Скалолаз

Шеель громко рассмеялся.

– Бедный Хорст! Он так и не узнал, кто был нашим координатором. Он перебрал всех, вплоть до Алины. – Строго посмотрев на Сергея, террорист спросил: – А ты, Курочкин, откуда знаешь это прозвище?

– Алина сказала. Хорст как-то раз назвал ее так.

Шеель приподнял бровь.

– Мне не понятно, как Хорст узнал об этом. – И повернул голову в сторону. – Ты сам-то никому не говорил, а, Доктор?

Новак стоял бледный, прикрыв глаза руками.

Сергей заглянул ему в лицо:

– Тебе плохо? У тебя вид человека, которому нужен нашатырь.

Тот покачал головой:

– Нет… то есть да, со мной все нормально.

Сергей повернулся к вице-премьеру Мирославу Кроужеку.

– Тебя спрашивают, Координатор, чего молчишь?.. – Курочкин отыскал глазами Новака. – Телохранитель, иди сюда, нюхни разок-другой. От твоего шефа так воняет, что даже мертвого приведет в чувство.

3

Огромная белая стена уперлась в небеса четкой гранью вершины, и словно дорожки пробежали вниз ребра; казалось – ступи на одну из них, и тебя уже не остановить.

Вице-премьер невидяще смотрел вдаль. Все расплылось перед его глазами, Кангбахен вывернулся наизнанку, подставив для падения Мирослава Кроужека острую грань.

Сергей Курочкин обошел вице-премьера и стал перед ним. Заложив руки за спину, покачался взад-вперед.

– У нас обычно спрашивают: «Как ты докатился до такой жизни?»

Кроужек резко отвернулся от скалолаза и сжигал теперь глазами Ларса Шееля:

– Вот гад, а! Вот падаль! Я столько сделал для тебя, а ты… «Наша гора!.. Я завидую!..» Ведь все, как последний кретин, выкладывал: кто в какой палатке спит, как меня охраняют!

– А можно сначала? – спросил Сергей. – Я что-то ничего не пойму.

Ларс Шеель неотрывно смотрел на Кроужека и смеялся ему в лицо. А тот продолжал изрыгать на него проклятья:

– Он, видишь ли, заботится о моем здоровье, надеется, гад, на дальнейшую работу!

Сергей психанул:

– Какую работу?!

Шеель перестал смеяться:

– Работу, которую он время от времени предоставлял нам. Но он забыл, по чьим спинам карабкался к власти, к посту в правительстве, к деньгам. Он только говорил: Ларс, мне мешает тот-то и тот– то – и Ларс со своей командой расчищал ему путь. Сначала конкуренты по бизнесу, а потом, когда впереди забрезжила перспектива власти, – государственные чиновники и строптивые банкиры. Хороший путь, Мирослав, я проложил тебе – от спекулянта с экономическим образованием до депутата, от депутата-миллионера до вице-премьера. Четыре года! От подпольного дельца я провел тебя к власти за четыре года! И никто не знал об этом. Только бригада каких-то бритоголовых мозгляков, которые в начале твоего восхождения якобы имели на тебя все права. «Крыша»! Хотел бы я посмотреть, кем бы ты стал с ними, если бы меня вовремя не оказалось рядом.

Шеель посмотрел на Сергея:

– «Крыша» – твои ровесники, в коже, в спортивных шмотках, кулаки, как помойные ведра, головы – не лучше, на джипах. Ты не поверишь, Курочкин, я приехал на задрипанной «Волге». Мне – под пятьдесят. Я показал им дорогу: прямо и направо, желательно не оглядываться. На джипах, говорю, доедете. Они не поняли. Хорст, Мартин, Дитер – всем за тридцать, у каждого автомат. Мы решили проблему с «крышей» просто – расстреляли бандитов, и все. – Шеель повернул голову к Кроужеку. – Вот тогда, Мирослав, я и взял тебя за руку и вел четыре года.

Сергей нетерпеливо перебил немца:

– Мне это очень хорошо знакомо. У нас, в России, пальба идет не хуже, чем у вас. И посты занимают примерно тем же методом. Но ты объясни мне, дураку, на кой хер Кроужеку понадобилось, чтобы ты его похитил?

– Он этого не хотел.

Сергей закатил глаза:

– Он наводчик? Координатор?

– Да. И очень хороший. Ему не хотелось платить нам из собственного кармана, так он придумал нам работу, за которую мы сами платили ему проценты. Он давал нам наводку, мы брали заложников, нам приносили деньги. С его информацией это раз плюнуть. Расклад вплоть до секунды. И он вне подозрений. И опять же в этом была моя заслуга. К примеру, Мирослав дает наводку на своего друга. Я ему говорю: после случившегося не рвись высказывать свои сожаления первым. Потому что люди не дураки, такой расклад мог дать только близкий, хорошо знакомый человек. Вот он и ходил утешать где-то в середине: узнал, мол, но ты извини, много работы. А подозрения обычно падали на тех, кто приперся соболезновать одним из первых.

Сергей остановил немца жестом руки:

– Ты стратег, Ларс, молодец! Тебя я больше остальных знаю. Но ты все же объясни: вот он – наводчик, зачем он тебя-то за собой в горы потянул и давал на себя наводку? Он что – больной?!

– Он не тянул меня за собой в горы.

– Но наводку он тебе давал?

Шеель согласно кивнул:

– Давал. Где остановились, какая погода, где задержатся на день, в какой палатке у них рация. В общем, все, что мне было необходимо. У нас с ним была связь. Ровно в десять часов вечера. Он связывался со мной, я расспрашивал его, он мне отвечал.

Сергей повторился:

– Он больной?

– Нет.

– Тогда я больной. – Парень потрогал голову. – Новак, ты больной? А ты, Доктор? Тоже нет? Тогда для начала ответь мне, почему тебя зовут Доктором. Может, тогда я пойму?

Кроужек упорно молчал. Слово опять взял Шеель:

– Это я назвал его так. Причем совсем недавно. Мирослав сообщил мне, что ему поручено курировать вопросы по здравоохранению. Я в шутку назвал его доктором. И это прозвище как-то приклеилось к нему.

– Так, все равно непонятно. – Сергей медленно прошелся перед вице-премьером. – Вот он, доктор, идет по горам и не хочет, чтобы его похитили. Зачем тогда он тебе обо всем рассказывал, а, Ларс?

– Я сам его просил об этом. Мне, мол, интересно, скучаю по горам и прочее. Он и звонил мне, соединяясь по магнофону – это автономная связь. О ней он сам мне рассказал, а я очень хорошо знаю этот аппарат. Я еще в Чехии объяснил Мирославу, как можно соединиться со мной, используя только клавиатуру рации – никаких, говорю, кодов городов и процедур клонирования. Я ему дал номер, по которому он связывался со мной. Он звонил мне в Чехию. Но это он так думал. А я был от него всего в нескольких километрах, смотрел на нашу с ним гору.

Ну вот и все. Сергей наконец все понял – в одну секунду, дивясь изобретательному уму Шееля. Он посмотрел на сгорбленную фигуру Мирослава Кроужека и равнодушно спросил:

– Как он тебя, а?..

И уже чуть разочарованно спросил у Шееля:

– А зачем он вывел из строя магнофон?

– Его никто из строя не выводил. Просто я видел, что Хорст рехнулся окончательно, постоянно гадая, кто же Координатор. Накануне операции я сказал ему: «Координатор вывел рацию из строя». Хорст совсем спятил, заподозрил Алину. А вообще, Мирослав стал очень жадным последнее время. Чем больше денег, тем он становился жаднее. Я воспользовался его гениальной идеей отпраздновать день рождения в горах и поставил перед собой три задачи: посмотреть на свою гору, прилично в последний раз заработать и наказать Мирослава. И он не способен был догадаться об этом. Хотя я проявлял довольно подозрительный интерес к его предстоящему походу. Но он за четыре года привык видеть во мне послушного исполнителя, не более. Для него это был шок, когда два дня назад он увидел меня. Но соображает он быстро: пять секунд – и он хлопнулся в обморок. Для нас он – идеальный заложник. Ни у кого не надо просить выкупа за него. Только привести его в банк в одной из подходящих для нас стран. Разумеется, мы выбрали Китай, а не Северную Корею…

А Мирослав потому так легко согласился на выкуп, что мое внезапное появление просветило его мозги: компромат. Даже раскаленное железо не делает человека таким сговорчивым, как компрометирующий материал на него. Без досье на такого влиятельного человека я бы не предпринял столь дерзкого мероприятия. И он понял это до того, как в ужасе произнес мое имя в промежуточном лагере. Я мог бы еще в Чехии путем шантажа потребовать у него деньги. Но он был бы в безопасности и мог пойти ва-банк: давай, Ларс, я потеряю власть, но ты останешься без денег. Плюс я терял «крышу» в госбезопасности Чехии. А мне это до поры до времени было не на руку. Но если уж совсем честно, то компромат я держал не с целью выкупа. Просто мне представился случай взять Мирослава. Объемистый пакет, включая магнитофонные и видеозаписи, стоит тех денег, которые я запросил с него. Но главное, для чего я записывал наши с ним беседы, – это крайний вариант, это моя свобода. Прав был один негодяй, когда говорил, что КГБ – это Ватикан. И ему важнее заполучить досье на третье лицо государства, чем видеть лицо террориста за решеткой. Как – детали этого обмена мною полностью продуманы. И поможет мне в этом тот же негодяй, Йозеф Янчула. А ты, Курочкин, напомнил мне об одном подарке. Меня, террориста, вы втихаря обменяли на какую-то мелкую сошку. Это мой козырь, и я буду им биться. Эту информацию подтвердит тот же Янчула и его близкий товарищ, который все еще работает послом в Москве. Кто знает, может быть, сверху я потребую вознаграждение.