Сияющие
Шрифт:
– Давай сходим куда-нибудь, – просит она, когда он кончает и отталкивается от нее. – Ну правда, зачем ты меня дразнишь? – Она опускает руку ему за пояс, словно намекая, что теперь его очередь доставить ей удовольствие.
– Чего бы ты хотела?
– Чего-нибудь необычного. Сам решай, мне все равно.
Долго сомневаться не приходится, идея увлекает обоих.
Они совершают кратковременные прогулки, не то что в первый раз. Полчаса, минут двадцать, не забираясь далеко. Однажды подходят к скоростному шоссе, и Этта упирается подбородком ему в плечо, отворачивая лицо от грохота и пыли. В другой раз хлопает в ладоши и подпрыгивает на носочках в женском восторге при виде крутящегося
А вдруг это действительно возможно? И Кэтрин была последней жертвой? Может, все девушки утратили сияние, и он свободен? Но, когда он поднимается в Комнату, та по-прежнему жива и гудит. И эта проклятая медсестра никак не угомонится. Выскользнув из белого халатика, она трется голой грудью о его руку с закатанным рукавом рубашки и спрашивает противным детским голоском:
– А это трудно? Может, там, наверху, есть шкала, как на термостате, где ты переводишь время?
– Это касается только меня.
– Но ты можешь сказать мне, как это делается.
– Нужен ключ. И воля, чтобы повернуть время в нужный год.
– Можно мне попробовать? – не успокаивается Этта.
– Тебе не по зубам.
– Так же, как комната наверху?
– Я же просил тебя прекратить расспросы.
Он просыпается в кухне на полу; щека прижата к голому холодному линолеуму, по глазным яблокам маленькие человечки бьют молоточками. Он с трудом поднимается на ноги, рукой вытирает слюну с подбородка. Последнее, что он помнит, как Этта наливает ему выпить. Такой же спирт из больницы, какой был у нее во время их первого свидания, только с горьковатым привкусом.
Наверняка у нее есть доступ к снотворному. Какой же он идиот!
Она вздрагивает, когда он входит в Комнату, но быстро овладевает собой. Чемодан лежит на матраце – там же, куда он положил его после того, как заметил, что в доме пропали некоторые вещи. Деньги сложены аккуратными пачками.
– Какая красота! Ты только посмотри, глазам не верю! – Этта делает шаг ему навстречу, вытягивая губы для поцелуя.
– Зачем ты пришла? Я же говорил тебе никогда сюда не заходить, – он сильно бьет Этту по лицу, от чего та падает на пол.
Женщина прижимает обе руки к щеке, ноги неловко подвернуты. Она поднимает голову и улыбается, но в глазах впервые появляется неуверенность.
– Миленький, – пытается Этта успокоить его. – Я понимаю, что ты сердишься. Все хорошо. Мне нужно было посмотреть, а ты никак не соглашался. Теперь я все знаю и могу помочь тебе. Ты и я вместе, да? Мы завоюем весь мир.
– Нет.
– Мы поженимся. Я нужна тебе. Тебе же хорошо со мной.
– Нет, – упрямо повторяет Харпер, хотя и понимает, что это правда. Запускает пальцы ей в волосы.
Череп у нее оказывается такой крепкий, что бить ее головой о железную стойку кровати приходится очень долго; кажется, что он никогда не вскроется.
И он не видит, что в коридоре от ужаса застыл бездомный парень, который снова залез в Дом в надежде поживиться. Не слышит, как Мэл приходит в себя и стремглав кидается вниз по лестнице. Не слышит потому, что Харпер трясется в рыданиях от жалости к самому себе, размазывает слезы и сопли по лицу:
– Ты заставила меня сделать это. Заставила… Сука чертова!
Элис
1 декабря 1951
– Элис Темплетон?
– Да.
Этого момента она ждала всю жизнь. Прокручивала
снова и снова в голове и видела так ясно, словно перед собой на экране.Он входит в помещение шоколадной фабрики, и все станки, будто приветствуя его, разом останавливаются; и все работницы завороженно провожают его глазами, пока он уверенными шагами приближается к ней и заключает в объятия. Но, прежде чем прильнуть губами к ее губам, он произносит: «Я же говорил, что приду за тобой».
Шли так: он небрежно облокачивается о прилавок отдела косметики в супермаркете, она при этом демонстрирует модную помаду светской львице, которая готова потратить на этот тюбик больше денег, чем Элис зарабатывает в неделю, и произносит: «Извините, мисс, я ищу любовь всей своей жизни. Вы поможете мне?» И он протягивает ей руку, и она перепрыгивает через прилавок у пока матрона качает головой, и они бегут через весь магазин, держась за руки и смеясь, а охранник скажет: «Но, Элис, твоя смена еще не закончилась». Тогда она отстегивает от блузки золотую бирку с именем, бросает ему под ноги и говорит: «Чарли, я увольняюсь!»
А может, так: он войдет в бюро предоставления секретарских услуг и скажет: «Мне нужна девушка. Вот эта».
Еще вариант: она моет полы в небольшом ресторанчике, прямо как Золушка, на коленях (швабра, пожалуй, в этой сцене лишняя). Он входит, берет ее за руки, поднимает и с непередаваемой нежностью говорит: «Оставь, больше тебе не придется этим заниматься».
И уж никак она не ожидала, что он подойдет к ней по дороге на работу. Готова разрыдаться – такое облегчение! Но как жаль, что она сегодня плохо выглядит. Голова замотана шарфом, чтобы спрятать грязные и неухоженные волосы, руки обветрены, ногти обкусаны. Косметики почти нет. Вдобавок ко всему тащится еле-еле, потому что ноги очень мерзнут в сапогах. А что стараться, если людям нужен лишь твой голос, они и не видят тебя по телефону. «Отдел заказов фирмы „Сиэрс“. Чем могу вам помочь?»
Однажды позвонил фермер, чтобы заказать тахометр для своего сельхозоборудования «Джон Дир». Он так увлекся, что сделал ей предложение руки и сердца, заявив, что готов под этот голос просыпаться каждый день. Приехав в город в следующий раз, он очень просил о встрече, но она посмеялась: «Вам может не понравиться все остальное».
У Элис уже был опыт отношений с мужчинами, которые хотели от нее либо меньше, либо больше того, что нужно ей самой. Некоторые вполне себе приличные, но осторожные, так что ограничивались страстными и кратковременными тисканьями. А ей нужна «любовь для воскресенья», как поется в песне, которая не заканчивается пахнущими джином поцелуями в субботу. Самый долгий ее роман продолжался десять месяцев; они все время ссорились, но он возвращался, и все повторялось. Элис хочет большего. Ей нужно все. Она начала откладывать деньги, чтобы уехать в Сан-Франциско, где, по слухам, женщинам ее типа легче устроиться.
– Где же ты был? – не может сдержаться она.
Самой не нравятся отвратительные сердитые нотки, прозвучавшие в ее голосе. Но прошло уже больше десяти лет в ожидании и надежде, а еще в укорах, что все мечты она связала с человеком, который один раз поцеловал ее на деревенской ярмарке, а потом исчез.
Он покаянно улыбается:
– У меня были кое-какие дела. Сейчас это неважно.
Он берет ее под руку и разворачивает в сторону озера.
– Пойдем со мной.
– Куда мы идем?