Сирота
Шрифт:
– Молодой растущий организм, – пожал плечами Андрейка. – Ты зачем их привел? Мы разве о том договаривались?
– Прояви уважение, – нахмурился огненник, стоящий рядом со священником.
– А ты можешь идти к лодке. Я тебя не держу.
– Спокойно, – положив на руку огненника свою ладонь произнес Афанасий. Еще не хватало спровоцировать потасовку.
– Да, отче. – скрипнув зубами, произнес тот.
– А ты отколь броньку добыл?
– Татей пощипал. Али не слышал?
– Слышал, – кивнул Афанасий. – Но Ефрем сказывал, что ты к нему явился уже в броньке, а у разбойников не имелось своей.
– Разбойников
Афанасий усмехнулся. Он оценил намек Андрейки.
– Волки и медведи? – поинтересовался огненник.
– Шкуры содрал, туши под лед спустил. Есть побрезговал. Вот эта шкура, – кивнул он на свой плащ, – с вожака стаи снята.
– В дом не пригласишь? – спросил Афанасий.
– Зачем? Ты ведь не с добром пришел. Если хочешь силой дело решить, то чего тянуть?
– А не боишься такое говорить? – прищурился огенник.
Андрейка внимательно посмотрел на этого церковного воина. Чуть наклонил голову. Улыбнулся. И произнес:
– Два удара сердца.
– Что два удара сердца?
– Я убью тебя быстрее, чем сердце ударит два раза. Видишь – я опираюсь на копье. Мне его нужно только наклонить и ткнуть в шею. Ты даже саблю выхватить не успеешь.
Повисла пауза.
Тяжелая такая пауза.
– Андрей, я не ругаться с тобой приехал. – после доброй минуты тишины тихо произнес Афанасий. – Давай отойдем.
Отошли.
– Я был о тебе лучшего мнения, отче, – мрачно заметил парень. – Или думаешь, случайно лампу тебе показал. А ты?..
– Андрей, – вновь обратился священник к парню с лестью, завышая его статус, – я не смог договориться.
– Церковь желает ограбить сироту?
– Церковь желает тебе помочь.
– Преставиться поскорее? А то я никак в толк не возьму зачем тебе еще понадобились эти головорезы.
– Если мы дадим тебе то, что ты просишь, то ты и года не проживешь. Тебя свои же и ограбят.
– Поэтому ограбить меня хотите вы?
– Не ограбить. Митрополит сделал щедрое предложение. Он даст тебе за эту лампу сто рублей.
– За лампу, которая за ближайшие лет десять принесет десятки, а то и сотни тысяч рублей чистого дохода? О да! Я потрясен его щедростью.
– Ты ведь все понимаешь… зачем противишься?
– Вот говорил мне отец – лучше жить дураком. Спокойнее. С дурака какой спрос? А как станешь умным – последние подштанники снимут.
– Сто рублей, это большие деньги. Ты сможешь купить коней. Пройти верстание. И спокойно служить.
– Доверился Матери-церкви и вот результат. Живодеры копытом бьют, а ты отче, уговариваешь меня смиренно принять свою судьбу. А я ведь могу взбрыкнуть.
– Андрей, я тебя прошу – не делай глупостей.
– Сам не хочу… – развел руками Андрейка. – Я соглашусь на предложение митрополита, но при двух условиях. Первое – на каждой лампе, что вы станете делать, будет написано: «удумана Андреем Прохора сыном в лето 7060 от сотворения мира». Второе же еще проще. Я хочу, чтобы те сто рублей, что ты привез, оставил при себе и купил на них шесть хороших меринов со сбруей военной. А потом прилюдно наградил меня ими от Матери-церкви.
– Про надпись – не могу ничего ответить. А вот про лошадей – сделаю.
– Хорошо.
А теперь уезжайте.– Как уезжайте?
– Я не могу пустить в свой дом убийц. – произнес Андрейка, кивнув на огненников. – Лампу я привезу в Тулу. А ты, отче, пока узнай про надпись. И подготовь на двух пергаментах грамотки. Одну церкви, другую мне. И чтобы там было все оговорено.
– А очаг бездымный?
– Сначала давай порешим все о лампе. Ты, конечно, можешь, силой вопрос решить. Но Бог его знает, куда эта кривая выведет.
Священник с минуту подумал. Потом кивнул. Попрощался. И отправился к лодке.
– Мы уходим?
– Он сам лампу в Тулу привезет.
– Отче?! – удивился глава огненников такому его решению.
– Я не хочу просто так лить христианскую кровь. Тем более, что он согласился. Но вас в своем доме видеть не желает, считая, что вы пришли его убивать.
– Ты мнишь, что мы с ним не совладаем?
– Я мню, что если бы начался бой, то не все из вас вернулись бы живыми. А если и не так, то все одно – незачем отрока губить…
На самом деле священнику очень понравилась идея Андрейки с публичным награждением от церкви. Дескать, сделал доброе дело и Мать-церковь этого не забыла. Отрок очень интересно мыслил. И многие из этих рассуждений шли на пользу церкви. А значит не ошибся он в своих ожиданиях. И этого волчонка нужно постараться приручить.
А надпись… да… она смущала. Но он все одно отпишет митрополиту, в надежде что удастся договориться. В конце концов в такой надписи нет ничего зазорного. Особенно если ее сделать мелкой или небрежно, едва читаемой. Если же Москва откажет, то и не беда. Отроку все равно отступать некуда… Он явно дал понять, что хочет служить, хочет пойти по пути отца своего и жаждет, как и все юные создания, славы. Ради шести меринов со сбруей да торжественного их вручения он уступит. Не может не уступить.
Андрейка же стоял на берегу и долго еще смотрел в след уплывшей лодке. Внутри у него все клокотало.
Казалось бы – смирился. Все понял и смирился. Но как в живую столкнулся, только чудом не бросился в драку. Слишком уж тестостерон бурлил в его крови и затуманивал разум. Из-за чего зрелый в общем-то ум «косячил» самым бессовестным образом.
Хуже всего было то, что «задним умом», когда успокаивался, он понимал… все понимал. Но в моменты кризиса тестостерона выбрасывало столько, что в ушах гудело. Видимо сказалось хорошее питание и нормальная физическая нагрузка. Организм получил мощный пинок и начал бурно расти да развиваться, что сопрягалось с соответствующим количеством гормонов. Понимать то понимал. Но разве мог что-то поделать? И ляпал глупость за глупостью…
Например, с тем же купцом освобожденным, чуть не загремел в историю. К счастью у того хватило ума не заниматься вздором. Да и ушел он с сыном уже на следующий день, не став задерживаться. Парень снабдил их едой, понягами и посохами. Этого вполне должно было хватить, чтобы добраться до Тулы в разумные сроки.
В чем была задумка Андрейки? Он показал купцу лампу и рассказал о своей сложной ситуации. А потом предложил сделку. Чтобы он в Великом Новгороде наладил выделку таких ламп. Но не продавал их, а дарил, в нагрузку к каким-то безделицам, отпускаемым по цене ламп. Чтобы царский запрет не нарушать. Но Ефрем оказался достаточно разумным, и немного поразмышляв, заявил: