Сиротка. Нежная душа
Шрифт:
— Не говори так, Жослин! — сказала Лора с возмущением. — Как ты мог забыть, что я и только я виновата в том, что случилось? Ты хотел спасти меня от моей презренной участи, ты женился на мне. Неудивительно, что ты решил, будто убил этого человека, моего мучителя. Но подумай сам, если бы ты не полюбил меня и не стал от него защищать, ничего бы не случилось. По сути, твои родители и сестра были правы, из-за меня ты погубил свою жизнь. И как теперь быть с прошлым, которое нас разделяет? Ты не хочешь жить здесь, ты злишься на меня из-за того, что я богата, элегантно одета и так не похожа на ту Лору, которую ты некогда обожал. И у тебя есть на это право! Самое ужасное то, что я никогда не смогу снова
Щеки Эрмин пылали. Она допустила ошибку, попросив родителей рассказать что-нибудь об их общем прошлом. Жослин оторопело смотрел на Лору.
— Я ничего подобного и не требую! Господи, Лора, нужно ли рвать друг другу сердце, вспоминая о прошлых ошибках? Я тоже изменился. Многие годы я колесил по Канаде и Штатам, пребывая в уверенности, что убил двух человек. На моей совести была смерть Банистера Дежардена и твоя, что переживалось куда тяжелее. Я пил карибу, пока не падал пьяным под стол, иногда ввязывался в драку. Я стал жестоким, раздражительным, подозрительным — в некотором роде парией. Об остальном я говорить не хочу, по крайней мере, в присутствии дочери.
Приход Мирей снова заставил его замолчать. Домоправительница принесла десерт. Лора к своей тарелке так и не притронулась.
— Может, еще не пора, мадам? — вежливо поинтересовалась экономка.
— Нет, я не голодна, можешь убирать посуду.
Мирей поставила перед каждым огнеупорную чашку с яблочным компотом, накрытым «крышечкой» из запеченных в духовке взбитых белков.
— Шарлотта обожает этот десерт, — заметила Эрмин. — Я отнесу ей свой, уверена, она еще не спит. В общем, я иду спать. Не сердитесь на меня, я очень устала.
И она поспешно встала из-за стола. Ей не терпелось оставить родителей одних. Они были удивлены. Ни Лора, ни Жослин понятия не имели, что Эрмин, глядя на них, испытывала необъяснимое смятение.
«Они оба страдают и не скоро смогут помириться навсегда, — сказала она себе, быстрыми шагами поднимаясь по лестнице. — Лучше оставить их наедине. А я побуду с моей Лолоттой и моим маленьким Мукки. Я не могу помочь родителям и не в силах слушать, как они высказывают друг другу претензии. О Тошан, возвращайся скорее, прошу тебя!»
Когда молодая женщина вышла, Лора обхватила голову руками и закрыла глаза.
— Что с тобой? — спросил Жослин, касаясь ее плеча.
— Я сержусь на себя, из-за меня Эрмин ушла. Я так и не научилась общаться с ней. Ты ничего не знаешь о нашей с ней совместной жизни. Все эти три года я совершаю ошибку за ошибкой. Бедная моя девочка, как ей не повезло иметь такую мать, как я!
— И такого отца, как я, — добавил он. — Лора, давай немного пройдемся. Ночной воздух пойдет нам на пользу. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Лора накинула на плечи шаль и последовала за ним. Стоило им выйти на крыльцо, как с молодого клена взлетела сова. Услышав хлопанье ее крыльев, Лора вздрогнула. Жослину захотелось обнять ее, но он не осмелился.
— Встает луна, — серьезно сказал он. — Я даже не думал, что мне еще раз доведется прожить летнюю ночь рядом с тобой. Думать, что ты мертва и рассыпалась прахом — таков был мой крест. Но ты рядом, и я благодарю за это Бога.
Некоторое время они бродили среди берез со светлыми стволами, окружавших дом, который своими размерами и изысканностью архитектуры намного превосходил дома, построенные для рабочих. Жослин смотрел на жилище сюринтенданта Лапуанта, как на врага. Он заметил и каменные колонны, и красивые окна второго этажа, защищенные карнизом, и величественные пропорции постройки в целом. Ничего удивительного в том, что Лора решила роскошно обустроить этот дом изнутри, украсив его
множеством изящных вещей…— Почему ты купила этот дом? — спросил он. — Один из тех, что стоят в самом начале улицы Сен-Жорж, мог бы тебя устроить. Этот наверняка стоил очень дорого.
— Я с ума сходила от счастья, что нашла свою дочь, — ответила она серьезным тоном. — Я хотела дать ей самое лучшее. Эрмин так радовалась, когда я решила поселиться в Валь-Жальбере! Она здесь выросла, Жослин. В детстве она играла на соседних лугах с детьми Маруа и многими другими. И ее настоящим домом была монастырская школа. Монахини заботились о ней, старательно всему ее учили. Церковь давно снесли, но наша восьмилетняя дочь пела там «Ave Maria» для всех жителей поселка. Мне об этом рассказывали, и, похоже, люди были в восторге. Кроме того, на первых порах у меня были недоразумения с Жозефом Маруа, который являлся законным опекуном Эрмин. Он не соглашался на ее отъезд. Поэтому я поторопилась купить дом здесь. Из Монреаля привезла мебель, посуду, фортепиано. Мне хотелось наверстать потерянное время, засыпать дочь подарками. Но это ей не нравилось. Больше всего она нуждалась в любви и нежности…
— А ты надеялась ослепить ее блеском своих денег! Хотя, готов поспорить, она успела привыкнуть к роскоши. Как и ты.
— Ты часто будешь упрекать меня в том, что я богата, богаче тебя? — спросила Лора. — Разве моя вина, что Фрэнк Шарлебуа решил жениться на мне, чтобы у меня была крыша над головой, в те времена, когда я вообще ничего не помнила о своей прежней жизни? Вы с Эрмин тогда для меня не существовали. Я могла бы кончить свои дни в больнице для душевнобольных. Поэтому я считаю, что мне очень повезло. Фрэнк привил мне хорошие манеры, я общалась с образованными людьми и жила в куда большей роскоши, чем сейчас. Кстати, было не очень предусмотрительно говорить за столом, что ты не желаешь жить в этом доме. Ты видел результат: Эрмин не захотела остаться на десерт!
Лора направилась к скамейке, установленной по ее распоряжению в том месте, которое она называла «мой парк». Женщина плакала от отчаяния. Подошел Жослин. Он заставил жену подняться, сжав сильными руками ее талию.
— Я слишком груб, я знаю, — признал он. — Ты со мной, и это главное. Но ты же меня помнишь, верно? Я гордец. Жить за твой счет я бы посчитал унизительным. Лора, прости меня. Я все еще люблю тебя, всегда любил. И из-за этого говорю и делаю глупости.
Он попытался ее поцеловать. Но губы его нашли только пустоту. Она отшатнулась.
— Прости, Жослин, но разумно ли это? — спросила она. — А если ты не полностью здоров? Вернувшись из санатория, я навела справки о твоей болезни. Это очень страшно! Ты ведь понимаешь меня?
Он тоже отступил назад, сам не свой от гнева. Реакция Лоры вернула его в кошмар, в котором он жил последние пять лет.
— Чем дальше, тем лучше! Обращайся со мной как с чумным! Не стесняйся, я к этому привык! Господи, Лора, я не сумасшедший. И считаю, что больше ни для кого не представляю опасности. Ты прикрылась моей болезнью, чтобы не говорить мне правду. Ты меня больше не любишь! Я не настолько глуп, как кажется! Прошлой ночью ты спала с Хансом, его ты хочешь себе в постель, а не меня!
Выражения Жослина были грубы. С искаженным от ярости лицом, со сверкающими глазами он раскрыл перед Лорой всю силу своей мужской ревности. Она же, расстроенная, продолжала плакать.
— Даже если так и было, я не делала ничего плохого, потому что считала тебя умершим, — сказала она. — Я часто по-доброму вспоминала о тебе, в этом я могу поклясться. И я все еще тебя люблю. Но к остальному я не готова, не так скоро. И ты не должен ставить мне это в упрек. У тебя самого было немало любовниц!