Скала прощания

— Ты сама себя перехитрила, влезая не в свои дела. Они не обручены. Джошуа это сам признал. Я никакого закона не нарушу, убив его. А Утварт готов выплатить калым.

Джулой пристально посмотрела на него.

— Они не женаты, и Джошуа не просил ее руки. Это так. Но ты забываешь собственные обычаи, Фиколмий из Клана Жеребца. Есть и другие формы обручения.

Он плюнул.

— Никаких, кроме отцовства… — он замолчал, наморщив лоб от неожиданной мысли. — Ребенок?

Джулой ничего не сказала.

Воршева не подняла лица, которое было скрыто ее темными волосами, но рука, до этого ласкавшая окровавленную щеку Принца, замерла, как заяц под змеиным взглядом.

— Это правда, — вымолвила она, наконец.

Лицо Джошуа выражало целый сонм эмоций, в которых было трудно разобраться, тем более сейчас, когда оно было покрыто синяками и ссадинами.

— Ты… И давно ты это знаешь?.. Ничего не говорила…

— Я знала это еще до падения Наглимунда, — призналась Воршева. — Я боялась тебе сказать.

Джошуа смотрел, как слезы оставляют на ее запыленном лице новые дорожки. Он поднял руку и на миг прикоснулся к ее плечу, потом снова уронил ее на колени. Он перевел взгляд с Воршевы на Джулой. Колдунья задержала его взгляд; они обменялись какой-то мыслью.

— Клянусь четвероногими, — прорычал, наконец, озадаченный Фиколмий. — Значит, обручение из-за ребенка, так? В случае если это его ребенок, то есть.

— Это его ребенок, свинья! — яростно воскликнула Воршева. — И ничьим другим он быть не может!

Утварт выступил вперед, звякнув пряжками на сапогах. Он вонзил острие своего кривого меча в пол.

— Тогда — вызов, — произнес он. — Бьемся насмерть. — Он взглянул на Джулой, и выражение его лица стало настороженным. — Воршева, дочь марч-тана — награда за победу. — Повернувшись к принцу, он вытащил свой меч из доски. Кривой клинок выдернулся легко, как перышко. — Вызываю. Я вызываю.

Глаза Джошуа были жесткими, когда он произнес сквозь разбитые губы:

— Господь слышит.

Деорнот смотрел на распухшее лицо принца.

— Утром?! — воскликнул он так громко, что привлек внимание одного из стражников. Тритинги, укутанные в толстые плащи, спасавшие от ночной прохлады, совсем не рады были караулить продуваемый бычий загон. — Почему бы им просто не убить вас, и дело с концом?

— Дается возможность, — сказал Джошуа, и сильно закашлялся.

— Какая возможность? — горестно спросил Деорнот. — То, что однорукий человек, избитый накануне в кровь, может утром подняться и победить гиганта? Милостивый Эйдон, если б только попался мне в руки этот змей Фиколмий!

Единственным ответом Джошуа был лишь кровавый плевок в грязь.

— Принц прав, — заметила Джулой. — Это шанс. Что-то лучше, чем ничего.

Колдунья вернулась в загон, чтобы ухаживать за принцем. Стражники поспешно уступили ей дорогу: по лагерю уже шептались о ее способностях. Дочь Фиколмия не пришла с ней: ее заперли в отцовской повозке, где она пропивала слезы гнева и печали.

— Но у тебя же было преимущество, — сказал Деорнот колдунье. — Почему ты не нанесла удара тогда же? Почему ты допустила, чтобы он прислал стражу?

Желтые глаза Джулой сверкнули в свете факела.

— У меня не было никакого преимущества. Я однажды уже сказала тебе, рыцарь Деорнот, что я не знаю военной магии. Я выбралась из этого ограждения — да, но остальное было сплошным блефом. А теперь, если ты перестанешь обсуждать то, что недоступно твоему пониманию, я смогу применить свои настоящие способности в деле. — Она переключила свое внимание на принца.

Как ей удалось выбраться из ограждения? Деорнот все не мог этого понять. Минуту назад она бродила у дальнего конца ограды, и вот ее уже как не бывало.

Он потряс головой в недоумении. Но спорить бесполезно. Он тронул Джошуа за плечо.

— Если я чем-нибудь могу помочь, мой принц, только скажите. — Он упал на колени, потом быстро глянул на колдунью. — Я приношу извинения за свои необдуманные слова, валада Джулой.

Она что-то буркнула в ответ. Деорнот встал и удалился.

Остальная изнуренная компания сидела у другого костра. Тритинги, в которых все же было немного сострадания, дали им хвороста и прутьев. Они не были лишены милосердия, но они не были и глупы: подобное топливо могло дать тепло, хоть и скудное, но не могло быть использовано как оружие, как, например, горящая головня. Мысль об оружии навела его на размышления, пока он сидел между Сангфуголом и отцом Стренгьярдом.

— Так подло это не должно закончиться, — сказал он. — Вы слышали, что случилось с Джошуа?

Стренгьярд заломил тонкие руки.

— Они необразованные варвары, эти жители степей. Мать Элисия, я знаю, что все люди равны перед Господом, но это зверство! То есть, я хочу сказать, что даже невежество не может служить оправданием такого… — он рассерженно замолчал.

Сангфугол приподнялся, поморщившись от боли в ноге. Каждый, кто знал его раньше, был бы поражен: лютнист, который всегда был необычайно тщательно ухожен и щеголеват порой до смешного, теперь выглядел оборванным, грязным и запущенным бродягой. — Если Джошуа погибнет? — спросил он тихо. — Он мой господин и я люблю его, наверное, но если он умрет, — что же будет с нами?

— Если нам повезет, мы останемся на положении рабов, — сказал Деорнот, слушая собственные слова, как будто произносимые чужими устами. Он ощущал полную опустошенность. Как могло все дойти до этого? Год назад мир был упорядочен, прочен. — Если же нам не повезет… — продолжил он, но не закончил мысли, да это и не нужно было.

— Хуже всего придется женщинам, — прошептал Сангфугол, оглядываясь на герцогиню Гутрун, которая держала на коленях спящую Лилит. — Эти люди — грубияны, не ведающие Бога. Вы видели, какие шрамы они себе наносят?

— Изорн, — неожиданно позвал Деорнот. — Подойди, пожалуйста.

Сын герцога Изгримнура перебрался к нему.

— Мне кажется, — сказал Деорнот, — нам следует как-то подготовиться к завтрашней битве Джошуа.

Стренгьярд встревоженно поднял голову.

— Но нас так мало… полдюжины среди тысяч.

Изорн кивнул. Легкая усмешка промелькнула на его широком лице.

— По крайней мере, мы сможем выбрать, как умереть. Я им не отдам свою мать. — Улыбка исчезла. — Клянусь Узирисом, я сам убью ее.