Сияющие

«А также что ты трахаешься с редактором отдела киноновостей», – мысленно добавляет Кирби.

– Пора бежать. Продолжай в том же духе, пчелка. – Он выскакивает из кабинета, явно в надежде догнать Викторию.

– Обязательно, – бормочет себе под нос Кирби, упрятывая несколько папок в свой рюкзак.

Харпер Любое время

Он прокручивает всю сцену в голове, снова и снова, лежа на матраце в хозяйской спальне, изредка вытягивая руку и проводя пальцем по узорным блесткам на крыльях, пока мастурбирует, вспоминая выражение разочарования на ее лице.

Нужно перестать идти на поводу у Дома. На время. Предметы успокоились. Давящая боль в голове прошла. У него есть время присмотреться и осмотреться. И избавиться, наконец, от тела поляка, которое так и гниет в холле.

Иногда он выходит на улицу, внимательно следя за тем, чтобы не попадаться никому на глаза, особенно после встречи с бездомным парнем, у которого глаза навыкате. И каждый раз город меняется. Целые районы появляются и исчезают, прихорашиваются, а потом срывают наряды, обнажая гнойные раны. Город демонстрирует признаки упадка: уродливые надписи на стенах, выбитые окна, гниющий мусор. Иногда Харпер сразу находит нужное направление, а иногда пейзаж меняется до неузнаваемости, и приходится ориентироваться только по озеру да отдельным достопримечательностям. Черному шпилю, рифленым башням-близнецам, изгибам и излучинам реки.

Даже для простых прогулок он всегда намечает цель. Для начала покупает еду в кулинарии или закусочных, где никто никого не знает. Он старается ни с кем не разговаривать, чтобы не оставлять о себе никаких воспоминаний. Ведет себя дружелюбно, но ненавязчиво. Внимательно присматривается к людям и копирует подходящие манеры, поведение. Вступает в контакт только в случаях, когда нужно поесть или воспользоваться туалетом, – ровно столько, сколько нужно для удовлетворения потребности.

Большое значение имеют даты. Теперь он внимательно проверяет купюры. Легче всего ориентироваться по газетам, но внимательный наблюдатель найдет и много других подсказок. Количество автомобилей, скапливающихся на дорогах. Таблички с названиями улиц, которые были желтыми с черными буквами, а стали зелеными. Избыток или недостаток вещей. Как люди ведут себя: открыты они или замкнуты, насколько откровенны.

В 1964-м он целых два дня проводит в аэропорту, на пластмассовых стульях рядом с окном, выходящим на поле, наблюдая, как приземляются и взлетают самолеты, как металлические монстры заглатывают людей и чемоданы, а потом выплевывают их обратно.

В 1972-м он поддается любопытству и заводит разговор по душам с одним из рабочих во время перерыва на строительстве небоскреба «Сиарс-тауэр». Через год, когда строительство закончено, он возвращается, чтобы проехать на лифте до самого верха. От открывшегося вида чувствует себя богом.

Он определяет границы: стоит лишь подумать о каком-то периоде времени, как, открыв двери, оказывается именно в нем. Однако Харпер не уверен до конца, сам ли делает выбор или Дом решает за него.

Путешествия в прошлое его беспокоят, он боится, что не сможет выбраться. Никогда не получалось попасть в период времени, предшествовавший 1929 году. Предел будущего определяется 1993 годом, когда весь район полностью превратился в руины с пустующими домами и пустынными улицами. Может, случился апокалипсис, падение мира в огонь и горящую серу? Хотелось бы ему на это посмотреть.

Самое подходящее время для мистера Бартека. Харпер уверен, что надежнее всего упрятать мужика как можно дальше во времени. Однако приходится потрудиться: он обвязывает тело веревкой, протягивает ее под руки и между ногами. Разлагающиеся внутренности начинают вываливаться, так что, пока он тащит покойника к входным дверям, тяжело опираясь на костыль, на полу образуется дорожка из слизи.

Харпер мысленно сосредотачивается, открывает дверь и оказывается в предрассветном часе летом 1993-го. Еще темно, птиц не слышно, только где-то лает собака, и ее резкое гав-гав-гав прерывает тишину ночи. Не меньше минуты Харпер стоит на крыльце, хочет убедиться, что поблизости действительно никого нет, и резким пинком сталкивает тело со ступеней.

Превозмогая боль и усталость, он еще двадцать минут тащит тело к мусорному контейнеру, который заприметил за два квартала. Но когда он откидывает тяжелую металлическую крышку, то видит, что там уже лежит труп. Лицо раздувшееся и посиневшее от удушения, розовый язык вывалился изо рта, глаза залиты кровью и по-лягушачьи выпучены, но гриву волос не узнать невозможно – врач из больницы милосердия. Это могло бы показаться странным, но у воображения Харпера есть пределы. Тело здесь потому, что так должно быть, и этого достаточно.

Он сбрасывает Бартека на доктора и накидывает сверху немного мусора. Пусть посоревнуются, кто больше мух накормит.

Он всегда возвращается домой. К самому Дому он никакой особой привязанности не чувствует, но каждый раз, выходя на улицу, вспоминает о своем времени, и основной задачей каждого дня становится найди дорогу обратно к Дому.

Он случайно пропускает встречу нового, 1932 года, но на следующий день отправляется в ресторан порадовать себя праздничным обедом. На обратном пути случайно встречает молодую девушку не европейской внешности, и им мгновенно овладевает безошибочное чувство узнавания и неотвратимости. Это она, одна из его избранных.

Она сидит на ступеньках вместе с маленьким мальчиком, оба закутались в куртки и шарфы, рвут газету на листы и скручивают их в маленькие дротики.

– Ну, здравствуй, милая, – произносит Харпер дружелюбно, по-соседски. – А что вы делаете? Я думал, газеты печатают, чтобы их читали.

– А я умею читать, даже хорошо, мистер, – вскидывает на него глаза девушка – дерзко, бесстыдно. Такой взгляд заслуживает хорошей затрещины. А она намного старше, чем ему показалось вначале. Практически молодая женщина.

– Тебе нельзя разговаривать с белыми мужчинами, Зи, – шепотом напоминает ей мальчик.

– Ничего страшного, зачем нам все эти формальности, – успокаивает его Харпер. – Кроме того, это ведь я первый заговорил? Так что все по правилам, да, малыш?

– Мы делаем самолетики. – Девушка резким движением подбрасывает дротик в воздух; тот описывает короткую красивую дугу, затем пикирует носом и отвесно падает у ног Харпера на покрытый изморозью поребрик.

Он уже собирается спросить, можно ли и ему попробовать, – нужен любой предлог, чтобы продолжить разговор, – но тут из соседнего дома выходит женщина с картофелечисткой в руке. Дверь за ней с шумом захлопывается. Она в упор смотрит на Харпера.

– Зора Эллис! Джеймс! Ну-ка, быстро домой.

– Говорил же тебе, – в голосе мальчугана смешались самодовольство и разочарование.

– Ну что ж, до скорой встречи, милая.

Она снова смотрит на него открыто и дерзко:

– Вряд ли, мистер. Моему папе это не понравится.

– Сердить папу нам совсем ни к чему. Передавай ему привет.

Он разворачивается и уходит прочь, насвистывая и засунув руки в карманы, чтобы унять дрожь. Все нормально. Он еще встретится с ней, время у него неограниченно.