Сияние лилии

— Помыться бы, — язык едва шевелился.

Вьятт кивнула и даже с кровати встать мне помогла.

Я уже входила в душевую, когда она прикрикнула.

— Ты не обижайся, всяко бывает… — я оглянулась. Вид у ней и правда извиняющийся был. Я, боясь лишний раз головой кивнуть, рукой махнула.

Стоя у зеркала, понимала, отчего Тара решила вдруг извиниться. Знала, что я увижу в отражении. Честно, такой вид мало кому мог понравиться. Шишка иссини-фиолетовая выпирала посреди лба. Переливаясь уходила темным разводом на переносицу делая мой нос ничуть не меньше, чем у новообретенной подруги, и опускалась под глаза удручающими синяками. Щеку раздуло, так, что казалось будто у меня лицо несимметричное и левая часть губы вниз сползает.

Вот тебе и встреча! Теперь понятны любопытно-сочувствующие взгляды соседок.

Приподняла голову и посмотрела на шею, туда где находился злосчастный амулет. На этом месте виднелся ожог, широкий, покрывшийся пузырями.

Я вздохнула. Залезла в ванну. Повернула кран. Из душа прыснули струи теплой воды. Я прикрыла глаза. Капли стекали по опухшему лицу, пощипывало ожог. Но все-таки мне становилось хоть немного, но легче, и шум в голове утихал.

После, неторопливо вытерлась нежным махровым полотенцем, и укуталась в теплый белоснежный халат. Медленно расчесала мокрые волосы.

— Ты еще долго? — заботливо поинтересовалась из-за двери Тара.

— Иду, — тихо ответила я и вышла.

Вьятт стояла у стола, разливая чай из маленького чайничка, рядом стояла вазочка с печеньем и бутербродами. База в комнате не было.

— Нормальной еды с ужина не осталось, но кое-чего я наскребла в столовой, пока ты мылась, — начала Тара, пока я стояла у раскрытого шкафа, смотря на висевшие в нем платья. — Ты на занятия лучше в брюках ходи, — сказала она заметив мою задумчивость.

Я покосилась на неё с вызовом. Еще чего! Может для неё такой вид и норма, а у нас в поселке не принято было, чтобы девушки как мужики, в брюках ходили.

Она усмехнулась, смотря на мой недовольный вид и села у стола, взяла кружку, громко хлюпнула чаем, морщась опухшим носом.

Платье я выбрала темно-зеленое с глухим воротом, скрывая под ним ожог на шее.

Чай мы пили медленно, размеренно прихлебывая из фарфоровых кружек. Разговор не клеился. Тара изучающе посматривала на меня красными глазами. Я на неё с немым любопытством.

— Да, ладно, — не выдержала она первая. — Спрашивай. Я же вижу на языке вертится… Только, чур, условие. Говорим о том, один раз, — сузила глаза в пронизывающем взгляде. Я взяла в руки печенье, покрутила в руках, и откусив спросила:

— Что у тебя за проклятие?

Тара отставила кружку. По-мужицки откинулась на спинку стула, тот скрипнул под её весом, а она закинула ногу на ногу.

— Дед мой, семью троллей убил, всех подчистую. Вырезал вместе с детьми, — глаза её при этом заполыхали огнем, а на лице глубокая ненависть выразилась. Мне вдруг подумалось, дай волю, она бы сама своего деда собственными руками удушила. – Дикие, говорит, были. А троллиха, магичкой оказалась, ну и прокляла перед смертью. Навещала: «Аукнется тебе деяние!». Время прошло, дед про магичку забыл. Семьей обзавелся, дети пошли. Все как один — ладные, хорошенькие. Разве ж, когда все хорошо о плохом думается. О проклятии вспомнил, когда внуки народились. Все нормальные, и только я… Полу-леди, полу-тролль. Младшая, у младшего сына. Соседи коситься начали. Вот меня с пелёнок в приют и определили, — она горько усмехнулась. — Навещать приходили раз в неделю, а как постарше стала, так и вообще пропали. Стыдно такую дочь иметь. Матушка-настоятельница мне перед уходом бумагу дала, а там отказная. Так и осталась без рода и племени. Ненавижу! — кулак опустился на стол. Жалобно звякнули о блюдца кружки расплескивая чай. — Вышла из приюта, а идти некуда. Хорошо настоятельница рассказала мне о институте проклятых. Я тогда решила — закончу его, контролировать себя научусь и в наемники пойду. Им сейчас платят хорошо. Богатой стану и к родственничкам заявлюсь. Пусть увидят и… — глаза заблестели влагой. Но она быстро вытерла их ладонью, носом шмыгнула и громко выдохнула. — Вот так. А ты как сюда?

Чай остыл пока Тара историю свою рассказывала. У меня, честно сказать, и аппетит пропал. Я смотрела на зеленокожую девушку и думала, не такое уж у меня плохое детство было. Пусть и тетка воспитывала, а родная. И дом был и сестра, которая любила. И роднее её никого у меня не было. Вдвоем росли, в одну школу ходили, уроки она мне делать помогала, кусок посладче подсовывала. Мне стало разом тоскливо. Как там Хилда?

— А ты? Какое у тебя проклятие? — переспросила Тара и потянулась за кружкой, посмотрела, густая жижа плескалась на дне. Девушка плеснула себе кипятка и громко захрустела печенькой.

Я вздохнула, сгоняя невеселые мысли.

— Родителей не видела. Тетка воспитала. А проклятие… Я не знаю, как и от кого мне досталось, — помолчала изучающе смотря в стол. — Я суккуб.

Тара даже пить перестала, на меня удивленно посмотрела и присвистнула.

— Надо же! А я думала, что суккубы — это мифология…. Ну, там, демоны преисподней… А тут…

Демоны? Вот уж, спасибо, за сравнение. Хотя… А что я знаю о суккубах? Ничего.

— Не знаю, — пробормотала невнятно. — Я вообще о том, кто я, только сегодня узнала. Может и демоны, иначе не стало бы это проклятием.

Тара одним глотком допила чай, поднялась.

— Все нормально будет! Ты главное верь в хорошее, — странно это было слышать от нервной воинствующей леди-тролля. А она подошла и похлопала меня по спине, отчего у меня снова в голове застучало. Девушка поморщилась, осторожно потерла подбитый нос.

— Хрупкая такая. И как на боевого будешь учиться?.. А магистр Дейн Треш еще тот зверь, — зевнула и направилась расправлять кровать.

А я еще посидела, чай допила, печенку через силу съела. Тоскливо… И как же хотелось домой, к Хилде. Чтобы она как в детстве по волосам гладила и шептала успокоительно:

— Тш-ш, малыш мой, спи-поспи, крепко глазоньки сомкни. Беды все уйдут с утра, с тобой старшая сестра…

Как же мне не хватает тебя, Хилда!

В койке я ворочалась, сон не шел. Зато Тара дрыхла без задних ног, и храп такой стоял, будто мужик рядом. Я не выдержала, встала, подошла осторожно повернула её на бок, девушка посопела и смолкла. Я прошла к окну, распахнула занавеску. Луна раскинула мертвенно-бледный свет по аллее освещаемой желтыми фонарями. Покачивались темные тени деревьев на стенах института. Ночь делала их из серых черными. Слепые окна смотрели на фонтан внизу. Хотя, в одном окне все же свет горел. И я догадывалась чье это окно. Несколько минут я стояла завороженно смотря на тусклый мерцающий огонек за стеклом. И мне даже почудилась тень ректора Кейна, ходящая по кабинету.

— Не спиться, студентка?

Жуткий, словно из преисподней, тянущий слова голос. У меня сердце к горлу подскочило. Я успела зажать рот руками и не завопить.

— Кто здесь?

— Ясно кто – хранитель, — Баз выполз из-под кровати. Усмехнулся во всю зверскую морду.

— Привыкай, мне с тобой долго в паре быть.

Я судорожно выдохнула.

— Не будешь выскакивать из-под кроватей по ночам, может и привыкну.

Он глухо засмеялся.

Я отвернулась от неприятной образины, снова вернув взгляд к единственному освещенному окну института, но там уже не маячил силуэт ректора. Зато под фонарем на аллее я заметила одинокую тень, сидящую на скамейке в скрывающем фигуру плаще с накинутым на голову капюшоном. Она поднялась, как только появился выходящий из института силуэт. И его я узнала. По уверенной походке, гордой осанке и рассыпанным по плечам черным волосам. Ректор Риган!

Тень скользнула к нему. Остановилась. Достала конверт из-под плаща. Лорд Кейн отвесил вежливый поклон, быстро сунул тот в карман. Женщина, а я не сомневалась, что тень принадлежала женщине, слишком мягки и деликатны были жесты, плавны шаги, оступилась. Капюшон спал рассыпав золотистые кудри по темному плащу. Ректор поймал её за талию, низко склонился над лицом дамы. И столько было в этом жесте личного и интимного… У меня дыхание замерло, щеки зарделись. Я точно знала, что нужно отвести взгляд. Но не могла. Пальцы вцепились в подоконник, и я смотрела. А ректор вдруг поднял голову и посмотрел прямо на меня. Я испуганно отпрянула. Быстро задвинула занавеску. Сердце быстро забилось от страха и стыда. Лицо горело. Я минуту стояла тяжело дыша.