Сиротливый запад

ВАЛЕН. Отец Уалш, ты что…

КОУЛМЕН. Отец Уэлш, отец Уалш…

УЭЛШ вынимает руки из кастрюли и, сдерживая крик, смотрит на потрясенных ВАЛЕНА и КОУЛМЕНА. В глазах его боль и отчаяние. Смахивает кастрюлю со стола и, прижав руки к груди, бросается к входной двери.

УЭЛШ (кричит). Меня зовут Уэлш!!!

ВАЛЕН и КОУЛМЕН смотрят на него.

КОУЛМЕН. Совсем рехнулся парень, это точно.

ВАЛЕН. Сумасшедший, дальше некуда.

КОУЛМЕН. Весь пол испортил. (Указывая на кастрюлю). А убирать все нам придется, так что ли?

ВАЛЕН (кричит вслед Уэлшу). А убирать кто будет, мы что ли?

КОУЛМЕН (после паузы). Что он сказал?

ВАЛЕН. Он уже далеко.

КОУЛМЕН. Прижгло, не отскребешь. (Пауза). А, твой пол, ты и убирай.

ВАЛЕН. Что?

КОУЛМЕН. Патрончики симпатичные, правда?

КОУЛМЕН швыряет патроны в лицо ВАЛЕНУ и удаляется в свою комнату.

ВАЛЕН. Ах, ты!..

КОУЛМЕН хлопает дверью. ВАЛЕН гримасничает, почесывает в паху и нюхает пальцы. Пауза.

Затемнение

Картина четвертая

Вечер. Причал у озера. На скамейке сидит УЭЛШ. Перевязанными руками держит бутылку пива.

ГЕРЛИН подходит к нему и садится рядышком.

УЭЛШ. А, это ты, Герлин.

ГЕРЛИН. Я, святой отец. Просто так сидите?

УЭЛШ. Да, просто так.

ГЕРЛИН. Понятно, понятно. (Пауза). А по Томасу вы панихиду хорошо отслужили… Мне понравилось.

УЭЛШ. Что-то я тебя не видел.

ГЕРЛИН. А я у самого входа стояла. (Пауза). Чуть не заплакала, когда вас слушала. Слова в самую душу западали.

УЭЛШ. Чуть не заплакала? Ушам своим не верю. Ни разу за все эти годы не видел тебя плачущей: ни на похоронах, ни на свадьбах. Даже, когда голландцы вышибли нас из чемпионата по футболу на кубке мира.

ГЕРЛИН. Бывает и всплакну, только когда одна остаюсь…

УЭЛШ. Все из-за этого придурка Боннера. Пропустил такой мяч. (Потягивает пиво).

ГЕРЛИН. А девушки у вас были, правда ведь, святой отец?

УЭЛШ. Опять за старое принялась? Хватит. И без тебя голова кругом идет.

ГЕРЛИН. И не думала.

УЭЛШ. И чтоб этого больше не повторялось

ГЕРЛИН. Ну, поддразниваю я вас иногда. Но это так, без всякой задней мысли.

УЭЛШ. Иногда? Да все время. Не отстаешь от других.

ГЕРЛИН. Иногда, иногда. И только лишь затем, чтобы скрыть глубокую страсть, которую я питаю вам…

УЭЛШ строго смотрит на нее. ГЕРЛИН улыбается.

ГЕРЛИН. Да нет, это я пошутила, святой отец.

УЭЛШ. Ну что, опять за свое?

ГЕРЛИН. Уж и пошутить нельзя. Вы своим неприступным видом сами на шутки напрашиваетесь.

УЭЛШ. Нормальный у меня вид, как у всех людей. Нос не задираю.

ГЕРЛИН. Это вам так кажется.

УЭЛШ (после паузы). Значит, вид у меня неприступный и надменный?

ГЕРЛИН. Сейчас уже нет. Ну, может быть, как у большинства священников.

УЭЛШ. Может, я и впрямь так выгляжу. Не складываются у меня отношения с этим городом. С половиной родни из-за этого городка разругался. Ой-ой-ой… Как мне в Линейне в первый раз понравилось. Ну, думаю, место что надо. Не тут-то было. Убийства одно за другим. Чемпион Европы по убийствам. А тебе известно, что Коулмен убил родного отца по злому умыслу?

ГЕРЛИН (опустив голову, смущенно). Слышала как-то раз, в очереди, в магазине…

УЭЛШ. Слышала и глазом не моргнула? И полиции не сообщила?

ГЕРЛИН. Я не стукачка, а Коулмен с отцом вечно цапались. Он один раз пнул моего кота Имонна.

УЭЛШ. И за это что, убить человека можно?

ГЕРЛИН (пожимает плечами). Это зависит от человека. И кота. Любителей пинать котов будет намного меньше, если им грозит получить пулю в лоб. Точно вам говорю.

УЭЛШ. Похоже, о морали ты и понятия не имеешь.

ГЕРЛИН. С моралью у меня все в порядке. Просто я не талдычу о ней, как некоторые.

УЭЛШ (после паузы). В один прекрасный день Вал и Коулмен укокошат друг друга. И остановить их вряд ли кто-то сможет. Я-то уж точно. Тут нужен человек с сильным характером.

Достает письмо и подает его ГЕРЛИН.

Написал я им тут письмишко, передашь при случае, хорошо?

ГЕРЛИН. А сами не сможете?

УЭЛШ. Не успею. Я сегодня же вечером уезжаю.

ГЕРЛИН. И куда?

УЭЛШ. Какая разница. Куда пошлют. Лишь бы отсюда уехать.

ГЕРЛИН. Но с чего вдруг, святой отец?

УЭЛШ. Причин много, но три убийства и одно самоубийство на один приход, это уж слишком.

ГЕРЛИН. Но вы здесь абсолютно не причем, святой отец.

УЭЛШ. Вот как?

ГЕРЛИН. А разве завтра вы не должны тренировать команду девочек? К полуфиналу?

УЭЛШ. Эти паршивки совершенно меня не слушаются. И вряд ли будут. К моим советам вообще никто не прислушивается. Никто абсолютно.

ГЕРЛИН. Я прислушиваюсь.

УЭЛШ (с сарказмом). Вот утешила.

ГЕРЛИН, обиженная, опускает голову.

УЭЛШ. Да тебе мои слова, как об стенку горох. Сколько раз я тебя просил не торговать отцовским самогоном и что толку?

ГЕРЛИН. Нужно же мне иметь хоть немного карманных денег, вот и приторговываю.

УЭЛШ. А для чего они тебе? Чтоб проматывать их в клубах Каррарое? И чтоб пьяные мальчишки лапали тебя целый вечер?

ГЕРЛИН. И вовсе не для этого. А чтобы покупать красивые вещи по каталогу. В каталоге Фримена столько красивых нарядов…