Сиротка

Элизабет Маруа принесла из дому два пирога с консервированными фруктами и яблочную шарлотку. Домашняя выпечка красовалась в центре стола, окруженная кувшинами с фруктовыми соками. Тут же на фарфоровых тарелках разложили другие сладости — желто-красный мармелад и посыпанное сахарной пудрой печенье. В качестве напитков к столу вместо категорически отвергнутого матерью-настоятельницей пива подали чай и кофе, детям же предложили теплое молоко.

Когда сестра-хозяйка и Эрмин вошли в зал, собравшиеся встретили их приветственными возгласами. Здесь была и вдова Дунэ. Двое парней помогли пожилой женщине дойти до монастырской школы.

— Мои дорогие прихожане, — начал свою речь аббат Деганьон, — пришел момент прощания с нашими дорогими сестрами. Я хочу от имени всей нашей общины, уже не такой многочисленной, поблагодарить их за все, что они сделали. Благодаря их терпению и самоотверженной работе дети Валь-Жальбера вышли из монастырской школы с багажом знаний, необходимых для честной трудовой жизни. Я знаю, многие сожалеют о том, что для столь любимого всеми поселка настали трудные времена, большинство домов опустело, торговцы закрывают свои лавки. Но мы верим в Бога и его доброту. Все, кто собрался здесь сегодня, не собираются уезжать из Валь-Жальбера. Я вижу в этом зале господина Овила Буланже, который обрабатывает плодородные земли близ речушки Уэлле, с супругой и шестерыми детьми; вижу господина Потвена, чьи коровы обеспечивают нас маслом и молоком; вижу господина Жозефа Маруа, к которому перешел в собственность его дом и который следит за работой электростанции. И я говорю вам — мужайтесь! Мы еще увидим лучшие времена!

Элизабет захлопала в ладоши. Остальные женщины последовали ее примеру. Мать-настоятельница кивком поблагодарила аббата, потом быстро посмотрела на стенные часы. Планировалось, что мэр отвезет монахинь на автомобиле в Шамбор, откуда на поезде они доберутся до Шикутими.

Зал наполнился шумом голосов, шепотом и детским смехом. Присутствующие с нетерпением ожидали, когда же их пригласят за стол.

— Когда тяжело на сердце, — говорил Жозеф своему сыну Симону, — лучший способ утешиться — это съесть чего-нибудь сладенького. Я привык к соседству сестер. Мне кажется, их присутствие делает нас лучше.

С годами рабочий набрал несколько лишних килограммов, виски его начали седеть. Он не входил в число самых ревностных католиков поселка, но известие об отъезде монахинь стало причиной его искреннего огорчения.

Эрмин ходила вдоль стола, следя за тем, чтобы у всех были полны тарелки и стаканы. На девушке было подаренное Элизабет милое платье из голубой шерсти. Тонкая ткань облегала грациозную и женственную фигуру, подчеркивая небольшую грудь, очень тонкую талию и красивую линию бедер.

Это платье вызвало неодобрение сестры Викторианны, которая сочла его слишком нескромным. По ее мнению, положение не спасал даже белый кружевной воротничок.

«Господи, что случится с нашей дорогой Мари-Эрмин, когда она лишится нашего покровительства? — думала сестра-хозяйка. — Чета Маруа постарается побыстрее выдать ее замуж! Не они ли поощряют ее петь фривольные песенки и строить глазки парням?»

Сестра Викторианна увидела, как Эрмин подошла к аббату Деганьону и что-то шепотом ему сказала. Священник тут же хлопнул в ладоши, желая привлечь всеобщее внимание.

— Друзья мои, прошу вас, минутку тишины! — воскликнул священнослужитель. — Мари-Эрмин, которую мой предшественник, отец Бордеро, ласково называл «наш соловей», хотела бы сказать несколько слов.

Девушка с порозовевшим от волнения лицом обвела взглядом собравшихся. Аббат ободряюще похлопал ее по плечу.

— Вам слово, дитя мое!

Все замерли в ожидании. Эрмин набрала в грудь воздуха и высоко подняла голову. Каштановые, с золотыми отблесками волосы были убраны под голубую ленточку, подчеркивавшую совершенный овал ее лица.

— Дорогие жители Валь-Жальбера, — начала она тоном куда более уверенным, чем можно было ожидать, принимая во внимание ее волнение, — в канун Рождества я хочу всех вас поблагодарить за то, что многие годы вы заботились обо мне. Я не помню, как оказалась в поселке, но знаю, что вы подарили мне игрушки, одежду и свое доброе отношение.

Элизабет сжала руку Жозефа и прошептала:

— Она очень боялась говорить, но получается неплохо!

— Да я готов был поспорить, что у нее все получится! Эта девчонка создана, чтобы очаровывать толпу, — ответил на это супруг. — В который раз говорю тебе — у Эрмин голос, как у феи!

Симон сердито посмотрел на родителей, призывая их к молчанию.

Девушка между тем продолжала:

— Еще я хочу поблагодарить сестер конгрегации Нотр-Дам-дю-Бон-Консей за то, что они дали мне кров, окружили любовью и заботой. Если кто-то из вас помнит сестру Марию Магдалину, которая работала здесь, когда я была еще маленькой, вы поймете меня, если я скажу, что никогда ее не забуду. Я молюсь за нее каждый день, потому что верю — она стала моим ангелом-хранителем. Я могла бы тоже уехать в Шикутими, но мое сердце принадлежит Валь-Жальберу!

Жозеф оглушительно захлопал, Симон, вдова Дунэ и другие подхватили овацию. Эрмин безмятежно ожидала, пока аплодисменты смолкнут. Девушка излучала уверенность, какую трудно было ожидать от столь юного существа.

— А теперь я хочу исполнить для наших дорогих сестер «Прощальную песню» [30] , слова которой я позволила себе немножко изменить.

На этот раз зал затих. Собравшиеся с радостным предвкушением ожидали пения «соловья Валь-Жальбера». Элизабет предусмотрительно достала носовой платочек — она была уверена, что расплачется, как и сестра Викторианна, которая уже рыдала.

30

Авторство текста этой песни приписывают отцу Жаку Севену, основателю французского скаутского движения. Мелодия взята из старой шотландской песни.

Зачем прощаться навсегда, Надежду позабыв? Зачем прощаться навсегда, Пока на свете жив? Не говори «прощай», сестра, Не говори «прощай»! Мы снова встретимся, сестра, Не говори «прощай»!

Эрмин начала с очень высокой ноты, но, вопреки всем опасениям, без труда поднялась еще выше, и от хрустальных переливов ее голоса у слушателей побежали мурашки по спине. Прекрасный этот голос звучал с такой мощью, что аудитория просто замерла от восторга. Те, кому доводилось слышать эту песню, находили в ней новую выразительность, берущую за душу поэтичность, которые ранее ускользали от их внимания.

Самые суровые мужи, такие, как крестьянин Овила Буланже, совершенно расчувствовались.

«Какой чудесный дар! — думала мать-настоятельница. — Господь любит эту девочку, раз сделал ей такой подарок! Истинно ангельский голос!»

Как могут старые друзья Друг друга позабыть. Когда любовь и вы и я Сумели сохранить? Не говори «прощай», сестра, Не говори «прощай»…

Гром аплодисментов стал наградой юной певице, как только она умолкла. Аббат Деганьон, позабыв об обычной своей сдержанности, громко воскликнул «Браво!». Эти несколько восхитительных минут подарили ему целую гамму эмоций — от болезненной ностальгии до чистого детского счастья. На Эрмин он смотрел новым, полным удивления взглядом.