся моим другом или хотя бы, что мы были знакомы давно. На самом деле, Крис Керр представил мне его всего два дня назад. Но, как это бывает при первой и последней встрече людей, случайно очутившихся в одном купе поезда, Найл Валентайн поведал мне о том, о чем он, возможно, не стал бы рассказывать никому другому.

– Вы все знали его как музыканта, человека, обладающего неистовым талантом и ненасытной жаждой жизни, которая, в конце концов, и убила его.

– Однако, мне удалось увидеть иную сторону его души, которую, как мне кажется, он тщательно скрывал от всех вас. Я говорю о его необычайной теплоте, человечности, которых мне всего больше жаль.

– Мисс Уитней, – раздался чей-то голос. – Правда ли, что Найл Валентайн умер от сознательной передозировки наркотиков?

– Я думаю, – медленно ответила Дайна, – что исчерпывающий ответ на этот вопрос вы получите, когда будет опубликовано медицинское заключение.

– Однако, разве не соответствует действительности тот факт, – настойчиво продолжал тот же голос, – что некоторые члены группы «Хартбитс» были постоянными участниками наркотических оргий?

– Мы все черпаем информацию из одних и тех же газет, – беззаботно кинула Дайна. И, улыбнувшись, добавила. – За исключением тех, кто ловит кайф, уставившись в телевизор. – Ответом на это был всеобщий смех.

– А вы сами? Каким видам наркотиков вы отдаете предпочтение?

Дайна повернулась в ту сторону, откуда был задан вопрос. Ее улыбка стала еще шире.

– Пенницилин, когда мой врач прописывает его мне. Если же нет, то я ограничиваюсь витаминами и железом. – Все опять дружно рассмеялись.

– Мисс Уитней! Поскольку в студии невозможно получить какой-либо информации о ходе съемок, не могли бы вы сами поделиться с нами тем, как продвигается работа над фильмом? – Этот вопрос был задан кем-то другим.

– Я могу сказать, что участие в такой картине – мечта любой актрисы. Что же касается Мариона Кларка, то работа с ним – одно сплошное удовольствие, просто райское наслаждение. – Смех раздался в третий раз. – Если говорить серьезно, то вы изо дня в день получаете так мало информации только потому, что все идет настолько замечательно, что никто не хочет сглазить. – Она сделала паузу. – Вы же знаете, как директора студий полагаются на полинезийскую магию, – в зале опять раздался смех, – и негритянские амулеты. – Она улыбнулась журналистам, которые продолжали веселиться.

За время ее отсутствия в городе напротив той афиши, что рекламировала новую ленту Редфорда, была выставлена новая. Берил вела машину по бульвару Сансет настолько медленно, насколько это ей удавалось, давая Дайне максимум времени на разглядывание гигантского плаката.

Изображение на этой афише нельзя было назвать обычным для такого рода случаев. Оно состояло из двух огромных голов. Левая принадлежала прелестной женщине с волосами медвяного цвета и темно-синими глазами. Чувственные, чуть припухлые губы женщины были приоткрыты, точно она собиралась шепнуть какие-то нежные слова на ухо своему возлюбленному. На ее чертах застыло выражение почти детской невинности.

Лицо, изображенное на правой части афиши, было суровым и решительным. Взгляд этой женщины, казалось, пронзал туманную дымку над Голливудом, проникая даже в самые укромные уголки. В нем ясно читались несгибаемая воля и мужество.

И то, и другое изображения являлись портретами Дайны. Или, точнее, Хэтер Дуэлл.

– Господи! – изумленно выдохнула Дайна. – Кому это пришло в голову?!

Берил, нахмурившись, надавила на гудок, пугая молоденькое белокурое создание в шортах, пересекавшее бульвар на роликовой доске, и осведомилась.

– В чем дело? Тебе что-то не нравится?

– Наоборот, я в восторге! – Дайна высунула голову из машины. – Просто мне казалось, что в студии нет никого, у кого хватило бы воображения создать нечто подобное.

– Так оно и есть. Рубенс пригласил Сэма Эмшвейлера. Это независимый рекламный дизайнер, пользующийся сейчас большим успехом... Он работает в основном для печатных изданий. – Она надавила на газ и успела проскочить перекресток за секунду до того, как зажегся красный свет. – Он – тот самый гений, который помог Рубенсу спасти задницу, представив «Моби Дика» с таким блеском.

– Я отлично помню. Это было великолепно. Берил кивнула.

– На сей раз Рубенсу было не слишком легко это сделать. Ему пришлось буквально выбивать у Бейллимана согласие на то, чтобы студия заплатила свою долю.

– Как ему это удалось?

Взглянув на Дайну, Берил не смогла сдержать улыбки.

– Он сказал Бейллиману, что первые две катушки с отснятой лентой куда-то запропастились. Разумеется, тот ему не поверил и перезвонил Мариону. Ну а Марион, которому Бейллиман смертельно надоел, подтвердил слова Рубенса.

– Услышав это, Бейллиман стал белым как мел, потому что по контракту с Рубенсом, студия несла ответственность за замену уже отснятого материала. – Дайне стало интересно, принадлежала ли идея включить этот пункт в контракт Рубенсу или Шуйлеру. – В общем, как бы там ни было, все решилось в тот же день. Мне не хотелось говорить тебе заранее, чтобы не испортить сюрприз.

Свернув с бульвара на Бел Эйр, Берил сбавила скорость.

– Рубенс оказался прав. Ты потрудилась там на славу. – В голосе Берил звучало столько уважения, что Дайна невольно посмотрела на нее. Возможно, Берил никогда бы не удалось занять призовое место на конкурсе красоты, но она обладала другими достоинствами, гораздо более ценными, нежели очаровательная внешность. «Во всяком случае, для меня», – подумала Дайна и, рассмеявшись, сказала вслух.

– Ты не верила в мои силы, Берил?

– В этом городе, – ответила та, – нет места для веры. Дайна отметила про себя, как искусно ее собеседница избежала ловушки. Если бы Берил сказала, что верила, то было бы ясно, что она врет, а противоположный ответ прозвучал бы оскорбительно.

– Однако, я знаю Рубенса, – продолжала Берил, – и доверяю его мнению.

– Неужели он никогда не ошибается?

– Только в случае со своей женой, – сказала Берил, сворачивая на подъездной путь.

Мария открыла дверь в тот миг, когда машина остановилась у крыльца. Дайна вручила ей ключи от багажника.