Сияющий ангел

После трагедии Полина Викторовна еще сильнее почувствовала, что бессильна что-либо сделать, помочь, и если он выживет, то будет благодарен только Шурику и девчонке. А она будет в стороне. Подумала об этом, — и стало страшно. Что же это с ней происходит, в самом деле? Почему такие мрачные мысли? Откуда такие сомнения? И тут же сама ответила на свой вопрос. Она никому не нужна, никто в ней не нуждается, скоро о ней все позабудут. Вот и сейчас Шурик сказал, что вытащит его для дочери, но не для нее.

Пустым взглядом она окинула кухню. Что хорошего ее может ждать впереди? А если Андрей умрет? Разве она переживет его потерю? Но даже если он останется жив, разве он будет с ней? Нет, она обречена на одиночество и страдания.

Как ей все надоело. Как она устала. Каким все стало бесцветным и бесполезным. Думая об этом, Полина Викторовна подошла к плите и открыла газ. Тихое шипение наполнило кухню.

“Может, это выход? Чтобы никому не мешать”.

Она плотно прикрыла дверь кухни.

У Ии на глазах блестели слезы. Она сидела на табурете и молча наблюдала за действиями Полины Викторовны. Ей нельзя вмешиваться. Она не имеет права.

“Люди, люди! Что же вы так легко сдаетесь? Почему так быстро теряете веру в жизнь? Почему считаете, что все невзгоды мира обрушились именно на вас? Когда же вы успели лишиться этого естественного умения и великого желания — наперекор всему выстоять и победить? Разве вы не чувствуете, как в вас бьется, пульсирует и рвется наружу невероятная сила, чудовищная жажда жизни, неукротимая энергия уверенности в себя. Как вы могли подумать, что рождены для страдания. Ну попробуйте хоть что-то изменить сами, попробуйте поверить, что сможете. Сделайте хоть одну попытку! Эх, вы! Совершенные несовершенства”.

* * *

Ни разу не перебив Анну вопросом, не вставив не единой фразы и уплетая за обе щеки роскошный обед, Маша слушала с широко раскрытыми глазами. Изредка она сокрушенно качала головой и, бросив торопливое: «Ну-ну, дальше», — принималась за новое блюдо. Анна, напротив, едва прикоснулась к еде. Глаза ее блестели от еле сдерживаемых слез. Рассказывая о трагедии, она вновь и вновь переживала ужас того дня. Анна ничего не упустила, особенно подробно описала все, что касалось Виталика, под конец изложила суть просьбы.

— Стоимость услуги по желанию исполнителя, — закончила Анна.

— Я поговорю с отцом сегодня же и вечером тебе перезвоню. После девяти вечера, — Маша задумалась ровно на секунду. — Думаю, что он сможет организовать такое. В общем, посмотрим.

— Я надеюсь.

— Слушай, Аня, а можно я у тебя спрошу? Про Андрея?

— Пожалуйста, спрашивай.

— А как ты с ним познакомилась? И как смогла в него… — Маша скомкала окончание фразы.

— Влюбиться?

— Да, он же был слепой.

Анна устало улыбнулась. Как она в него влюбилась? Ответить было сложно. Просто так вышло. Она и сама не знала, как и почему. Хотя, если разложить все по полочкам, наверное, можно найти ответ. Просто она еще не пыталась: ей этого не нужно. Ей было достаточно того, что она чувствовала. Он был не такой, как все. Во всем. А еще он был талантливым человеком. И он умел ее любить. А это дорогого стоит — умение любить! Ничего этого Маше она рассказывать не стала.

— Как познакомились? — Анна улыбнулась. — А знаешь, я никому этого, кроме мамы, не рассказывала. Не поверишь. Презабавная история, можно роман писать.

— Анечка, расскажи.

Анна подумала, с чего бы начать, и решила — с трамвая. Маша внимательно слушала. Тут уж она не молчала. Ее интересовали все подробности. Когда Анна дошла до замысла статьи, еще до поездки с Андреем на пруд, Маша спросила:

— Но ты же еще почти ничего не знала, что же ты собиралась писать?

— Я же объяснила, что решила все придумать. Кстати, у меня где-то в бумагах лежит фрагмент того черновика, если хочешь, могу принести.

— Конечно, хочу.

— Ну, тогда посиди немного, я сейчас, — Анна пошла в свою комнату. Отыскав нужную папку, нашла этот лист.

— На, читай.

— А можно, ты сама прочтешь?

— Ну, хорошо. — Анна улыбнулась. — Слушай:

“После автокатастрофы Ия перенесла три операции. Дольше всего заживала нога, которую пришлось собирать фактически по частям. И это еще не все — впереди ее ждала пластическая операция. Смотреть на себя в зеркало не было никаких сил. С левой стороны лица от виска до подбородка шел огромный пунцовый рубец. Но думать об этом сейчас просто не было смысла”.

Анна остановилась, побледнела.

— Что это?

— Ань, ты чего? — настороженно спросила Маша.

— Подожди, — Анна махнула рукой. Начала снова читать.

— Ия? Автокатастрофа? Ногу собирали по частям, значит, может хромать. Шрам с левой стороны лица. Что за чертовщина? — испуганно выкрикнула она.

— Анечка, объясни, в чем дело? Тебя всю трясет.

— Я не понимаю! Как это? Не может быть!

Маша не на шутку испугалась, наблюдая, как Анна изменилась в лице. Та, не слыша вопросов девушки, в который раз пробегала глазами текст.

— Господи, что со мной происходит?

— Аня, тебе плохо? Может, позвать кого?

— Мне плохо. Только звать никого не нужно. Маша, прости, мне нужно побыть одной. Я сейчас скажу, тебя отвезут, куда нужно, хорошо?

— Да, конечно. — Маша сама испугалась резкой перемены в поведении Ани. — Я позвоню вечером, как договорились, не переживай.

— Спасибо, Машенька. Мы потом еще поговорим. Только потом.

Проводив гостью, Анна бросилась к себе в комнату. Опять начала читать черновик с описанием травм Ии. Может, она сходит с ума? Или это просто такое совпадение? Или не совпадение? Кто такая эта Ия? Теперь она думала о реальной девушке, приходившей к ней в салон. Потом была больница, потом троллейбус… В истерике упала на колени, причитая, зарыдала:

— Господи! Господи! Что это? Мне страшно!

Не хватало воздуха. Анна подняла глаза вверх.

— Что тебе от меня нужно? Зачем так издеваться? Не можешь помочь, так не мешай!!! Я тебя ненавижу! Оставь меня в покое!

Прислуга тихонько стояла за дверью и слушала, как Анна кричала. Лариса Ивановна тихонько всхлипнула.

— Может, вызвать «скорую»? — робко предложила она.

— Не нужно, я сейчас позвоню Александру Станиславовичу. Пусть сам решает, что делать, — деловито заметила экономка.