Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Топольнинский мужичок первым принимается за ловлю. Он с несусветной скоростью принимается бегать вдоль по речке, вверх и вниз, забрасывая накоротке свою муху в каждый омуток, в каждую протоку, в каждый речной поворот. Одна-две проводки мухи по мутной поверхности омутка или излучинки – и он уже спешит дальше. Мужичок необыкновенно сноровисто перебирается-перескакивает через поваленные стволы и завалы из веток с налипшей на них грязью, шлепает сапогами по мелководью, продирается сквозь пыльные кусты. При этом он умудряется не запутать леску в кустах и ветках, не упустить муху под корягу, не выронить удилище, не оборвать снасть, движется удивительно споро, облавливая таким манером мутную и теплую Муту метр за метром. Его приметная белая кепка уже совсем скоро скрывается за деревьями, упрыгав от нас вверх по течению. Мужичок стремительно мчится вверх по Муте, не пропустив при этом на речке ни единого живого и мокрого места!

Иное дело мы с Сергеем К.: рыбалка с первых же шагов превращается для нас в сплошное мучение! Мы спотыкаемся о деревья и корни, наши лески путаются в кустах и ветках, мы только и делаем, что выпутываем и распутываем их, собравшихся в пышные блестящие узлы. Стоит страшный безветренный зной, комары и мухи лезут в глаза и рот, больно кусают нам руки и шеи. Мы чешемся и беспрерывно отмахиваемся во все стороны от гнуса, тем самым еще сильнее спутывая свои снасти. Когда мы лезем в кусты, нам на лица налипает паутина вместе с висящими на ней злыми пауками. Паутина щиплет нам лбы и щеки, пауки зло скребут нас по щекам своими черными лапками. Когда мы протискиваемся сквозь деревья, за шиворот нам сыплются иголки, листики, веточки и прочая подобная дрянь, от которой чешется и зудит мокрая горячая спина. Иногда, впрочем, нам все же удается добраться до самой воды и обронить туда муху, но в ответ – ничего! Глухо!

Муха уныло проплывает по мутной воде прямо у нас под носом, не вызывая ни у кого ни малейшего интереса. Где там в этой грязной речушке возится хариус – одному Богу известно! Он ходит по Муте свободно, вверх или вниз, изредка выхватывая в воде попавших в нее мушек и комаров. Вот поэтому рыбакам и приходится пробегать всю речку сплошь, туда и сюда, макая в воду на каждом шагу свою муху, ведь по-другому его не найти и не выловить! Стоять же на одном месте и ждать клева – вообще пустое дело!

Я, чертыхаясь и обливаясь потом, лезу сквозь чащу, которой обросла вся речка. За полчаса борьбы с кустами, грязью и комарами мне удается выудить из грязной воды лишь одного несчастного хариуса, размером с мелкого пескаря. Вдруг я слышу какой-то шум, где-то выше по течению, и бегу в ту сторону.

Передо мной открывается картина недавно разразившейся катастрофы. Мой друг Сергей К. лежит на животе прямо в реке, в круглом тенистом омутке, и, как большая черная черепаха, нелепо шевелит ногами и руками, вертя ими в разные стороны. Его удочку унесло и забило течением под корягу. Рядом с Сергеем уже хлопочет примчавшийся первым топольнинский мужичок в своей белой кепке, пытаясь поднять его из воды на ноги.

Глубина речки в омутке, как и везде по Муте, хорошо если по колено. Тем не менее Сергей в своем тяжелом гидрокостюме то и дело пускает пузыри изо рта, жидкий ил со дна тянет его книзу. Вся вода круглого омутка перебаламучена, жирная грязь поднята со дна и медленно стекает теперь вниз по течению. Я подбегаю и мы вдвоем с топольнинцем, подхватив друга с боков за локти, ставим Сергея на ноги, прямо в речке. Он весь мокрый и грязный, по его щекам съезжает вниз вязкий и мокрый речной ил. Сергей смачно сплевывает набившийся в рот ил себе под ноги. Покуда он, поскользнувшись и упав в речку, возился в ней, силясь встать, грязная теплая вода Муты доверху заполнила его резиновый гидрокостюм. Теперь, когда он стоит на ногах, вода плещется у него под самым горлом, у кадыка. Гидрокостюм полностью заполнен грязной водой и раздулся, как переполненная резиновая грелка. Только внутри этой «грелки» торчит сейчас целый взрослый человек. Со стороны Сергей отдаленно походит на толстого веретенообразного глазастого белого червяка с логотипа шинной фирмы Мишлен. Он стоит, булькая водой по колено в грязном омутке, и слегка покачивается от перетоков воды внутри гидрокостюма – от живота к спине и обратно.

– Гляньте-ка, костюм раздулся, как гондон! – разлепляет рот Сергей, отплевавшись. Он нимало не смущен и весело хохочет над своим нелепым положением вместе с нами.

Мы пробуем расстегнуть молнию на горле, чтобы слить воду. Но молнию заклинило. Тогда мы аккуратно кладем Сергея на живот на глинистом берегу, с сильным уклоном головой вниз. Мутная вода с шумом вырывается из костюма через узкую горловину в омуток, попутно снова заливаясь Сергею в нос и в рот. Он громко фыркает, чихает, отплевывается и ругается. Костюм спадает, облепляя внутри мокрую одежду Сергея. Мы вновь поднимаем его на ноги и после нескольких минут возни расстегиваем наконец замок. Сергей вылезает из резины, весь грязный и мокрый, илистая вода Муты густо налипла на него, в складках одежды застряли буро-зеленые водоросли.

– Я – все! – машет рукой Сергей, отдышавшись. – Пойду сушиться к машине!

Он подхватывает мокрый гидрокостюм, мы суем ему выловленную из-под коряги удочку, и он бредет в слепящий зной по лугу к дороге, где виднеется наш автобус.

Настроение испорчено. За два с лишним часа изнурительной рыбалки нам попались не больше семи жалких рыбешек, ради которых мы все уже ободраны и побиты кустами и корягами, а один из нас чуть не потонул, едва не сгинув в грязном омуте. Еще с час без всякого настроения мы вдвоем с топольнинцем прыгаем и скользим по мягкой глине Муты, макаем в грязную воду своих мух, отплевываемся от липкой паутины, хватаемся за пыльные ветки, расплетаем и связываем леску, после чего, не сговариваясь, сматываем удочки и выходим на пылающую жаром поляну. Топольнинский мужичок утирает потную шею своей белой кепкой. Весь наш жалкий улов составляет десяток серебристых, склеившихся одна с другой на дне мятого целлофанового кулька рыбешек.

Мы тащимся к уазику и там обнаруживаем новую катастрофу! Водитель сидит в тени машины, на сухой пыльной земле, прислонившись спиной к грязному боку автобуса. Лицо его бледно, как бумага, и он едва-едва пребывает в сознании. Около него сидит на корточках Сергей и, сопя, наматывает слой за слоем на кисть правой руки шофера широкий бинт. Рядом на земле валяется раскрытая аптечка, разбросаны пузырьки с перекисью водорода. Сквозь бинты из руки водителя густо сочится алая кровь.

– Что случилось?! – вдвоем с топольнинским мужичком кричим мы.

Однако водитель только поводит в нашу сторону полузакрытыми глазами под дрожащими веками и молчит. Он еле дышит.

– Он взялся ножом консервную банку с лососем открывать и случайно полоснул себя по руке ножом! Разрезал глубоко – между большим и указательным пальцем! А сам вот даже вида крови не переносит! Увидел, как кровь хлынула из руки, и в обморок грохнулся. А кровища-то течет! Я его посадил тут, нашел аптечку, рану обработал перекисью и вот сейчас бинтую руку. А он только-только в сознание понемногу приходит, – рассказывает Сергей, продолжая крест-накрест наматывать широкий бинт.

Грунт у машины залит кровью. Водитель открывает глаза, видит кровь, его затылок опять стукается о железный бок автобуса.

– Вот же черт! – чертыхается Сергей, весь мокрый и грязный.

День уже понемногу клонится к вечеру. Разогретый воздух в долине Муты замер недвижно, зной стоит нестерпимый, укрыться от него негде. Мы все побиты и покалечены, кто-то больше, кто-то меньше. Прозрачный кулек с жалкими хариусами заброшен на затоптанный пол под дальнее сиденье уазика. Водитель пришел в себя, но он все еще слаб и бледен, рука его замотана бинтами и сильно болит. Сергей немного обсох, однако одежда стоит теперь на нем колом, мокрые швы брюк и рубашки режутся и раздражают кожу, ноги в отяжелевших сапогах преют от влаги и жары. Тем не менее он вызывается рулить. Мы громоздимся в автобус, разворачиваемся и медленно едем в сторону базы. Ведет Сергей, которому сегодня изрядно досталось. Водитель молча, бледный, сидит сзади и тупо смотрит в окно. Топольнинский мужичок клюет носом, в углу его рта прилип к губам бычок.

Когда мы, на этот раз без приключений, добираемся до Денисовой пещеры, водителя тут же уводит местный доктор – на промывку раны и перевязку. Сергей уносит покрытый грязью гидрокостюм к себе в домик, где принимает душ и переодевается в чистую сухую одежду. Мы с топольнинским мужичком сидим в теньке, на широком крыльце столовой, и дуем чай с печеньем. Солнце уже зашло за Дедку. Смеркается. День пролетел быстро, все мы чертовски измотаны. И тут я вспоминаю про хариуса:

– Дьявол! Мы же рыбу оставили в машине! На жаре!