Сияние Каракума (сборник)

Она сняла со стены портрет и, держа в руках, долго смотрела в застывшие глаза Чопана. Смотрела до тех пор, пока взор её не подёрнули неизвестно откуда взявшиеся слёзы. Наконец, тихо прошептав «прощай», она спрятала портрет в шкаф.

Накануне Халик сказал Огульдженнет:

— Завтра встретимся на полевом стане, поговорим. И завтра же вечером я заберу тебя к себе.

Вот почему она прощалась с портретом Чопана.

Огульдженнет вытерла слёзы, ещё раз взглянула на своё отражение в зеркале, потом, окинув взглядом комнату, подошла к аккуратно сложенной стопке одеял, тронула её. Уронив голову на грудь, Огульдженнет погрузилась в раздумье.

— Ничего мне не надо, — заговорила она сама с собой. — Возьму только смену белья.

Открыв шкаф, она отобрала всё, что нужно, связала в узелок и заложила его между одеялами.

— Вечером возьму и уйду, — твёрдо решила она.

Огульдженнет улыбнулась, но тут же печаль вновь коснулась её сердца, и она тяжело вздохнула.

— Ой, а как я буду прощаться со стариками. Может быть, лучше уйти молча?

И её словно кипятком обдали. Лицо Огульдженнет охватил жар. Перед её взором предстали свёкор и свекровь. Ей послышалось даже, что они со слезами на глазах говорят: «Милая Огульдженнет, доченька, не покидай нас. Разве плохо тебе с нами? Чем мы обидели тебя, не угодили?».

— Что это со мною? — спохватилась Огульдженнет. — Так чего доброго и с ума сойти можно.

Она поставила на печь тунчу с водой и решила:

— Пока вскипит чай, успею к старикам сходить. Скажу им, что ухожу.

Она шагнула было к двери, но… Вошёл Атак. На нём не было лица. Он дрожал от негодования и не мог выговорить ни слова.

В первое мгновение Огульдженнет растерялась. Её охватила дрожь. Она замерла, не решаясь поднять головы.

— Огульдженнет, — сквозь зубы процедил Атак. — Тебе известно, о чём говорит всё село? Может быть ты объяснишь всё это?

Огульдженнет понимала, что уже не скрыть истины. Да, но ведь она и не собиралась ничего скрывать. «Взобравшись на верблюда, нечего прятаться за седло», — подумала она и дрожащим голосом сказала:

— Так уж сложилась моя судьба, отец Энеш.

Лицо Атака побагровело. Он не ожидал, что Огульдженнет так смело ответит ему. Атак вообще не думал, что она решится выйти замуж, считал слухи только слухами. Когда Оразгюль нашёптывала ему, что мол, невестка заигрывает с Халиком, собирается выйти за него замуж, это не вызывало у него большого беспокойства.

Он полагал, что, если младший уж брат не вернётся и невестка пожелает покинуть дом, она может уйти. Но сейчас Атак позабыл обо всём на свете. Злость затмила здравый рассудок. Глаза его налились кровью. Он хотел сказать Огульдженнет что-то непристойное, но, увидев, что пет на прежнем месте портрета Чопана, растерялся и не мог вымолвить ни слова. В конце-концов он всё-таки собрался с мыслями и гневно выпалил:

— Где портрет моего дорогого Чопана?

Не дожидаясь ответа на свои вопрос, он стал выбрасывать из комнаты вещи, приговаривая:

— Можешь убираться ко всем чертям! Бери что хочешь и уходи! Сейчас сожгу этот проклятый дом. Нет дорого Чопана — не хочу видеть ни тебя, ни этой мазанки!

На шум прибежали старики. Увидев их, Огульдженнет совсем растерялась. Холодный пот заструился по её лицу. Не смея ни на кого из них взглянуть, она залилась слезами. Хайдар-ага схватил Атака за ворот.

— Не мужское это дело, Атак! А ну-ка, уймись! — сказал он, но видя, что сын разошёлся не на шутку, прогремел:

— Убирайся к себе домой! Здесь и без тебя разберёмся!

Атак не послушал его. Он будто взбесился. Он не заметил, как оттолкнул отца. Вплотную подошёл к Огульдженнет и прошипел:

— Если ты, опозорив нас, спокойно будешь жить… — Фразу он не закончил, поперхнулся и умолк.

Огульдженнет застыла, напряглась. Глаза её вновь стали сухими. Она посмотрела в глаза Атака, решилась было назвать его, вопреки обычаю, по имени, да удержалась и лишь проговорила:

— Разве мало того, что меня так жестоко наказала жизнь? Чего ты хочешь ещё?

Атак сразу вдруг поостыл, словно кто-то приказал ему умолкнуть. Замолчали и остальные. Все стояли, опустив головы. И лишь в печке весело потрескивали ветки гребенчука. Давно закипевшая вода в тунче выплёскивалась на печь, и густой пар наполнил комнату. Но этого никто не замечал. Боссан-эдже, боясь продолжения скандала и стремясь успокоить близких, сказала:

— Дорогая Огульдженнет, доченька, сними с печки тунчу.

Огульдженнет голыми руками схватила тунчу. Она даже не почувствовала, что обожгла руку. Плохо соображая, она торопливо ходила по комнате, что-то искала, по никак не могла найти. Видимо, хотела заварить чай, но как на грех заварка, чайник и пиалы словно сквозь землю провалились. Впрочем, всё это покоилось на своих обычных местах, но Огульдженнет была так расстроена, что ничего не видела. В десятый раз она подошла к посудному шкафчику, открыла его и вдруг уронила на руки голову, покачнулась, но на ногах устояла.

В комнате царило гробовое молчание.

Наконец Атак, хлопнув дверью, вышел. Минутой позже заговорила Боссан-эдже;

— Из-за чего вспыхнул этот пожар, милая?

Огульдженнет вздрогнула. «Что отвечать свекрови?

Врать? Говорить правду?..» Её будто ледяной водой окатили. Через секунду — бросило в жар. Она почувствовала, что густо покраснела. И вдруг, разрыдавшись, уткнулась лицом в одеяло. Но не надолго, тотчас же взяла себя в руки, смахнула рукой слезы и обернулась ко всем.

— Отец, — обратилась Огульдженнет к Хайдар-ага, но не договорила и повернулась к Боссан-эдже:

— Мама…

Какой-то твёрдый ком в горле мешал ей говорить.

— Этот негодник оскорбил тебя? — спросил Хайдар-ага. Она не могла — не поворачивался язык сказать «ухожу». Наконец, всё же решилась. Шагнула к двери и дрогнувшим голосом сказала:

— Прощайте, будьте здоровы…

И вышла. Она, спотыкаясь, торопливо шагала по улице, смотрела вниз, под ноги, но ничего не видела. Ей казалось, что всё вокруг: и дома, и деревья кружатся, завертелись в каком-то бессмысленном танце. Она не слышала голосов. Хотя соседи что-то кричали вслед. А может быть, ей это показалось.

От быстрой ходьбы она стала тяжело дышать, закололо в боку. Огульдженнет казалось, что Хайдар-ага и Боссан-эдже бегут за нею. Но она не желала, боялась даже встречаться с ними глазами и поэтому всё прибавляла и прибавляла шагу. Её подмывало оглянуться, — действительно ли старики бегут за пей, но делать этого не решалась

У неё пересохло во рту. Запершило в горле. Как много пришлось пережить Огульдженнет за этот час!

«Хорошо, что завёл разговор об этом сам Атак. Я ночами не могла уснуть, думая, как сказать обо всём свёкру и свекрови. А он помог. Теперь всё уже, слава богу, позади», — размышляла Огульдженнет и не знала, что подстерегает её ещё один удар…