Скандальная леди

Продолжая наставлять Офелию, он подвел ее к стулу напротив камина и усадил на него, после чего сам сел с ней рядом и с воодушевлением стал развивать свою проповедь, не замечая, что все еще держит девушку за руку.

– Ваша сестра всегда так завораживающе воздействует на мужчин? – тихо спросил кузен викария у Корделии, насмешливо поглядывая на парочку возле камина.

– Да, – ответила Корделия, стараясь не выдать нарастающего в ее сердце возмущения поведением сестры. Все-таки на этот раз жертвой ее коварного притворства стал священник! Хорошо, что викарию из прихода в Йоркшире перевалило за девяносто. Да и он порой благодушно похлопывал Офелию по руке и подолгу беседовал с ней.

– С бородавкой на носу она немного перестаралась, – заметил не без иронии Рэнсом Шеффилд. – Без грима она выглядит значительно симпатичнее. Вам так не кажется?

Он выразительно взглянул на Корделию, и она густо покраснела и неожиданно для самой себя без обиняков спросила:

– Зачем вы лезли в окно пристройки к театру?

Он усмехнулся и ничего не ответил, продолжая смотреть на нее своими холодными серыми глазами.

– Вы не похожи на вора, – продолжала она, осмелев. – Во всяком случае, я не думаю, что вы частенько проникаете тайком в чужие дома.

– А почему вы так считаете? – спросил он. – За кого вообще вы меня принимаете?

– За джентльмена, разумеется! – ответила Корделия. – Об этом говорят и ваши манеры, и стать, и одежда. Я уже не говорю о том, что вы не колеблясь заступились за нас и не испугались шайки негодяев. Рапира же, спрятанная в полой трости, наводит меня на мысль, что вы человек военный.

О том, что ее смущала его осведомленность о преступном мире Лондона и способность легко ориентироваться в нем, она благоразумно, промолчала, хотя этот вопрос и готов был сорваться с языка.

– Вы переоцениваете меня, – промолвил Рэнсом, полуприкрыв серые глаза густыми длинными ресницами. – Должен заметить, что добротный костюм и свежая сорочка еще не доказывают добропорядочность мужчины. Откуда вам знать, что эту одежду я не украл у кого-нибудь? Это не так уж и трудно сделать.

– Похоже, что вы бы предпочли, чтобы вас принимали за вора, – пробормотала Корделия немного растерянно. – А вашему кузену викарию это известно? Может быть, стоит открыть ему глаза на то, чем вы действительно занимаетесь?

– Стоит ли волновать утомленного викария? – тихо спросил Рэнсом Шеффилд, невинно хлопая ресницами. – У него в приходе достаточно своих заблудших овечек. Давайте не будем обременять его новыми хлопотами, ведь они все равно останутся втуне.

– Поскольку вы трудновоспитуемы? – предположила Корделия.

– Боюсь, что так, – с обворожительной улыбкой ответил Рэнсом, но Корделия нашла ее больше похожей па хищный оскал и насторожилась, смекнув, что с этим человеком шутки плохи. В сложившихся обстоятельствах разумнее было забрать Офелию из-под опеки викария и увести ее в спальню, где хорошенько отдохнуть, а утром на свежую голову все тщательно обдумать.

– По-моему, я столь же склонен безропотно соблюдать правила приличия, как и ваша сестра, способная служить образцом скромности, покорности и благонамеренности, – саркастически добавил Рэнсом Шеффилд, бесстыдно поедая Корделию взглядом.

– Не смейте оскорблять мою сестру! – воскликнула она.

Он недоуменно вскинул брови.

Корделия зарделась и обернулась: к счастью, викарий и Офелия не слышали их пикировки.

Дверь отворилась, и в гостиную вошла экономка, неся поднос с закусками и посудой для чаепития.

– Я принесла вам чаю и сандвичей, ваше преподобие, – сказала она. – Комната для леди готова.

– Благодарю вас, Мадиган, – сказал молодой священник.

Обернувшись, он взглянул на своего кузена и Корделию, и те, поняв его без слов, уселись за стол.

Корделия почувствовала, что она зверски голодна и готова съесть все сандвичи одна. Несомненно, именно это и стало причиной ее чрезмерной нервозности во время разговора с Рэнсомом, а вовсе не его вызывающая аморальность. Стараясь не смотреть на него и не замечать его как бы случайных прикосновений, она сосредоточилась на еде. Но специфический мужской запах назойливо дразнил ее ноздри и вынуждал ерзать на стуле, а сердце то и дело замирало.

Немного успокоили ее только чудесные пирожки, которые таяли во рту, когда она запивала их крепким горячим чаем, любезно налитым в ее чашку экономкой. Несколько смягчили ее гнев на соседа по столу и волны теплого воздуха, исходящие от камина, спиной к которому она сидела, уплетая один сандвич за другим и краем уха слушая беседу викария с Офелией. Похоже было, что хитрая сестричка уже уговорила мягкосердечного пастыря благословить ее на пробы в театре. О своем покаянии она, разумеется, уже забыла.

Корделия знала, что Офелия никогда не отступится от поставленной цели стать знаменитой актрисой. И пока сестра морочила голову молодому священнику, она за обе щеки уплетала толстенные бутерброды с ветчиной и жареной курятиной, рассудив, что на пустой желудок в голову не полезут никакие проповеди. Офелия же каким-то необъяснимым образом умудрялась не отставать от нее, хотя говорила без умолку.

Заморив червячка, сестры Эпплгейт пожелали всем спокойной ночи и удалились в свою спальню. После их ухода Рэнсом Шеффилд еще долго сидел у камина, глядя на языки пламени, погруженный в глубокие раздумья.

Викарий сопроводил девушек в комнату, скудно обставленную, но безукоризненно чистую, поставил на пол в углу их саквояж и ушел, пожелав гостьям хороших снов.

Корделия тяжело вздохнула, ощутив чудовищную усталость.

Долгая поездка в дилижансе из Йоркшира в Лондон, опасная ночная прогулка по ночному городу, едва не стоившая ей жизни, но завершившаяся чудесным спасением, и, наконец, ниспосланные им небом ужин и ночлег в доме викария – все это наполнило ее тело свинцовой тяжестью, и веки не стали исключением.

Готовая завалиться в кровать не раздеваясь, она широко зевнула и потерла глаза пальцами. В комнате было прохладно. Она все-таки разделась, надела ночную сорочку и умылась теплой водой, принесенной в кувшине экономкой. И только вытершись льняным полотенцем, она залезла наконец под одеяло.

Пока Офелия умывалась, Корделия закрыла глаза и стала вспоминать события этой ночи: внезапное нападение на них с сестрой злоумышленников в темном проулке, их искаженные злобой лица, свое чудесное спасение. Нес эти видения слились в пеструю мозаику в ее воспаленном мозгу и вопреки ее ожиданию мешали ей быстро заснуть.